Неточные совпадения
Я возвращался домой пустыми
переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта
домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие
в наших ничтожных спорах
за клочок земли или
за какие-нибудь вымышленные права!..
Самгин свернул
за угол
в темный
переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой.
Переулок был кривой, беден
домами, наполнен шорохом деревьев
в садах, скрипом заборов, свистом
в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот
переулок — главный путь, которым ветер врывается
в город.
Улицу перегораживала черная куча людей;
за углом
в переулке тоже работали, катили по мостовой что-то тяжелое. Окна всех
домов закрыты ставнями и окна
дома Варвары — тоже, но оба полотнища ворот — настежь. Всхрапывала пила, мягкие тяжести шлепались на землю. Голоса людей звучали не очень громко, но весело, — веселость эта казалась неуместной и фальшивой. Неугомонно и самодовольно звенел тенористый голосок...
До сих пор он с «братцем» хозяйки еще не успел познакомиться. Он видел только, и то редко, с постели, как, рано утром, мелькал сквозь решетку забора человек, с большим бумажным пакетом под мышкой, и пропадал
в переулке, и потом,
в пять часов, мелькал опять, с тем же пакетом, мимо окон, возвращаясь, тот же человек и пропадал
за крыльцом. Его
в доме не было слышно.
Райский, идучи из
переулка в переулок, видел кое-где семью
за трапезой, а там,
в мещанском
доме, уж подавали самовар.
Глядя на какой-нибудь невзрачный, старинной архитектуры
дом в узком, темном
переулке, трудно представить себе, сколько
в продолжение ста лет сошло по стоптанным каменным ступенькам его лестницы молодых парней с котомкой
за плечами, с всевозможными сувенирами из волос и сорванных цветов
в котомке, благословляемых на путь слезами матери и сестер… и пошли
в мир, оставленные на одни свои силы, и сделались известными мужами науки, знаменитыми докторами, натуралистами, литераторами.
«Кулаковкой» назывался не один
дом, а ряд
домов в огромном владении Кулакова между Хитровской площадью и Свиньинским
переулком. Лицевой
дом, выходивший узким концом на площадь, звали «Утюгом». Мрачнейший
за ним ряд трехэтажных зловонных корпусов звался «Сухой овраг», а все вместе — «Свиной
дом». Он принадлежал известному коллекционеру Свиньину. По нему и
переулок назвали. Отсюда и кличка обитателей: «утюги» и «волки Сухого оврага».
На Трубе у бутаря часто встречались два любителя его бергамотного табаку — Оливье и один из братьев Пеговых, ежедневно ходивший из своего богатого
дома в Гнездниковском
переулке за своим любимым бергамотным, и покупал он его всегда на копейку, чтобы свеженький был. Там-то они и сговорились с Оливье, и Пегов купил у Попова весь его громадный пустырь почти
в полторы десятины. На месте будок и «Афонькина кабака» вырос на земле Пегова «Эрмитаж Оливье», а непроездная площадь и улицы были замощены.
Он бросал деньги направо и налево, никому ни
в чем не отказывал, особенно учащейся молодежи, держал на Тверской, на углу Чернышевского
переулка, рядом с генерал-губернаторским
домом магазинчик виноградных вин из своих великолепных крымских виноградников «Новый Свет» и продавал
в розницу чистое, натуральное вино по двадцать пять копеек
за бутылку.
В адресной книге Москвы
за 1826 год
в списке домовладельцев значится: «Свиньин, Павел Петрович, статский советник, по Певческому
переулку,
дом № 24, Мясницкой части, на углу Солянки».
Против ворот [Въезд во двор со стороны Тверской, против Обжорного
переулка.] Охотного ряда, от Тверской, тянется узкий Лоскутный
переулок, переходящий
в Обжорный, который кривулил к Манежу и к Моховой; нижние этажи облезлых
домов в нем были заняты главным образом «дырками». Так назывались харчевни, где подавались:
за три копейки — чашка щей из серой капусты, без мяса;
за пятак — лапша зелено-серая от «подонья» из-под льняного или конопляного масла, жареная или тушеная картошка.
