Неточные совпадения
Скотинин. Я ее и знаю. Я и сам
в этом таков же.
Дома, когда зайду
в клева да найду их не
в порядке, досада и возьмет. И ты, не
в пронос слово, заехав сюда, нашел сестрин
дом не лучше клевов, тебе и досадно.
На улице царили голодные псы, но и те не лаяли, а
в величайшем
порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и
дома; и только
в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал далеко за полночь зловещий свет.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и
дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть
в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
Какой же это порядок-то
в доме будет?
Этому отчасти способствовал
порядок, который она завела у себя
в доме и
в жизни.
Арина завела
порядок в доме.
Приятелей наших встретили
в передней два рослые лакея
в ливрее; один из них тотчас побежал за дворецким. Дворецкий, толстый человек
в черном фраке, немедленно явился и направил гостей по устланной коврами лестнице
в особую комнату, где уже стояли две кровати со всеми принадлежностями туалета.
В доме, видимо, царствовал
порядок: все было чисто, всюду пахло каким-то приличным запахом, точно
в министерских приемных.
— Вы, на горке,
в дому, чай пьете, а за кирпичным заводом,
в ямах, собраньице собралось, пришлый человек речи говорит. Раздразнили мужика и все дразнят.
Порядка до-олго не будет, — сказал Петр с явным удовольствием и продолжал поучительно...
— Вот какие мы, — откликнулась Марина, усаживая ее рядом с собою и говоря: — А я уже обошла
дом, парк; ничего, —
дом в порядке, парк зарос всякой дрянью, но — хорошо!
— А — ничего! — сказала она. — Вот — вексель выкуплю, Захария помещу
в дом для
порядка. — Удрал, негодяишка! — весело воскликнула она и спросила: — Разве ты не заметил, что его нет?
Бальзаминов.
Порядок, маменька, обыкновенный. Узнал я, что
в доме есть богатые невесты, и начал ходить мимо. Они смотрят да улыбаются, а я из себя влюбленного представляю. Только один раз мы встречаемся с Лукьян Лукьянычем (я еще его не знал тогда), он и говорит: «За кем вы здесь волочитесь?» Я говорю: «Я за старшей». А и сказал-то так, наобум. «Влюбитесь, говорит,
в младшую, лучше будет». Что ж, маменька, разве мне не все равно?
Кухня была истинным палладиумом деятельности великой хозяйки и ее достойной помощницы, Анисьи. Все было
в доме и все под рукой, на своем месте, во всем
порядок и чистота, можно бы сказать, если б не оставался один угол
в целом
доме, куда никогда не проникал ни луч света, ни струя свежего воздуха, ни глаз хозяйки, ни проворная, всесметающая рука Анисьи. Это угол или гнездо Захара.
Наконец, большая часть вступает
в брак, как берут имение, наслаждаются его существенными выгодами: жена вносит лучший
порядок в дом — она хозяйка, мать, наставница детей; а на любовь смотрят, как практический хозяин смотрит на местоположение имения, то есть сразу привыкает и потом не замечает его никогда.
«Оно бы и тут можно жить, — думал он, — да далеко от всего, а
в доме у них
порядок строгий и хозяйство идет славно».
Не дай Бог, когда Захар воспламенится усердием угодить барину и вздумает все убрать, вычистить, установить, живо, разом привести
в порядок! Бедам и убыткам не бывает конца: едва ли неприятельский солдат, ворвавшись
в дом, нанесет столько вреда. Начиналась ломка, паденье разных вещей, битье посуды, опрокидыванье стульев; кончалось тем, что надо было его выгнать из комнаты, или он сам уходил с бранью и с проклятиями.
Поэма минует, и начнется строгая история: палата, потом поездка
в Обломовку, постройка
дома, заклад
в совет, проведение дороги, нескончаемый разбор дел с мужиками,
порядок работ, жнитво, умолот, щелканье счетов, заботливое лицо приказчика, дворянские выборы, заседание
в суде.
Ей стало гораздо легче, когда заговорили о другом и объявили ей, что теперь им можно опять жить вместе, что и ей будет легче «среди своих горе мыкать», и им хорошо, потому что никто, как она, не умеет держать
дома в порядке.
Она жила гувернанткой
в богатом
доме и имела случай быть за границей, проехала всю Германию и смешала всех немцев
в одну толпу курящих коротенькие трубки и поплевывающих сквозь зубы приказчиков, мастеровых, купцов, прямых, как палка, офицеров с солдатскими и чиновников с будничными лицами, способных только на черную работу, на труженическое добывание денег, на пошлый
порядок, скучную правильность жизни и педантическое отправление обязанностей: всех этих бюргеров, с угловатыми манерами, с большими грубыми руками, с мещанской свежестью
в лице и с грубой речью.
