Обезглавленное древо. Книга первая. Айк

Ксения Перова, 2022

В мире, где цивилизация погибла триста лет назад, Свершителей считают изгоями и нелюдями. Айк, сын Свершителя, должен унаследовать ремесло отца, причем совсем скоро. Он не готов принять столь ужасную судьбу и сопротивляется ей до последнего. Но что если цена свободы окажется слишком высока? Финалист конкурса «Open Eurasia-2020»

3

«В конце концов, ничего ужасного не случится! — уговаривал себя Айк в сотый раз, натягивая холодную с ночи одежду, — посмотрю и сразу назад. Отец меня и не заметит».

Эдвард уже завтракал — Айк слышал, как тот тихо двигается по кухне. Почему-то он всегда уходил в город незадолго до рассвета, украдкой, точно вор.

Айк сидел на постели, прислушивался и ждал. Биение сердца ощущалось всей кожей, руки заледенели. Но вот мягко стукнула входная дверь, а затем дверь мастерской, где отец хранил свою котомку.

«Пора!»

Небо над лесом только-только начинало светлеть. Все предметы в комнате медленно обретали привычные очертания.

Айк глубоко вздохнул, бросил виноватый взгляд на крепко спящего Эйвора и бесшумно открыл окно. Пахнуло свежей холодной листвой и влажным деревом. Айк влез на подоконник и увидел, как закрывается калитка за спиной отца.

Комната, где жили братья, была угловой; Айк дотянулся до стыка бревен и ловко перебросил тело на них. Пальцы скользнули по мокрому от росы дереву, и он чуть не полетел на землю. Удержался в последний миг, прижался к холодной стене. Сердце громыхало в ушах. Стараясь не пыхтеть слишком громко, спустился по стыкам бревен, как по лестнице.

Небо стремительно наливалось голубизной, полумрак отступал, и Айк рассчитывал быстро догнать отца. Но минуты утекали одна за другой, а того все не было видно. Он явно воспользовался одной из тайных троп, которые веером расходились во все стороны от дома. Не только братья прокладывали их — Эдвард тоже провел детство в этом лесу.

От холода и возбуждения Айка била крупная дрожь. Он примерно представлял, куда ушел отец, и следовал той же тропой. Впрочем, тропа — это громко сказано, посторонний человек не разглядел бы ее в этой чаще.

Время от времени Айк замирал на месте и прислушивался. В вышине дрожали извивы птичьих голосов; замирали, переплетались, точно струи льющейся воды. Шорох листьев и хруст подлеска указывал направление. Правда, порой приходилось стоять минуту-две, прежде чем удавалось что-то услышать.

В один из таких моментов Айку показалось, что все безнадежно, ему не нагнать отца. В душу закралось предательское облегчение. Можно спокойно вернуться к завтраку, никто ничего не узнает. Для очистки совести Айк прикрыл глаза, еще раз напряг слух. И — вот незадача! — на грани слышимости уловил потрескивание лесной подстилки под торопливыми шагами.

Так они шли около часа; когда впереди показался просвет, Айк невольно ускорил шаг. Он дрожал, одежда промокла от росы. Легкий ветерок подсказывал, что впереди открытое пространство. Айк спрятался за деревом и взглянул сквозь ветви кустов.

Он увидел небольшую, почти идеально круглую полянку. Посередине росло дерево, при виде которого сердце Айка дернулось и пропустило удар.

Лесной исполин вонзался в небо, подобно копью. Таких деревьев Айк еще не встречал — вдвоем с Эйвором они не смогли бы обхватить ствол у основания. Затылок заломило, когда Айк запрокинул голову, разглядывая крону. Она сильно поредела от старости, совсем как шевелюра у пожилого человека. Но каждая ветвь была так же толста, как бревна в стенах дома Райни.

Айк так засмотрелся на это чудо, что не сразу заметил отца. Тот стоял у подножия дерева и напряженно вглядывался в лес.

Айк замер, стараясь дышать потише. Мысли пульсировали в такт бешеным толчкам сердца. Что, если отец увидит его? И если это случится, что сказать в свое оправдание?

Казалось, прошла вечность, прежде чем Эдвард отвернулся и скрылся в лесной чаще. Айк перевел дух, подождал немного для верности и вышел на поляну. Надо быть осторожнее, не приближаться к отцу. Достаточно слышать его шаги.