С обеих сторон
дома на обеих сторонах улицы и глубоко по Гнездниковскому
переулку стояли собственные запряжки: пары, одиночки, кареты, коляски, одна другой лучше. Каретники старались превзойти один другого. Здоровенный, с лицом
в полнолуние, швейцар
в ливрее со светлыми пуговицами, но без гербов,
в сопровождении своих помощников выносил корзины и пакеты
за дамами
в шиншиллях и соболях с кавалерами
в бобрах или
в шикарных военных «николаевских» шинелях с капюшонами.
И он наставил Кириллову револьвер прямо
в лоб; но почти
в ту же минуту, опомнившись наконец совершенно, отдернул руку, сунул револьвер
в карман и, не сказав более ни слова, побежал из
дому. Липутин
за ним. Вылезли
в прежнюю лазейку и опять прошли откосом, придерживаясь
за забор. Петр Степанович быстро зашагал по
переулку, так что Липутин едва поспевал. У первого перекрестка вдруг остановился.
Они вышли. Петр Степанович бросился было
в «заседание», чтоб унять хаос, но, вероятно, рассудив, что не стоит возиться, оставил всё и через две минуты уже летел по дороге вслед
за ушедшими. На бегу ему припомнился
переулок, которым можно было еще ближе пройти к
дому Филиппова; увязая по колена
в грязи, он пустился по
переулку и
в самом деле прибежал
в ту самую минуту, когда Ставрогин и Кириллов проходили
в ворота.
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта
в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать
за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «
Дом мой —
дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих
в храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие
дому твоего и место селения славы твоея».
Но последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая
в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный
переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой,
за каковую она и приняла владетельницу
дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
В Москве есть особая varietas [разновидность (лат.).] рода человеческого; мы говорим о тех полубогатых дворянских
домах, которых обитатели совершенно сошли со сцены и скромно проживают целыми поколениями по разным
переулкам; однообразный порядок и какое-то затаенное озлобление против всего нового составляет главный характер обитателей этих
домов, глубоко стоящих на дворе, с покривившимися колоннами и нечистыми сенями; они воображают себя представителями нашего национального быта, потому что им «квас нужен, как воздух», потому что они
в санях ездят, как
в карете, берут
за собой двух лакеев и целый год живут на запасах, привозимых из Пензы и Симбирска.
Кочкарев. Ну да,
в Мыльном
переулке, тотчас
за лавочкой — деревянный
дом?
Бегушев пошел
в Загрябовский
переулок, прошел его несколько раз, но
дома Друшелева нигде не было; наконец, он совершенно случайно увидел
в одном из дворов,
в самом заду его, дощечку с надписью: «3-й квартал».
Дом же принадлежал Дреймеру, а не Друшелеву, как назвал его городовой. Когда Бегушев вошел
в ворота, то на него кинулись две огромные шершавые и, видимо, некормленые собаки и чуть было не схватили
за пальто, так что он, отмахиваясь только палкой, успел добраться до квартала.
Домик этот стоял
в глухом
переулке, у Никитья,
за развалинами огромного старинного боярского
дома,
в остатках которого помещалось духовное училище, называемое почему-то «Мацневским».
Я очень храбро и решительно посылал Фустова к Ратчам, но когда сам я к ним отправился часов
в двенадцать (Фустов ни
за что не согласился идти со мною и только просил меня отдать ему подробный отчет во всем), когда из-за поворота
переулка издали глянул на меня их
дом с желтоватым пятном пригробной свечи
в одном из окон, несказанный страх стеснил мое дыхание, я бы охотно вернулся назад…
Там он скоро отыскал покупщика, которому уступил ее
за полтинник, с тем только, чтоб он по крайней мере неделю продержал ее на привязи, и тотчас вернулся; но, не доезжая до
дому, слез с извозчика и, обойдя двор кругом, с заднего
переулка, через забор перескочил на двор:
в калитку-то он побоялся идти — как бы не встретить Герасима.