— Приезжает ко мне старушка
в состоянии самой трогательной и острой горести: во-первых, настает Рождество; во-вторых, из
дому пишут, что
дом на сих же днях поступает
в продажу; и в-третьих, она встретила своего должника под руку с дамой и погналась за ними, и даже схватила его за рукав, и взывала к содействию публики, крича со слезами: «Боже мой, он мне должен!» Но это повело только к тому, что ее от должника с его дамою отвлекли, а привлекли к ответственности за нарушение тишины и
порядка в людном месте.
Между тем
в доме у Татьяны Марковны все шло своим
порядком. Отужинали и сидели
в зале, позевывая. Ватутин рассыпался
в вежливостях со всеми, даже с Полиной Карповной, и с матерью Викентьева, шаркая ножкой, любезничая и глядя так на каждую женщину, как будто готов был всем ей пожертвовать. Он говорил, что дамам надо стараться делать «приятности».
— Я только, как полицмейстер, смотрю, чтоб снаружи все шло своим
порядком, а
в дома не вхожу, пока не позовут, — прибавила Татьяна Марковна.
Через неделю после радостного события все
в доме пришло
в прежний
порядок. Мать Викентьева уехала к себе, Викентьев сделался ежедневным гостем и почти членом семьи. И он, и Марфенька не скакали уже. Оба были сдержаннее, и только иногда живо спорили, или пели, или читали вдвоем.
Дом весь был окружен этими видами, этим воздухом, да полями, да садом. Сад обширный около обоих
домов, содержавшийся
в порядке, с темными аллеями, беседкой и скамьями. Чем далее от
домов, тем сад был запущеннее.
Проехав множество улиц, замков,
домов, я выехал
в другие ворота крепости, ко взморью, и успел составить только пока заключение, что испанский город — город большой, город сонный и город очень опрятный. Едучи туда, я думал, правду сказать, что на меня повеет дух падшей, обедневшей державы, что я увижу запустение, отсутствие строгости,
порядка — словом, поэзию разорения, но меня удивил вид благоустроенности, чистоты: везде видны следы заботливости, даже обилия.
— А то не угодно ли
в дом пройти, у меня всё
в порядке внутри. Извольте посмотреть, если
в наружности…
Здесь все было по-старому,
в том строгом
порядке, как это ведется только
в богатых раскольничьих
домах.
Вспомните выражение
в «пьяном» письме Дмитрия Карамазова: «Убью старика, если только уедет Иван»; стало быть, присутствие Ивана Федоровича казалось всем как бы гарантией тишины и
порядка в доме.
Дом у него
в порядке необыкновенном; даже кучера подчинились его влиянию и каждый день не только вытирают хомуты и армяки чистят, но и самим себе лицо моют.
Когда мы подходили к фанзе,
в дверях ее показался хозяин
дома. Это был высокий старик, немного сутуловатый, с длинной седой бородой и с благообразными чертами лица. Достаточно было взглянуть на его одежду,
дом и людские, чтобы сказать, что живет он здесь давно и с большим достатком. Китаец приветствовал нас по-своему.
В каждом движении его,
в каждом жесте сквозило гостеприимство. Мы вошли
в фанзу. Внутри ее было так же все
в порядке, как и снаружи. Я не раскаивался, что принял приглашение старика.
Какие светлые, безмятежные дни проводили мы
в маленькой квартире
в три комнаты у Золотых ворот и
в огромном
доме княгини!..
В нем была большая зала, едва меблированная, иногда нас брало такое ребячество, что мы бегали по ней, прыгали по стульям, зажигали свечи во всех канделябрах, прибитых к стене, и, осветив залу a giorno, [ярко, как днем (ит.).] читали стихи. Матвей и горничная, молодая гречанка, участвовали во всем и дурачились не меньше нас.
Порядок «не торжествовал»
в нашем
доме.
Первое следствие этих открытий было отдаление от моего отца — за сцены, о которых я говорил. Я их видел и прежде, но мне казалось, что это
в совершенном
порядке; я так привык, что всё
в доме, не исключая Сенатора, боялось моего отца, что он всем делал замечания, что не находил этого странным. Теперь я стал иначе понимать дело, и мысль, что доля всего выносится за меня, заволакивала иной раз темным и тяжелым облаком светлую, детскую фантазию.
Лет до десяти я не замечал ничего странного, особенного
в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу
в доме моего отца, что у него на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла
в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло своим
порядком, а между тем я начал призадумываться.
Наезды эти производили
в доме невообразимую суматоху; но последняя уже сделалась как бы потребностью праздной жизни, так что не она действовала угнетающим образом на нервы, а
порядок и тишина.