Прежде чем уйти, Айк еще раз оглянулся, чтобы полюбоваться на невероятное дерево.

После восхода заметно потеплело, пение птиц сливалось в оглушительный хор. Лес словно раздвинулся, стал просторным и светлым. В лучах утреннего солнца он был сказочно прекрасен. Ярко-изумрудный мох пружинил под ногами, а деревья возвышались, как колонны древнего храма.

Но Айк, поглощенный одной мыслью — не попасться на глаза отцу — досадовал, что лес поредел. Густая чаща скрывала его присутствие, но теперь если Эдвард обернется, то сразу увидит сына, даже на значительном расстоянии.

Айк страшно устал — не столько от долгого пути, сколько от страха разоблачения; он уже двадцать раз пожалел, что ввязался в эту историю. Но не поворачивать же назад теперь, когда он так близок к цели!

Он торопился догнать отца и не позавтракал, даже не попил воды; голод и жажда мучили его все сильнее. Эйвор наверняка проснулся и с ума сходит от беспокойства. Айк оставил ему записку с просьбой покормить коз и выгнать их в загон. Но вряд ли она его утешит.

При мысли о брате Айк остро ощутил одиночество, и желание вернуться всколыхнулось в нем с новой силой. Заблудиться он не боялся, дорога по лесу всегда легко запоминалась. Но еще ни разу в жизни он не оказывался так далеко от дома. Да и лес чужой, незнакомый, и нечего ждать от него поддержки.

Тем временем отец миновал последние деревья и начал быстро удаляться. Айк подобрался к краю леса и выглянул из-за толстого ствола. Увиденное так его поразило, что несколько минут он не мог тронуться с места. Только смотрел, широко распахнув глаза и приоткрыв рот от восхищения.

Лес тянулся вправо и влево, словно его обрезали ножом. На равнине раскинулся город, обнесенный бревенчатой крепостной стеной. Огромные деревянные ворота были распахнуты настежь; в них вереницей втягивались телеги, пеший и конный народ. Шум стоял такой, будто над городом повис рой огромных пчел.

Размерами и красотой город превосходил самые смелые ожидания Айка. Стена с дозорными башнями по краям была не менее десяти метров в высоту. Ее окружал ров и оборонительный вал. Разбойничьи набеги давно превратились в страшные сказки для детей, необходимость в укреплениях отпала. И вал, и когда-то глубокий ров осыпались и заросли травой. Но стены, башни и ворота содержались в относительном порядке.

На поле ржавело множество мобов. Cтолько в одном месте Айк видел впервые. Здесь были и маленькие, и огромные, высотой с небольшое дерево. Вокруг них мирно паслись черно-белые коровы и разномастные лошади. Солнце еще не иссушило траву, и она хранила тот свежий, зеленовато-серебристый цвет, какой можно увидеть лишь весной. Розовые цветки душистого горошка, лютики и нежно-голубая вероника заткали этот зеленый ковер ярким узором.

А еще по всему полю виднелись развалины домов. В некоторых стенах сохранились оконные проемы, в них торчали помутневшие осколки стекла, точно оскаленные зубы мертвых животных. Замшелые фундаменты заросли кустами и молодыми деревьями. Лес медленно, но верно захватывал древние строения, и было ясно, что в конце концов от них ничего не останется.

Эдвард быстро шел к городу, огибая развалины и останки мобов; высокая трава хлестала его по сапогам. Еще пара минут — и он затеряется в потоке телег и обозов.

Айк запаниковал. Город так велик! Если он не нагонит отца сейчас, то уже ни за что его не найдет!

Забыв об осторожности, он выскочил из леса и помчался через поле. И тут почувствовал под ногами что-то необычное. Между пучками травы виднелась ровная серая поверхность. Она сильно потрескалась, но оставалась прочной и бежать по ней было очень приятно.

Древняя дорога! Вероятно, в лесу их затянуло дерном, а здесь нет.

Айк не смог удержаться от искушения потрогать удивительное покрытие. Оно было шершавым и теплым от солнца. И тут в траве справа мелькнуло что-то длинное, темное. Айк не успел сообразить, что это, как тело само отпрыгнуло назад.

