Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию
в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной жизнью.
Неточные совпадения
— Но герой его, Карено, легко отказался от своих
идей в пользу места
в стортинге, — вставил ленивый голос.
В последние два года я даже перестал книги читать, боясь наткнуться на какое-нибудь место не
в пользу «
идеи», которое могло бы потрясти меня.
Полагали, впрочем, что он делает это много-много что для игры, так сказать для некоторого юридического блеска, чтоб уж ничего не было забыто из принятых адвокатских приемов: ибо все были убеждены, что какой-нибудь большой и окончательной
пользы он всеми этими «подмарываниями» не мог достичь и, вероятно, это сам лучше всех понимает, имея какую-то свою
идею в запасе, какое-то еще пока припрятанное оружие защиты, которое вдруг и обнаружит, когда придет срок.
Зачем заботиться о приобретении познаний, когда наша жизнь и общество
в противоборстве со всеми великими
идеями и истинами, когда всякое покушение осуществить какую-нибудь мысль о справедливости, о добре, о
пользе общей клеймится и преследуется, как преступление?» «Везде насилия и насилия, стеснения и ограничения, — нигде простора бедному русскому духу.
— Так мы здесь и живем! — сказал он, усаживаясь, — помаленьку да полегоньку, тихо да смирно, войн не объявляем, тяжб и ссор опасаемся. Живем да поживаем.
В умствования не пускаемся,
идей не распространяем — так-то-с! Наше дело —
пользу приносить. Потому, мы — земство. Великое это, сударь, слово, хоть и неказисто на взгляд. Вот,
в прошлом году, на перервинском тракте мосток через Перерву выстроили, а
в будущем году, с божьею помощью, и через Воплю мост соорудим…
Впрочем,
в виду преклонных лет, прежних заслуг и слишком яркой непосредственности Утробина, губернатор снизошел и процедил сквозь зубы, что хотя факт обращения к генерал-губернатору Западного края есть факт единичный, так как и положение этого края исключительное, и хотя засим виды и предположения правительства неисповедимы, но что, впрочем,
идея правды и справедливости, с одной стороны, подкрепляемая
идеей общественной
пользы, а с другой стороны, побуждаемая и, так сказать, питаемая высшими государственными соображениями.
В области материальных интересов, как, например: пошлин, налогов, проведения новых железных дорог и т. п., эти люди еще могут почувствовать себя затронутыми за живое и даже испустить вопль сердечной боли; но
в области
идей они, очевидно, только отбывают повинность
в пользу того или другого политического знамени, под сень которого их поставила или судьба, или личный расчет.
— Дядя, это крайности! — перебил Костя. — Мы говорим не о таких гигантах, как Шекспир или Гете, мы говорим о сотне талантливых и посредственных писателей, которые принесли бы гораздо больше
пользы, если бы оставили любовь и занялись проведением
в массу знаний и гуманных
идей.
Граф Хвостиков встал и начал расхаживать по комнате; он сохранял еще маленькую надежду, что самой
идеей газеты Бегушев будет привлечен
в их
пользу.
— Это ваша правда, она с нами не живет, — отвечал Хозаров. — Я настоял, наконец, чтобы она изволила существовать отдельно от нас и даже не бывала
в моем доме, но какая от этого
польза? Я не вижу только ее прекрасной особы; но ее
идеи, ее мысли живут
в моем доме, потому что они вбиты
в голову дочери, которая, к несчастью, сама собою не может сообразить, что дважды два — четыре.
Их последняя цель — не совершенная, рабская верность отвлеченным высшим
идеям, а принесение возможно большей
пользы человечеству;
в их суждениях люди возвышаются не по тому, сколько было
в них сокрыто великих сил и талантов, а по тому, сколько они желали и умели сделать
пользы человечеству; не те события обращают на себя особое внимание, которые имеют характер грандиозный или патетический, а те, которые сколько-нибудь подвинули благосостояние масс человечества.
Идеи эти состояли
в том, что
польза самого дела требует от хозяина заботливости о работниках и что успех предприятия может быть обеспечен только полною добросовестностью и доверием
в их взаимных отношениях.
Если из круга моих наблюдений, из сферы действий,
в которой вращаюсь я, исключены
идеи и побуждения, имеющие предметом общую
пользу, то есть исключены гражданские мотивы, что остается наблюдать мне?
в чем остается участвовать мне?
Одержав, как ему казалось, нравственную победу над графом, он возомнил о своем уме и способностях и даже решился вступить
в борьбу с всесильным графом Аракчеевым на почве излюбленной последним заветной
идеи будущей несомненной и неисчислимой
пользы организуемых им военных поселений, долженствовавших покрыть своею сетью всю Россию, на страх, на самом деле, встрепенувшейся при известии о преобразовании
в этом смысле русского военного быта, Европе.
Он ощутил
в себе неудержимый позыв дать горделивый отпор,
в котором не намерен был вступаться за свое произведение, но хотел сказать критику, что не он может укорять
в несвободности художника за то, что он не запрягает свою музу
в ярмо и не заставляет ее двигать топчак на молотилке; что не им, слугам посторонних искусству
идей, судить о свободе, когда они не признают свободы за каждым делать что ему угодно; что он, Фебуфис, не только вольней их, но что он совсем волен, как птица, и свободен даже от предрассудка, желающего запрячь свободное искусство
в плуг и подчинить музу служению
пользам того или другого порядка под полицейским надзором деспотической критики.