Неточные совпадения
Огонек мелькнул и
в другом
окне.
Она не укрощалась, хотя сердитые
огоньки в ее глазах сверкали как будто уже менее часто. И расспрашивала она не так назойливо, но у нее возникло новое настроение. Оно обнаружилось как-то сразу. Среди ночи она, вскочив с постели, подбежала к
окну, раскрыла его и, полуголая, села на подоконник.
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил на улицу
в день 27 февраля. Один,
в нетопленой комнате, освещенной жалким
огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у
окна и смотрел во тьму позднего вечера, она
в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши домов.
Самгин, как всегда, слушал, курил и молчал, воздерживаясь даже от кратких реплик. По стеклам
окна ползал дым папиросы, за
окном, во тьме, прятались какие-то холодные огни, изредка вспыхивал новый
огонек, скользил, исчезал, напоминая о кометах и о жизни уже не на окраине города, а на краю какой-то глубокой пропасти, неисчерпаемой тьмы. Самгин чувствовал себя как бы наполненным густой, теплой и кисловатой жидкостью, она колебалась, переливалась
в нем, требуя выхода.
— Плохой ты актер, — сказал он и, подойдя к
окну, открыл форточку.
В темноте колебалась сероватая масса густейшего снега, создавая впечатление ткани, которая распадается на мелкие клочья. У подъезда гостиницы жалобно мигал взвешенный
в снегу и тоже холодный
огонек фонаря. А за спиною бормотал Лютов.
На небе ярко сверкнула, как живой глаз, первая звездочка, и
в окнах дома замелькали
огоньки.
Она грозила пальцем и иногда ночью вставала посмотреть
в окно, не вспыхивает ли
огонек в трубке, не ходит ли кто с фонарем по двору или
в сарае?
Вон и деревня, потонувшая
в сугробах снега; мутно мелькнули
в маленьких запушенных снегом
окнах огоньки, кое-где столбами поднимался из труб дым…
По вечерам барский дом светился большими
окнами, а хатки мерцали как-то ласково и смиренно разбросанными
в темноте
огоньками.
В окнах мелькали желтые
огоньки.
Замерзли
окна…
огонекВ одном чуть-чуть мелькнул…
Вот, на повороте аллеи, весь дом вдруг глянул на него своим темным фасом;
в двух только
окнах наверху мерцал свет: у Лизы горела свеча за белым занавесом, да у Марфы Тимофеевны
в спальне перед образом теплилась красным
огоньком лампадка, отражаясь ровным сиянием на золоте оклада; внизу дверь на балкон широко зевала, раскрытая настежь.
Ночь была темная, и только освещали улицу
огоньки, светившиеся кое-где
в окнах. Фабрика темнела черным остовом, а высокая железная труба походила на корабельную мачту. Издали еще волчьим глазом глянул Ермошкин кабак: у его двери горела лампа с зеркальным рефлектором. Темные фигуры входили и выходили, а
в открывшуюся дверь вырывалась смешанная струя пьяного галденья.
Отбившись от коренного жила, заимка Основы оживляла пустынный правый берег, а теперь, когда все кругом было покрыто снеговым покровом, единственный
огонек в ее
окне точно согревал окружавшую мглу.
В продолжение нескольких минут еще мелькают
в окнах каменных купеческих домов
огоньки, свидетельствующие о вечерней трапезе, а сквозь запертые ставни маленьких деревянных домиков слышится смутный говор.
На половине Раисы Павловны
в двух
окнах виднелся слабый
огонек.
На выезде главной Никольской улицы, вслед за маленькими деревянными домиками,
в окнах которых виднелись иногда цветы и детские головки, вдруг показывался, неприятно поражая, огромный серый острог с своей высокой стеной и железной крышей. Все
в нем, по-видимому, обстояло благополучно: ружья караула были
в козлах, и у пестрой будки стоял посиневший от холода солдат. Наступили сумерки. По всему зданию то тут, то там замелькали
огоньки.
Воздух свежеет; гуляющие расходятся по домам;
в окнах замелькали
огоньки.
Жилище батарейного командира, которое указал ему часовой, был небольшой 2-х этажный домик со входом с двора.
В одном из
окон, залепленном бумагой, светился слабый
огонек свечки. Денщик сидел на крыльце и курил трубку. Он пошел доложить батарейному командиру и ввел Володю
в комнату.
В комнате между двух
окон, под разбитым зеркалом, стоял стол, заваленный казенными бумагами, несколько стульев и железная кровать с чистой постелью и маленьким ковриком около нее.
И вот юнкера едут по очень широкой улице. Александрову почему-то вспоминается давнишняя родная Пенза. Направо и налево деревянные дома об одном, реже о двух окошках. Кое-где
в окнах слабые цветные
огоньки, что горят перед иконами. Лают собаки. Фотоген идет все тише и тише, отпрукивая тонким учтивым голоском лошадей.