Черная полоса не двигалась. Мертвая змея?

Айк присмотрелся и шумно выдохнул. Обычный корд — но почему он лежит здесь, посреди поля?

Айк называл это кордом, а Дирхель, который приносил его из Хранилищ, — «вечной веревкой». Он был сплетен из металлических нитей и покрыт неизвестным веществом, плотным и гладким на ощупь.

Разной толщины и гибкости, корды не рвались и не гнили от непогоды. Из самых тоненьких Эйвор плел свои «индейские» украшения и корзинки для всяких мелочей. Толстые шли на починку хозяйственных построек; обмотанные ими ручки инструментов не скользили в руке и служили дольше.

Одним словом, незаменимая в хозяйстве вещь, и Айк машинально нагнулся, чтобы поднять его и смотать. И тут же опомнился.

Что он делает? Надо догнать отца!

Он помчался вперед и через минуту достиг дороги. Пристроился за какой-то телегой, не замечая недоуменных взглядов окружающих.

Город надвинулся на него, но Айк успел заметить черный с желтым плащ отца, мелькнувший в проеме ворот. Теперь главное — следовать за ним, ни на что не отвлекаясь.

Легко сказать!

Айк крутил головой и так часто открывал в изумлении рот, что шею и челюсти заломило от напряжения.

Да, в городе было на что посмотреть! Дома в два-три этажа, деревянные или каменные, нависали над улицами, маленькие и узкие окна напоминали бойницы. Повсюду какие-то лавки, разносчики с лотками, разноцветные вывески.

Айк привык к ровному, мягкому шуму леса, и громыхание копыт и тележных колес по булыжнику казалось оглушительным. Людей было пугающе много. Сколько же их здесь живет — сотни, тысячи? Они толкали друг друга, ругались и болтали так громко, что Айк поражался, как они не охрипнут.

Большинство горожан носило знакомую Айку одежду. Мужчины — простые штаны и рубашки со шнуровкой спереди, женщины — юбки и цветастые блузы или полотняные платья. Но попадались и более состоятельные люди. Они щеголяли кожаными штанами и куртками, коричневыми или черными, с украшением из разноцветных шнуров. Модницы в красных жакетах на меху и юбках глубоких, насыщенных цветов пробирались по краю улицы, чтобы не запачкать наряды.

Яркие одежды горожан составляли странный контраст с мрачно-серым или коричневым цветом домов и мостовой.

Но главное, что поразило Айка еще у ворот, — это страшная вонь. Над городом висел густой, тяжелый смрад гниющей соломы, конского навоза, застарелого пота, дыма и нечистот. Кое-где этот запах смешивался с ароматами еды, которую готовили уличные торговцы. Айка мутило, он даже хотел повернуть назад, но отвлекся на что-то, и запах перестал его донимать.

Людской поток втащил Айка в ворота и поволок по улице, как река уносит сухой листок. Он спешил изо всех сил — в такой толчее отец его точно не заметит.

Кое-что сразу бросилось в глаза Айку. При виде Эдварда люди замолкали и поспешно уступали ему дорогу. Один безногий нищий замешкался, но, бешено работая руками, оттащил немощное тело прочь с пути отца.

Казалось, горожане боялись даже мимоходом коснуться его. Словно Эдвард мог их испачкать или заразить опасной болезнью. В самой гуще толпы вокруг него мгновенно возникало пустое пространство, как будто его накрывали стеклянным колпаком. На Айка же, как и предсказывал Джори, никто не обращал внимания.

Если Эдварда и задевало подобное отношение, он не подавал виду. Шел спокойно, высоко держал голову и ни с кем не вступал в разговоры.

Айк старался не отставать, но глаза у него разбегались. Взгляд цеплялся то за яркую вывеску, то за шарманщика в толпе детворы, то за продавца безделушек.

Он попал в город в базарный день. Окрестные крестьяне съехались сюда, чтобы сбыть товар, воришки — стянуть, что плохо лежит, а простой люд — повеселиться вволю. Но Айк вообразил, что здесь так всегда, и контраст с мирной тишиной леса неприятно поразил его. Он провел в городе около часа, а голова уже гудела, мысли путались, в горле пересохло. Он бездумно переставлял ноги и всерьез боялся упасть — затопчут и не заметят.