Аудиенция кончена. Деловой день
в самом разгаре, весь
дом приходит
в обычный
порядок. Василий Порфирыч роздал детям по микроскопическому кусочку просфоры, напился чаю и засел
в кабинет. Дети зубрят уроки. Анна Павловна тоже удалилась
в спальню, забыв, что голова у нее осталась нечесаною.
Все это очень кстати случилось как раз во время великого поста, и хотя великопостные дни,
в смысле крепостной страды и заведенных
порядков, ничем не отличались
в нашем
доме от обыкновенных дней, кроме того, что господа кушали «грибное», но все-таки как будто становилось посмирнее.
Более с отцом не считают нужным объясняться. Впрочем, он, по-видимому, только для проформы спросил, а
в сущности, его лишь
в слабой степени интересует происходящее. Он раз навсегда сказал себе, что
в доме царствует невежество и что этого
порядка вещей никакие силы небесные изменить не могут, и потому заботится лишь о том, чтоб домашняя сутолока как можно менее затрогивала его лично.
У нас
в доме, по обыкновению, собирались и беседовали на темы духовного
порядка и на связанные с ними темы социальные.
Лучше же всех считался Агапов
в Газетном переулке, рядом с церковью Успения. Ни раньше, ни после такого не было. Около
дома его
в дни больших балов не проехать по переулку: кареты
в два ряда, два конных жандарма
порядок блюдут и кучеров вызывают.
Посредине
дома — глухие железные ворота с калиткой всегда на цепи, у которой день и ночь дежурили огромного роста, здоровенные дворники. Снаружи
дом, украшенный вывесками торговых заведений, был
в полном
порядке. Первый и второй этажи сверкали огромными окнами богато обставленных магазинов. Здесь были модная парикмахерская Орлова, фотография Овчаренко, портной Воздвиженский. Верхние два этажа с незапамятных времен были заняты меблированными комнатами Чернышевой и Калининой, почему и назывались «Чернышами».
В этом
доме происходили торжественные приемы и блестящие балы, устраивать которые особенно любил
в восьмидесятых годах князь
В. А. Долгоруков, правивший столицей
в патриархальном
порядке.
К тому времени мы уже видели немало смертей. И, однако, редкая из них производила на нас такое огромное впечатление.
В сущности… все было опять
в порядке вещей. Капитан пророчил давно, что скрипка не доведет до добра. Из
дому Антось ушел тайно… Если тут была вина, то, конечно, всего более и прямее были виновны неведомые парубки, то есть деревня… Но и они, наверное, не желали убить… Темная ночь, слишком тяжелый дрючок, неосторожный удар…
«…Ее отец сидел за столом
в углублении кабинета и приводил
в порядок бумаги… Пронзительный ветер завывал вокруг
дома… Но ничего не слыхал мистер Домби. Он сидел, погруженный
в свою думу, и дума эта была тяжелее, чем легкая поступь робкой девушки. Однако лицо его обратилось на нее, суровое, мрачное лицо, которому догорающая лампа сообщила какой-то дикий отпечаток. Угрюмый взгляд его принял вопросительное выражение.
Жизнь нашего двора шла тихо, раз заведенным
порядком. Мой старший брат был на два с половиной года старше меня, с младшим мы были погодки. От этого у нас с младшим братом установилась, естественно, большая близость. Вставали мы очень рано, когда оба
дома еще крепко спали. Только
в конюшне конюхи чистили лошадей и выводили их к колодцу. Иногда нам давали вести их
в поводу, и это доверие очень подымало нас
в собственном мнении.
— Исправницей буду, мамаша. Чаем губернатора буду угощать, а он у меня руку будет целовать.
В благородных
домах везде такой
порядок.
В карете буду ездить.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого зятя, как тот поворачивал всякое дело. Заразившись его энергией, писарь начал заводить строгие
порядки у себя
в доме, а потом
в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой, а
в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
Дальше писарь узнал, как богато живет Стабровский и какие
порядки заведены у него
в доме. Все женщины от души жалели Устеньку Луковникову, отец которой сошел с ума и отдал дочь полякам.
Каждый раз, когда она с пестрой ватагой гостей уходила за ворота,
дом точно
в землю погружался, везде становилось тихо, тревожно-скучно. Старой гусыней плавала по комнатам бабушка, приводя всё
в порядок, дед стоял, прижавшись спиной к теплым изразцам печи, и говорил сам себе...
Жена его сидит около
дома в палисаднике, величественная, как маркиза, и наблюдает за
порядком.
Общество всегда возмущалось тюремными
порядками и
в то же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречало протестом, вроде, например, такого замечания: «Нехорошо, если мужик
в тюрьме или на каторге будет жить лучше, чем
дома».
В доме он не казался вовсе беспомощным, ходил всюду очень уверенно, сам убирал свою комнату, держал
в известном
порядке свои игрушки и вещи.