Вскоре мужчины вышли и у крыльца разошлись
в разные стороны. Погас
огонек лампы
в дачном
окне: ночь стала еще чернее.
В окнах всех этих зданий виднелся свет, кроме господского дома,
в котором не видать было ни малейшего
огонька.
— Да ту же пенсию вашу всю будут брать себе! — пугала его Миропа Дмитриевна и, по своей ловкости и хитрости (недаром она была малороссиянка), неизвестно до чего бы довела настоящую беседу; но
в это время
в квартире Рыжовых замелькал
огонек, как бы перебегали со свечками из одной комнаты
в другую, что очень заметно было при довольно значительной темноте ночи и при полнейшем спокойствии, царствовавшем на дворе дома: куры и индейки все сидели уж по своим хлевушкам, и только майские жуки,
в сообществе разноцветных бабочек, кружились
в воздухе и все больше около огня куримой майором трубки, да еще чей-то белый кот лукаво и осторожно пробирался по крыше дома к слуховому
окну.
Когда настала ночь, затихли и эти звуки, и месяц, поднявшись из-за зубчатых стен Китай-города, осветил безлюдную площадь, всю взъерошенную кольями и виселицами. Ни одного
огонька не светилось
в окнах; все ставни были закрыты; лишь кой-где тускло теплились лампады перед наружными образами церквей. Но никто не спал
в эту ночь, все молились, ожидая рассвета.
Зимняя ночь тянулась долго-долго, и черные
окна пустой дачи угрюмо глядели на обледеневший неподвижный сад. Иногда
в них как будто вспыхивал голубоватый
огонек: то отражалась на стекле упавшая звезда, или остророгий месяц посылал свой робкий луч.
Лязг якорных цепей и крики команды разбудили Фому; он посмотрел
в окно и увидал: далеко, во тьме, сверкали маленькие
огоньки; вода была черна и густа, как масло, — и больше ничего не видать.
Два
окна второй комнаты выходили на улицу, из них было видно равнину бугроватых крыш и розовое небо.
В углу перед иконами дрожал
огонёк в синей стеклянной лампаде,
в другом стояла кровать, покрытая красным одеялом. На стенах висели яркие портреты царя и генералов.
В комнате было тесно, но чисто и пахло, как
в церкви.
— Глядь-ка, барин!.. — закричал ямщик, — глядь! вон и
огонек в окне показался — свят, свят!.. Ух, батюшки!.. Ажно мороз по коже подирает!.. Куда это нелегкая его понесла? — продолжал он, глядя вслед за уходящим Рославлевым. — Ну, несдобровать ему!.. Экой угар, подумаешь!.. И молитвы не творит!..
В комнате было темно,
в окна глядела серая зимняя заря, а сквозь матовое стекло нашей двери просвечивал
огонек свечки. Мне теперь кажется, что свечка заглядывала
в комнату как-то значительно и осмысленно.
На дачу Иванова вела лесная тропинка, которую сплошь занесло снегом… Из-за стволов и сугробов кое-где мерцали одинокие
огоньки. Несколько минут назад мне пришлось пройти мимо бывшей генеральской дачи, теперь я подходил к бывшей дачке Урмановых. От обеих на меня повеяло холодом и тупой печалью. Я подошел к палисаднику и взглянул
в окно,
в котором видел Урманова. Черные стекла были обведены белой рамкой снега… Я стоял, вспоминал и думал…
— Д-да… Оттого, что вы странный. И оттого, что письмо осталось на почте… Этот
огонек в крайнем
окне. Это
в вашем номере?
Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже
в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми
огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому
окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все
в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
Но Саша, смеясь, удержал его. Начинала томить усталость. Сели на краю канавки, лицом к далекому
огоньку, уже расплывшемуся
в желтизне
окна; Саша закурил.
Идти играть
в карты было уже поздно, ресторанов
в городе не было. Он опять лег и заткнул уши, чтобы не слышать всхлипываний, и вдруг вспомнил, что можно пойти к Самойленку. Чтобы не проходить мимо Надежды Федоровны, он через
окно пробрался
в садик, перелез через палисадник и пошел по улице. Было темно. Только что пришел какой-то пароход, судя по огням — большой пассажирский… Загремела якорная цепь. От берега по направлению к пароходу быстро двигался красный
огонек: это плыла таможенная лодка.
Когда
в быстро наступавших потемках деревья сливались с горами, лошади с экипажами и
в окнах духана блеснул
огонек, она по тропинке, которая вилась между камнями и колючими кустами, взобралась на гору и села на камень.
В тоске и сумерках я прошелся по кабинету. Когда поравнялся с лампой, увидал, как
в безграничной тьме полей мелькнул мой бледный лик рядом с
огоньками лампы
в окне.