И вдруг застыл на месте, забыв обо всех неудобствах. Вонь, толкотня, шум — даже отец — отодвинулись на второй план.

На витрине одной из лавок лежали мечи. Опасно-холодные, невероятно прекрасные, они притягивали взгляд своим блеском.

Айк приблизился к витрине, не отрывая от нее глаз, словно все это великолепие могло растаять, стоило ему отвернуться. Он видел настоящие мечи впервые в жизни, и они оказались даже лучше, чем ему представлялось. Он пожирал их восхищенным взглядом, пока не начал отличать один от другого.

Большинство клинков были простыми, грубой ковки, но нашлись и два-три меча подороже. Затейливая вязь покрывала клинки и гарды; на черную ткань подклада падали смутные отблески. Эти мечи выделялись среди прочих, как огромные бабочки-махаоны среди луговых мотыльков.

Айк не думал о том, какие мечи хуже, какие лучше. Они все были одинаково прекрасны, он мог смотреть на них бесконечно. Мечта явилась ему во плоти — мечта о великолепном оружии, разящем, как молния.

Разумеется, к тому моменту, как он очнулся, отца и след простыл. Айк рванулся вперед, высматривая в толпе знакомый плащ. Бросился в одну сторону, в другую, заглянул в несколько переулков. Безрезультатно.

Он потащился дальше наугад, увлекаемый оживленно гомонившими людьми. Внезапно дома расступились, и толпа выплеснулась на широкую площадь. Посередине находился небольшой круглый фонтан; тонкие серебристые струйки лениво падали в чашу из серого, треснувшего камня.

При виде воды Айк ощутил прилив сил. Он протолкался к фонтану и подставил ладонь под живительную струю. Пил долго, жадно, пока не почувствовал, что полон до краев.

Сразу нахлынула усталость, тело отяжелело. Солнце набирало силу и немилосердно жгло его склоненную голову. Жара даже в этот утренний час казалась нестерпимой — страшно представить, каково здесь в полдень!

Айк сидел на краю фонтана и смотрел перед собой застывшим взглядом. Голова переполнилась увиденным, как желудок — водой. Он понимал, что вряд ли разыщет отца и почти не жалел об этом. За один день он увидел и испытал больше, чем за всю жизнь.

Он не знал, сколько просидел так, но толпа вдруг заволновалась, как лес под порывами ветра.

— Везут, везут! — кричали отовсюду. Люди вытягивали шеи, пытаясь разглядеть что-то за спинами соседей. Все головы повернулись в одну сторону. Айк взглянул туда же, но ничего не увидел, кроме леса разнокалиберных ног.

— Что, парень, несладко? — раздался над головой незнакомый голос. — Давай-ка!

И прежде чем Айк сообразил, что сказать, крепкие руки подхватили его и поставили на край фонтана. Тут тоже примостилась куча народу, но теперь Айк мог смотреть поверх голов.

Странная процессия двигалась вокруг площади. Черная лошадь тащила небольшую телегу — обычную телегу, в каких деревенские возили сено с полей. Колеса скрипели и громыхали по булыжнику.

В телеге стоял на коленях человек в длинной холщовой рубахе белого цвета и таких же штанах. Голова поникла, спутанные светлые волосы закрывали лицо. На груди висела табличка с надписью, но Айк стоял слишком далеко и не мог ее прочесть. Зато сразу узнал человека, который вел лошадь под уздцы. Сердце его словно ухнуло вниз с огромной высоты.

Это был отец.

Плащ его куда-то исчез, а грудь крест-накрест охватывала кожаная перевязь — Айк никогда не видел на отце ничего подобного. Волосы убраны в косу, смуглое лицо как всегда сурово и непроницаемо. Эдвард словно не замечал прикованных к нему взглядов.

Айк хотел спрыгнуть на землю и затеряться в толпе, но люди стояли слишком плотно — и мышь не прошмыгнет. Он понимал, что невозможно разглядеть одно лицо в этом беснующемся людском море. Но ему, как часто бывает в таких случаях, казалось, что он стоит на самом виду, что отец вот-вот заметит его.

