Неточные совпадения
Солнечные лучи с своей стороны забирались
в рощу и, пробиваясь сквозь чащу, обливали
стволы осин таким теплым светом, что они становились похожи на
стволы сосен, а листва их почти синела и над нею поднималось бледно-голубое
небо, чуть обрумяненное зарей.
Долинный лес иногда бывает так густ, что сквозь ветки его совершенно не видно
неба. Внизу всегда царит полумрак, всегда прохладно и сыро. Утренний рассвет и вечерние сумерки
в лесу и
в местах открытых не совпадают по времени. Чуть только тучка закроет солнце, лес сразу становится угрюмым, и погода кажется пасмурной. Зато
в ясный день освещенные солнцем
стволы деревьев, ярко-зеленая листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые лишайники принимают декоративный вид.
Сумерки
в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного
неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и
стволы деревьев. Разбуженная
в осыпях пищуха подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась
в норку и больше не показывалась.
После полуночи дождь начал стихать, но
небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по
стволам деревьев и углублялись
в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть
в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали
в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.
Между
стволов сосен являются прозрачные, воздушные фигуры огромных людей и исчезают
в зеленой густоте; сквозь нее просвечивает голубое,
в серебре,
небо. Под ногами пышным ковром лежит мох, расшитый брусничником и сухими нитями клюквы, костяника — сверкает
в траве каплями крови, грибы дразнят крепким запахом.
Тёплым, ослепительно ярким полуднем, когда даже
в Окурове кажется, что солнце растаяло
в небе и всё
небо стало как одно голубое солнце, — похудевшая, бледная женщина,
в красной кофте и чёрной юбке, сошла
в сад, долго, без слов напевая, точно молясь, ходила по дорожкам, радостно улыбалась, благодарно поглаживала атласные
стволы берёз и ставила ноги на тёплую, потную землю так осторожно, точно не хотела и боялась помять острые стебли трав и молодые розетки подорожника.
Но теперь эти вздохи становились все глубже, сильнее. Я ехал лесною тропой, и, хотя
неба мне не было видно, но по тому, как хмурился лес, я чувствовал, что над ним тихо подымается тяжелая туча. Время было не раннее. Между
стволов кое-где пробивался еще косой луч заката, но
в чащах расползались уже мглистые сумерки. К вечеру собиралась гроза.
Он черпал серебряною ложкой из тарелки малину с молоком, вкусно глотал, чмокал толстыми губами и, после каждого глотка, сдувал белые капельки с редких усов кота. Прислуживая ему, одна девушка стояла у стола, другая — прислонилась к
стволу липы, сложив руки на груди, мечтательно глядя
в пыльное, жаркое
небо. Обе они были одеты
в легкие платья сиреневого цвета и почти неразличимо похожи одна на другую.
Перед ними лежала узкая дорога, ограждённая с обеих сторон
стволами деревьев. Под ногами простирались узловатые корни, избитые колёсами телег, а над ними — густой шатёр из ветвей и где-то высоко — голубые клочья
неба. Лучи солнца, тонкие, как струны, трепетали
в воздухе, пересекая наискось узкий, зелёный коридор. Запах перегнивших листьев окружал их.
Степан предложил поохотиться на гусей. Мой товарищ согласился. Я отказался и пошел от скуки пройтись по лесу.
В лесу было тихо и спокойно, стоял серый полумрак
стволов, и только вверху играли еще лучи, светилось
небо и ходил легкий шорох. Я присел под лиственницей, чтобы закурить папиросу, и, пока дымок тихо вился надо мною, отгоняя больших лесных комаров, меня совершенно незаметно охватила та внезапная сладкая и туманная дремота, которая бывает результатом усталости на свежем воздухе.
Сверкала улыбка мальчика, сверкали задорно-веселые глаза львов. И широкою, горячею радостью сверкало солнце над огромными, ласковыми эвкалиптами с серебряными
стволами.
В небе непрерывно звенело вольное верещание ястребов: их здесь очень много, здесь и солнца нельзя себе представить без реющих
в его сверкании могучих ястребиных крыльев; и так здесь становится понятным, почему египтяне изображали солнце
в виде диска с ястребиными крыльями.
«Топор низом звучал глуше и глуше. Дерево погнулось, послышался треск его
в стволе, и, ломая сучья, оно рухнулось макушей на сырую землю. Звуки топора и шагов затихли… Деревья еще радостнее красовались на новом просторе своими неподвижными ветвями. Первые лучи солнца пробежали по земле и
небу. Роса, блестя, заиграла на зелени. Сочные листья радостно и спокойно шептались на верхушках, и ветви живых дерев медленно, величаво зашевелились над мертвым поникшим деревом».
Вечером на небольшой станции опять скопилось много эшелонов. Я ходил по платформе.
В голове стояли рассказы встречных раненых, оживали и одевались плотью кровавые ужасы, творившиеся там. Было темно, по
небу шли высокие тучи, порывами дул сильный, сухой ветер. Огромные сосны на откосе глухо шумели под ветром, их
стволы поскрипывали.
А дальше за тропинкой жмутся друг к другу молодые елки, одетые
в пышные, зеленые платья, за ними стоят березы с белыми, как бумага,
стволами, а сквозь слегка трепещущую от ветра зелень берез видно голубое, бездонное
небо.
Была чудная тихая ночь. Луна с безоблачнного, усыпанного мириадами звезд
неба лила на землю кроткий волшебный свет, таинственно отражавшийся
в оконечностях медных крестов на решетке, окружающей старый дуб. Вокруг «проклятого места» царило ужасное безмолвие. Поднявшийся с протекающей невдалеке реки туман окутывал берег и часть старого парка, примыкающего к нему, создавая между
стволами и листвой вековых деревьев какие-то фантастические образы.