Несмотря, однако ж, на ранний рассвет,
в одном из
окон нижнего этажа, пока еще смутно мелькавшем сквозь полосы тумана, светился
огонек.
Тяжело вылез из приямка, остановился, почесывая бок, долго смотрел
в окно. За стеклами мелькало, стоная, белое. На стене тихо шипел и потрескивал желтый
огонек лампы, закопченное стекло почти совсем прятало его.
В углу забыто дрожал, точно озябший, розовый
огонек лампады;
в простенке между
окон висела олеография: по пояс голая баба с жирным, как сама она, котом на руках.
Будочник прислушивался.
В темноте с разных сторон, на разные голоса стучали трещотки, лаяли собаки. Темнота кипела звуками… Сомнения будочника исчезали.
Огонек в окне угасал, и будка становилась явно нейтральным местом по отношению ко всему, что происходило под покровом ночи… Трещотки постепенно тоже стихали… Успокаивались собаки… Ночные промышленники спокойно выходили «на работу»…
Весеннее солнце, светившее с западной стороны
в огромные и уже выставленные
окна, обливало всю церковь ярким янтарным блеском, так что синеватые и едва колеблющиеся
огоньки зажженных перед иконостасом свечей едва мерцали
в нем.
Я дал ему папиросу и вышел на крыльцо. Из-за лесу подымалось уже солнце. С «Камня» над логом снимались ночные туманы и плыли на запад, задевая за верхушки елей и кедров. На траве сверкала роса, а
в ближайшее
окно виднелись желтые
огоньки восковых свечей, поставленных
в изголовье мертвого тела.
Но вдруг опять… Сон это или действительность? Копыта наших лошадей гулко стучат по деревянной настилке моста… По обеим сторонам не камни, не река, не скалы с шумящими вверху деревьями, а перила моста и… фонари! Впереди какое-то двухэтажное здание с светящимися
окнами и яркие цепочки фонарных
огоньков уходят
в перспективу улицы…
Начинало темнеть, надвигалась туча. На слободку сыпался снежок, еще редкий, но уже закрывавший неясной пеленой далекие горы другого берега. Невдалеке на небольшой возвышенности виднелись каменные здания резиденции, белые и чистенькие.
В них уже спокойно светились большие
окна.
Огоньки фонарей вспыхивали один за другим вдоль улицы, чистенькие, холодные и веселые.
Крепкий запах пота девок, смешанный с тяжёлым запахом больного, наполнял горницу,
в окна вместе с солнцем смотрели чумазые рожи детей, к спинке кровати были прикреплены две восковые свечи, тихо колебались бледные
огоньки с тёмными зрачками внутри, похожие на чьи-то робкие, полуслепые глаза.
На столе горела лампа,
окна были открыты, жёлтый язык огня вздрагивал, вытягиваясь вверх и опускаясь; пред образами чуть теплился
в медной лампадке другой, синеватый
огонёк,
в комнате плавал сумрак. Николаю было неприятно смотреть на эти огни и не хотелось войти к отцу, встречу шёпоту старухи Рогачёвой, стонам больного, чёрным
окнам и умирающему огню лампады.
У меня на душе было беспокойно и тяжко; не люблю показываться людям
в таком виде — поэтому я миновал призывный
огонёк в окне Вариной избы и снова вышел
в поле, к мельницам.
Чуть светало. Я ехал на извозчике по пустынным темным улицам;
в предрассветном тумане угрюмо дрожали гудки далеких заводов; было холодно и сыро; редкие
огоньки сонно мигали
в окнах. На душе было смутно и как-то жутко-пусто. Я вспомнил свое вчерашнее состояние, наблюдал теперешнюю разбитость — и с ужасом почувствовал, что я болен, болен тяжело и серьезно. Уж два последние года я замечал, как у меня все больше выматываются нервы, но теперь только ясно понял, до чего я дошел.
Теперь мы шли по большому сумрачному двору, где то и дело встречались полуразвалившиеся постройки — сараи, погреба и конюшни. Когда-то, очень давно, должно быть, он процветал, этот двор, вместе с замком моей бабушки, но сейчас слишком наглядная печать запустения лежала на всем. Чем-то могильным, нежилым и угрюмым веяло от этих сырых, заплесневелых стен, от мрачного главного здания, смотревшего на меня единственным, как у циклопа, глазом, вернее, единственным
огоньком, мелькавшим
в крайнем
окне.
На другой стороне реки высились высокие, стройные тополи, окружавшие барский сад. Сквозь деревья просвечивал
огонек из барского
окна. Барыня, должно быть, не спала. Думал Степан, сидя на берегу, до тех пор, пока ласточки не залетали над рекой. Он поднялся, когда уже светилась
в реке не луна, а взошедшее солнце. Поднявшись, он умылся, помолился на восток и быстро, решительным шагом зашагал вдоль берега к броду. Перешедши неглубокий брод, он направился к барскому двору…