А люди и впрямь словно взбесились. Отовсюду неслись выкрики, свист, улюлюканье. Те, кто стоял ближе к телеге, бросали в человека объедки, мусор и камни. Он не шевелился, даже головы не поднял.

Айку стало очень жаль этого беднягу. Каково это, когда в тебя швыряют камнями, а ты даже не можешь убежать!

Телега сделала полный круг и остановилась перед высокой и узкой аркой из серого камня, которую Айк до этого не замечал. Её покрывала резьба, какие-то рисунки и руны. Люди расступились, и вокруг арки образовалось большое свободное пространство.

Эдвард помог сидевшему в телеге человеку спуститься на землю. Тот неуклюже повиновался — руки у него были связаны за спиной. Эдвард вывел пленника на середину освободившегося круга и замер, скрестив руки на груди. Лицо его ничего не выражало, лишь глаза блестели черно и холодно. Айк поежился — он знал этот взгляд.

Из-за арки вышел невысокий человек с пачкой бумаг в руках. Весь в черном, как и отец, он выглядел гораздо богаче — серебряная вышивка так и сверкала под солнцем.

Толпа слегка притихла. Человек остановился в середине круга и громко, нараспев произнес:

— Именем Верховного магистрата города Вьена находящийся здесь Дарин Авенди, плотник, тридцати двух лет от роду, обвиняется в преднамеренном убийстве жены своей, Амелины Авенди, каковая была найдена мертвой под полом в мастерской преступника…

Cвязанный стоял неподвижно, не поднимая головы, так что волосы почти закрывали табличку. Но теперь Айк, напрягая зрение, все же смог прочитать надпись.

«Убийца» — гласила она.

Внезапно Айк осознал, что нигде не видит отца. Внутри похолодело. Несомненно, он заметил сына и сейчас направляется к нему сквозь толпу, неотвратимый, как смерть. Айк дернулся, чтобы бежать, но куда там, его стискивали со всех сторон. Кровь бросилась в лицо, ноги ослабели.

Но он тут же понял свою ошибку. Эдвард просто зашел за арку и остановился чуть сбоку от нее. В его опущенной руке что-то блеснуло.

–…да помилует Всемогущий Отец твою душу! — закончил читать человек в черном, и Айк сообразил, что упустил главное.

Что они собираются делать с этим бедолагой? Что все это означает?

Толпа вздохнула, качнулась вперед, как вода в наклоненной чаше, и вновь замерла. Человек в черном неторопливо свернул бумаги и отошел в сторону. Теперь Айк хорошо видел арку и неподвижного отца. Воцарилась тишина, настолько полная, что было слышно, как весело чирикают птицы на карнизах домов и плещет вода в фонтане.

Пленник медленно поднял голову и окинул взглядом площадь.

Айк вздрогнул. Он плохо различал возраст взрослых, но человек выглядел молодым. Во всяком случае, моложе отца. Тот казался Айку совсем старым — шутка ли, тридцать лет!

— Всемогущий знает, что я невиновен! — выкрикнул пленник. Голос тоже был молодой, высокий и словно надломленный. — Я не убивал ее! Я ее любил! Это вы убийцы! Все вы, кто сейчас стоит и смотрит, как убивают невиновного, будьте вы прокляты! Пусть моя кровь падет на вас!

Айк ничего не понял, но его охватил ужас. Хотелось бежать куда глаза глядят, только бы не видеть этого страшного человека, не слышать голоса, полного ярости и муки.

Но человек больше ничего не прибавил. Прежде чем кто-то в толпе двинулся или произнес хоть слово, он резко повернулся и решительным шагом прошел сквозь арку. Туда, где стоял отец Айка.

Остальное заняло не больше нескольких секунд.

Эдвард резко замахнулся, и в руках его сверкнул двуручный меч с широким лезвием. Клинок коротко свистнул, раздался хруст, словно нож с размаху воткнули в кочан капусты.

Голова пленника с поразительной легкостью отделилась от туловища и полетела в сторону. В гробовой тишине было слышно, как она с тяжелым костяным стуком ударилась о камни мостовой и прокатилась несколько шагов.

Обезглавленное тело еще стояло, из шеи во все стороны тонкими фонтанами била освобожденная кровь. Потом колени подогнулись, и оно рухнуло наземь, точно дерево под топором дровосека. Потоки крови хлынули на мостовую, и Эдвард, держа окровавленный меч на отлете, отступил назад.

