Неточные совпадения
— Ну, —
в привычках мысли,
в направлении ее, — сказала Марина, и брови ее вздрогнули, по глазам скользнула тень. — Успенский-то, как ты знаешь, страстотерпец был и чувствовал себя жертвой
миру, а супруг мой — гедонист, однако не
в смысле только
плотского наслаждения жизнью, а — духовных наслаждений.
Даже с практической стороны он не видит препятствия; необходимо отправиться
в Среднюю Азию, эту колыбель религиозных движений, очистить себя долгим искусом, чтобы окончательно отрешиться от отягощающих наше тело чисто
плотских помыслов, и тогда вполне возможно подняться до созерцания абсолютной идеи, управляющей нашим духовным
миром.
В язычестве было ощущение первоначальной святости плоти и
плотской жизни, был здоровый религиозный материализм, реалистическое чувство земли, но язычество было бессильно перед тлением плоти всего
мира, не могло так преобразить плоть, чтоб она стала вечной и совершенной, не могло вырвать из плоти грех и зло.
Чуть двигающийся столетний старичок, с слезящимися глазами, шамкает только одни и одни три слова: любите друг друга!
В таком человеке существование животное чуть брезжится, оно всё съедено новым отношением к
миру, новым живым существом, не умещающимся уже
в существовании
плотского человека.
В Еве же ему открылась живая плоть всего
мира, и он ощутил себя его органической частью [
В связи с браком стоит и питание, причащение плоти
мира, также удостоверяющее
плотскую чувственность человека.
Душевную бы чистоту хранила и бесстрастие телесное, от злых бы и
плотских отлучалась, стыденьем бы себя украшала,
в нечистых беседах не беседовала, а пошлет Господь судьбу — делала бы супругу все ко благожитию, чад воспитала бы во благочестии, о доме пеклась бы всячески, простирала бы руце своя на вся полезная, милость бы простирала к бедному и убогому и тем возвеселила бы дни своего сожителя и лета бы его
миром исполнила…
В этой и только
в этой вневременной и внепространственной основе моего особенного отношения к
миру, соединяющей все памятные мне сознания и сознания, предшествующие памятной мне жизни (как это говорит Платон и как мы все это
в себе чувствуем), —
в ней-то,
в этой основе,
в особенном моем отношении к
миру и есть то особенное я, за которое мы боимся, что оно уничтожится с
плотской смертью.
Вопрос
в том, уничтожает ли
плотская смерть то, что соединяет все последовательные сознания
в одно, т. е. мое особенное отношение к
миру?
Так я сознаю для себя жизнь уснувшего
плотскою смертью брата и потому не могу
в ней сомневаться; но и наблюдая действия этой исчезнувшей из моих глаз жизни на
мир, я еще несомненнее убеждаюсь
в действительности этой исчезнувшей из моих глаз жизни.
В таком человеке существование животное чуть брезжится, — оно всё съедено новым отношением к
миру, новым живым существом, неумещающимся уже
в существовании
плотского человека.
Для того же, чтобы утверждать это, надо прежде доказать, что это-то особенное отношение к
миру, соединяющее
в одно все последовательные сознания, родилось с моим
плотским существованием, а потому и умрет с ним.
Я вхожу
в жизнь с известными готовыми свойствами любви к
миру вне меня;
плотское мое существование — короткое или длинное — проходит
в увеличении этой любви, внесенной мною
в жизнь, и потому я заключаю несомненно, что я жил до своего рождения и буду жить, как после того момента настоящего,
в котором я, рассуждая, нахожусь теперь, так и после всякого другого момента времени до или после моей
плотской смерти.
То неизбежное уничтожение
плотского существования, которое мы на себе видим, показывает нам, что отношение,
в котором мы находимся к
миру, не есть постоянное, но что мы вынуждены устанавливать другое.
Христос умер очень давно, и
плотское существование Его было короткое, и мы не имеем ясного представления о Его
плотской личности, но сила Его разумно-любовной жизни, Его отношение к
миру — ничье иное, действует до сих пор на миллионы людей, принимающих
в себя это Его отношение к
миру и живущих им.
Нам кажется сначала, что с этого отношения нашего к
миру и начинается наша жизнь, но наблюдения над собой и над другими людьми показывают нам, что это отношение к
миру, степень любви каждого из нас, не начались с этой жизнью, а внесены нами
в жизнь из скрытого от нас нашим
плотским рождением прошедшего; кроме того, мы видим, что всё течение нашей жизни здесь есть ничто иное, как неперестающее увеличение, усиление нашей любви, которое никогда не прекращается, но только скрывается от наших глаз
плотской смертью.
Чтение это не осталось без влияния и открыло ей новый
мир,
мир плотской любви, как раз попавший
в тон ее страстной натуры.