Так же, как и тогда наяву, кругом них гремела и гудела необозримая толпа народа, запрудив меж двумя мостами всю набережную Фонтанки, все окрестные улицы и
переулки; так же, как и тогда, вынесло Семена Ивановича вместе с пьянчужкой
за какой-то забор, где притиснули их, как
в клещах, на огромном дровяном дворе, полном зрителями, собравшимися с улиц, с Толкучего рынка и из всех окрестных
домов, трактиров и кабаков.
Повечеру пришел первый писарь Судьбин и объявил, что след отыскался, что видел он беглеца на Толкучем и по другим местам, ходил
за ним, близко стоял, но говорить не посмел, а был неподалеку от него и на пожаре, когда загорелся
дом в Кривом
переулке.
Водил он близкое приятельство с графом
В.Соллогубом, которого я застал
в Петербурге одного
в меблированной квартире
в доме Воронина,
в Фонарном
переулке за чтением вслух моей драмы"Ребенок".
Катков и Леонтьев жили тогда еще не
в доме университетской типографии, а на частной квартире
в Армянском
переулке. Меня пригласили запросто отобедать, и
за столом я мог на свободе рассматривать этих"сиамских близнецов русского журнализма".
Конопацкие купили новый огромный
дом на углу Калужской улицы и Красноглазовского
переулка, и
в дом этот перевели свою школу и пансион. Дело их расширялось и крепло. Помню во втором этаже маленькую первую гостиную, потом вторую, побольше,
за нею — огромный зал с блестящим паркетом.
С шоссе свернули
в переулок. Четырехоконный домик с палисадником. Ворота были заперты. Перелезли через ворота. Долго стучались
в дверь и окна. Слышали, как
в темноте
дома кто-то ходил, что-то передвигал. Наконец вышел старик
в валенках, с иконописным ликом, очень испуганным. Разозлился, долго ругал парней
за испуг.
За двойную против дневной цену отпустил две поллитровки горькой и строго наказал ночью вперед не приходить.
За домом шел огромный сад, обнесенный каменной оградой, калитка
в которой выходила
в совершенно пустынный
переулок, даже кажется
в то время не имевший названия.
Наконец Антон Михайлович нашел маленький флигель-особнячок
в одном из
переулков, примыкающих к Мясницкой, наискось
дома, где помещалось реальное училище, устроился
в своем уголке и принялся
за работу.
Простились с девицами, пошли Камер-Коллежским Валом к себе
в Богородское. Клавочка жила
в переулке у Камер-Коллежского Вала, Спирька провожал ее до
дому. Он отстал от товарищей и шел, прижимая к себе девицу
за талию. Лицо у него было жадное и страшное.
Они пошли, держась
за руки, опять разговаривая медленными, горячими пожатиями. Прошли по тихому Сивцеву Вражку, по Плющихе. Борька проводил Исанку до
дому,
в Первом Воздвиженском
переулке. У каменных ворот, около подстриженных тополей, тянувшихся вдоль панели, они остановились.
В колебании поглядели друг на друга. Борька решительно сказал...
Он не столько обрадовался приятелю, сколько удивился, что тот нашел его. После вчерашней неудачи с отыскиванием его
переулка и
дома Стягин хотел сегодня утром посылать
за справкой
в адресный стол.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать
за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево
в переулок и, пройдя три
дома, завернула направо
в ворота.
Жалостливый вид,
в котором он слушал соловьев у частокола, был результатом того, что он
в это время особенно сильно пострадал
за свое пристрастие к литературным занятиям, и притом все
в этот раз им написанное было уничтожено, а именно, статья о лекции
в Троицком
переулке была изорвана супругою писателя
в клочки, а сам он оцарапан, облит чернилами, отлучен от домашнего очага и изгнан из
дома с отобранием от него часов и денег.
Когда Пьер, обежав дворами и
переулками, вышел назад с своею ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он
в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел
за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из
домов пожитками.