Толпа отшатнулась. Истошно заголосили женщины, завизжали и заплакали дети. Поднялся невообразимый шум. Человеческое месиво стронулось с места, заволновалось. Все жаждали поближе рассмотреть место действия и в то же время опасались коснуться экзекутора или его жертвы.

Всего этого Айк уже не видел. Темнота надвинулась на него со всех сторон, и сознание угасло так быстро, будто кто-то задул свечу.

Прохладная вода. Яркие сполохи света на каменном дне.

Айк не мог вдохнуть, и его охватила паника, примитивная и темная — основа жизни. Он дернулся из последних сил, и был вынут из воды за шкирку, как щенок.

— Очухался вроде, — пробасил грубый голос.

Айк кое-как поднялся на дрожащие ноги и, растолкав небольшую толпу любопытных, бросился прочь.

Впоследствии он с трудом мог вспомнить, как выбрался из города. Обратный путь слился в непрерывный кошмар — невыносимая духота, бьющий по ушам шум и мучительное желание лечь и уснуть.

По счастливой случайности Айк сразу же попал на ту улицу, по которой пришел на площадь. Самая широкая в городе, она вела прямо к воротам. Начни он плутать — и одному Всемогущему известно, что бы тогда случилось.

Он шел, как во сне. Одна мысль вела его — домой, скорее домой. К Эйвору, к сестрам, пусть они и надоедали ему порой. Сейчас, из глубины этого ужасного места, дом казался чем-то светлым и прекрасным. Спасительной гаванью.

Вернуться и обо всем забыть. Дни пойдут своим чередом, как прежде. Он будет копать огород, доить коз, читать книги, болтать с Джори. «Вернуться, помоги мне вернуться!» — шептал Айк пересохшими губами. Несмотря на жару, его била дрожь; сердце прыгало, как обезумевшая белка.

Он шел и каждую секунду думал, что вот-вот упадет, но каким-то чудом этого не случалось. Не поверил своим глазам, когда в очередной раз поднял голову и увидел высокий проем городских ворот. Миновал их и прислонился к нагретой солнцем стене.

Свежий ветер полей охладил его пылающее лицо и избавил от отвратительного запаха, въевшегося в тело.

Айк жадно глотал воздух. Сознание то возвращалось, то снова грозило исчезнуть, как солнце в облачный, ветреный день. Но лес был совсем рядом, и это придавало мужества.

Он оттолкнулся от стены и в последнем отчаянном усилии пересек поле. Когда над головой зашумели кроны деревьев, Айк с огромным облегчением упал на мох и растворился в беспамятстве.

Возвращался к реальности медленно, трудно. Бессознательность сменилась мучительными видениями; очнувшись, Айк не мог и не хотел их вспоминать.

Холод привел его в чувство. Шел дождь, одежда и волосы промокли насквозь. Вдали перекатывался гром, словно старый пес ворочался в конуре. Небо затянуло низкими облаками, под деревьями сгустилась темнота. Похоже, он провалялся в беспамятстве несколько часов.

Айк кое-как приподнялся и сел. Он был совершенно разбит, и физически, и морально. Думалось медленно, вяло и все о какой-то ерунде: постели пора сменить, грядки с салатом давно не пропалывали…

Собраться с мыслями никак не удавалось — он словно барахтался в трясине. Встал через силу, тело было громоздким, непослушным. Словно ворочаешь тяжеленный кусок дерева.

Постоял, сделал пару шагов и уцепился за дерево. Надо двигаться, идти к дому.

Айк вдруг осознал — прошел целый день. Страшно подумать, что там с Эйвором! Может, бегает и ищет его, хотя старший строго-настрого запрещал это.

— Сиди на месте и жди, когда тебя найдут. Но он же никогда не слушает, — бормотал он в полузабытьи, — ума не приложу, что делать с этим мальчишкой. По реке катается, попросишь что-то сделать — забудет…

Он даже не замечал, что говорит вслух. Страшно хотелось пить. Он подставлял ссохшийся рот под капли, но это лишь разжигало жажду.

Ничего, дома все есть — пища, ягодная вода, постель. Можно упасть и заснуть. Там все будет хорошо, все будет по-прежнему. Только бы дойти, только бы хватило сил. Дойду, думал Айк, доползу, если понадобится. Зубами буду за землю цепляться, но доползу…

Гроза тем временем разошлась всерьёз, дождь превратился в настоящий ливень. Ветер рвал кроны деревьев и пригоршнями швырял воду в лицо Айку. Вспыхивали молнии, и в их мгновенном неживом свете лес казался чужим и враждебным.

Гром ударил прямо над головой, у Айка аж в ушах зазвенело. Он замер, оглушенный, испуганный. И вдруг понял, что стоит на краю той самой полянки, которую они с отцом пересекали утром.

Неужели и правда сегодня утром? По его ощущениям прошло много лет.

Огромное дерево переменилось. Что-то зловещее чудилось в нем. Казалось, оно нависает над Айком и хочет схватить его. Ствол поскрипывал под порывами ветра, исполинская крона раскачивалась среди грозовых туч.

Следовало идти дальше, но Айк не мог двинуться с места. Ноги словно приковала к земле невидимая сила. Он смотрел вверх, смаргивая с ресниц капли дождя; силился разглядеть вершину дерева так упорно, словно это было делом всей жизни.

И будто в ответ на его ожидания, ослепительно сверкнула молния. Раздался чудовищный треск, будто разорвалась сама ткань мироздания. На мгновение стало светло, как днем, Айк невольно закрыл лицо руками, и волна жара ударила в ладони.

Дерево пылало.

Молния не расколола гигантский ствол, но крона вспыхнула, как факел, и все вокруг озарилось багрово-алым светом.

Айк обхватил себя руками и замер — зверек под взглядом змеи. Ветер хлестал по лицу мокрой занавесью дождя — он не чувствовал, не замечал. Внутри словно прорвало плотину, и воспоминания хлынули потоком.

Человек с табличкой «убийца» на груди.

Стук отрубленной головы о мостовую.

Фонтаном бьющая кровь.

Отец с мечом в руке.

Все это разом обрушилось на Айка — казалось, сердце вот-вот разорвется.

Он закричал. Кричал, как парализованное животное, которое видит смерть и не может убежать. Согнулся, стиснул голову руками и оглушал себя собственным криком.

А потом сорвался с места и помчался, не разбирая дороги. Прочь от ужасного дерева, от воспоминаний, от этого страшного дня.

Лишь везение и привычка бегать по лесу спасли Айка от неминуемого увечья, а то и смерти. Он долго бежал в полной темноте. Налетал на деревья, скатывался в ямы, падал и снова поднимался, чтобы продолжить безумный бег в никуда.

Внезапно что-то стиснуло его руку у запястья. Айк молча вырывался, как вдруг услышал голос. Точнее, осознал, что с ним говорят.

— Айк! Айк! Очнись, это же я!

Он поднял голову… и уперся взглядом в темноту. Голос казался смутно знакомым. И все же он продолжал сопротивляться, словно птица, изо всех сил бьющая крыльями.

— Айк, это я, Джори! Тише, успокойся!

Крепкие руки обвились вокруг его вздрагивающего тела, прижали голову к чьему-то плечу. Мелодичный голос шептал:

— Все хорошо… ты в безопасности. Я никому не дам обидеть тебя. Тише… вот так.

Айк по-прежнему ничего не видел, но понял, кто перед ним, и слегка расслабился.

— Вот так… хорошо, — повторил Джори, и они присели на влажный мох.

Гроза с ворчанием откатилась на запад. С веток и листьев капало, деревья беспокойно шумели, словно обсуждали минувшую бурю.

— Д… Джори… — собственный голос показался Айку чужим.

— Да, это я. Слава Всемогущему! Ты меня до смерти напугал!

— Откуда ты… здесь?

— Эйвор прибежал к нам вечером, — Джори крепко обнимал Айка за плечи, за что тот был ему безмерно благодарен, — ревел, насилу успокоили. Сказал, ты с утра исчез и до сих пор не вернулся, а ваш отец ушел в город, и он не знает, что делать. Он как сказал — ну, про вашего отца, — я сразу понял, куда ты отправился. Направление знал, мы пошли цепью, надеясь тебя отыскать…

— Мы?

— Ну да. Эйвор и Крис тут, неподалеку. Мы условились — кто тебя встретит, позовет остальных. Позвать их?

Айк судорожно вцепился в руку Джори и замотал головой.

— Так и думал. Давай посидим, они не успеют далеко уйти.

Айк кивнул — говорить сил не было.

Ночной лес шумел и поскрипывал. Капли стучали без остановки — звонко по листьям, увесисто и глухо — по толстой лесной подстилке. Пахло землей, мокрой травой и перегноем.

От Джори исходило незримое тепло сочувствия, и Айку стало полегче. Надо было что-то рассказать, объяснить, но он молчал. Древний инстинкт подсказывал, как опасно облекать пережитое в слова. Начни он говорить, оно встанет перед ним во весь рост — и сможет ли он тогда с ним справиться?

Айк глубоко дышал, дрожь утихала. И тут же навалилась страшная слабость.

— Знаешь, я ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу, — пристыженно прошептал он.

— Ничего, — Джори помог ему встать, — дойдем до дома, а потом я вернусь за Эйвором и Крис. Хорошо?

— Отлично, — слабым голосом произнес Айк. Едва он понял, что в ближайшее время не придется ничего объяснять, отпустило окончательно. Даже колени задрожали от облегчения.

— Ну пошли. Поздно уже.

Идти бок о бок по лесу неудобно, но Джори продолжал обнимать Айка за плечи — без этой поддержки он бы упал.

— Мы правильно идем? — уточнил Джори. — Не заблудимся? Ты же знаешь, какой из меня ходок по ночному лесу.

— Нет, все верно. — К Айку уже вернулся дар речи. — Джори…

— М-м-м?

— Прости, у вас с Крис опять будут неприятности… из-за меня…

Джори негромко рассмеялся.

— Сегодня мы оказались догадливее и предупредили маму, что вернемся поздно.

— И что она?

— Разрешила. Я сказал, мы пойдем гулять с ребятами. Это чистая правда.

Айк слабо усмехнулся.

— Надеюсь, ты не сказал, с кем именно.

— Счел это излишним. Раз к вам плохо относятся в деревне, не стоит рассказывать о нашем знакомстве. Я бы хотел продолжить его, а нарушать запрет родителей неприятно. Так что лучше им ничего не знать, верно? — В голосе Джори послышалась улыбка.

Горло Айка неожиданно стиснуло рыданием. Он кивнул, надеясь, что Джори почувствует движение.

— Но есть одна трудность, — продолжал он, — Крис может выболтать все маме или подружке. Она иногда увлекается. Сначала говорит, а потом думает.

Впереди между деревьями мелькнул огонек.

— А вот и ваш дом, Айки, — с удовлетворением произнес Джори, — я велел Эйвору поставить лампу в окне чердака. Держись, почти пришли!

Айк с изумлением понял, что улыбается — после всего, что случилось..

— Ты больше не называешь меня Айкен?

— Ой! — Голос Джори прозвучал виновато. — Прости! Как-то само получилось.

— Да не, так отлично. Я, наоборот, удивлялся, чего ты «Айкен» да «Айкен».

— Мне показалось, тебе так больше нравится. При нашей первой встрече.

— А-а-а.

Они подошли к забору, и Айк с облегчением к нему прислонился. Райст и Кари зарычали, учуяв чужого; в полной темноте это звучало жутковато.

— Не тревожься, я сейчас догоню младших, — сказал Джори, — тут недалеко. Ты почти дошел, моя помощь не особенно требовалась.

Айк покачал головой. Ветер с шелестом проносился по кронам деревьев, роняя на голову крупные капли. Небо очистилось, в необъятной вышине холодно светили звезды.

— Нет, — медленно произнес Айк, — требовалась. Я рад, что мы встретились, Джори. Сейчас… и вообще.

— Я тоже, Айк. До завтра?

— До завтра, — вздохнул Айк и повернулся лицом к родному дому. Все эти страшные часы он стремился к нему, мечтал о нем, как о единственном островке света в окружающем мраке.

Но сейчас смотрел на знакомый силуэт крыши, на мерцающий в окне огонек — и не чувствовал ни облегчения, ни радости. Только боль. Усталость.

Опустошение.