Неточные совпадения
— Я гулял здесь
в роще, — небрежно сказал Обломов, еще не опомнясь от
обиды, нанесенной появлением земляка, и
в какую
минуту!
Мы не сомневались
в последствиях и полагали нового товарища уже убитым. Офицер вышел вон, сказав, что за
обиду готов отвечать, как будет угодно господину банкомету. Игра продолжалась еще несколько
минут; но чувствуя, что хозяину было не до игры, мы отстали один за другим и разбрелись по квартирам, толкуя о скорой ваканции.
Стеклянная колбочка, которую держал
в руках Игнатович, звякнула о реторту. Он весь покраснел, лицо его как-то беспомощно дрогнуло от
обиды и гнева…
В первую
минуту он растерялся, но затем ответил окрепшим голосом...
В одну из
минут, проведенных ею там, над головой ее мелькнула, улетая вдаль, какая-то черная тихая птица — она разбудила ее, подняла. Дрожа от холода, она пошла домой, навстречу привычному ужасу побоев и новых
обид…
Сначала он впадал
в меланхолию и малодушие; всем было известно, что
в такие
минуты грозный генерал становится беспомощнее ребенка, и многие спешили выместить на нем свои
обиды.
У всех нервы напряглись до последней степени.
В офицерском собрании во время обедов и ужинов все чаще и чаще вспыхивали нелепые споры, беспричинные
обиды, ссоры. Солдаты осунулись и глядели идиотами.
В редкие
минуты отдыха из палаток не слышалось ни шуток, ни смеха. Однако их все-таки заставляли по вечерам, после переклички, веселиться. И они, собравшись
в кружок, с безучастными лицами равнодушно гаркали...
— Я, видишь, Петр Степанович, говорю тебе это верно, что обдирал; но я только зеньчуг поснимал, и почем ты знаешь, может, и моя слеза пред горнилом всевышнего
в ту самую
минуту преобразилась, за некую
обиду мою, так как есть точь-в-точь самый сей сирота, не имея насущного даже пристанища.
«Только вы, Александр Петрович, не примите
в обиду, — прибавил он через
минуту, — я ведь так от души сказал».
Он везде — был, со всеми женщинами на своем пути имел грех; он рассказывал обо всем беззлобно, спокойно, как будто никогда
в жизни своей не испытал ни
обиды, ни поругания. Через
минуту его речь звучала где-то на корме.
Поэтому
в церкви,
в те
минуты, когда сердце сжималось сладкой печалью о чем-то или когда его кусали и царапали маленькие
обиды истекшего дня, я старался сочинять свои молитвы; стоило мне задуматься о невеселой доле моей — сами собою, без усилий, слова слагались
в жалобы...
Утром он сам догадался, что это так, и тогда даже зависти к Максиму не почувствовал, а
в эту
минуту её слова точно обожгли ему лицо, — он отшатнулся и, захлебнувшись злой
обидою, крикнул...
— Друг мой, — отвечал дядя, подняв голову и с решительным видом смотря мне
в глаза, — я судил себя
в эту
минуту и теперь знаю, что должен делать! Не беспокойся,
обиды Насте не будет — я так устрою…
Сначала это было трудно, но через несколько
минут он уже стал погружаться
в знакомое ему состояние бездумья,
в привычную пустоту, которая властно охватывала его после побоев и
обид, когда он сидел одиноко где-нибудь
в углу.
Прошел длинный, мучительный день, а ночью Елена Петровна пришла
в кофточке к Саше, разбудила его и рассказала все о своей жизни с генералом — о первом материнстве своем, о горькой
обиде, о слезах своих и муке женского бессильного и гордого одиночества, доселе никем еще не разделенного. При первых же ее серьезных словах Саша быстро сел на постели, послушал еще
минуту и решительно и ласково сказал...
Четвертым был темный человек Митрофан Петрович, что-то городское, многоречивое и непонятное; лицо у него и бороду словно мыши изгрызли, и туго, как мешок с картошкой, был набит он по самое горло жалобами,
обидой и несносной гордыней; и всякому, кто поговорит с ним пять
минут, хотелось и от себя потрепать его за бороду и дать коленом
в зад.
Они были душа этого огромного тела — потому что нищета душа порока и преступлений; теперь настал час их торжества; теперь они могли
в свою очередь насмеяться над богатством, теперь они превратили свои лохмотья
в царские одежды и кровью смывали с них пятна грязи; это был пурпур
в своем роде; чем менее они надеялись повелевать, тем ужаснее было их царствование; надобно же вознаградить целую жизнь страданий хотя одной
минутой торжества; нанести хотя один удар тому, чье каждое слово было —
обида, один — но смертельный.
В эти две-три
минуты Яков испытал, как сквозь него прошли горячие токи
обиды, злости, прошли и оставили
в нём подавляющее, почти горестное сознание, что маленькая женщина эта необходима ему так же, как любая часть его тела, и что он не может позволить оторвать её от него. От этого сознания к нему вновь возвратился гнев, он похолодел, встал, сунув руку
в карман.
Все чувствовали, что надо вырвать «зло» с корнем, все издавали дикие вопли…
В чем заключалось зло? Какое оно отношение имело к данной
минуте? Об этом никто себя не спрашивал, не рассуждал, не говорил. Чувствовалось одно: что
минута благоприятна, что это одна из тех
минут, к которым можно приурочить какую угодно
обиду, и никто
в суматохе ничего не разберет и не отличит. Если теперь упустить
минуту, то кто может поручиться, поймаешь ли ее когда-нибудь за хвост?
Плясала Варвара, а старик только помахивал платком и перебирал каблучками, но те, которые там, во дворе, нависая друг на друге, заглядывали
в окна, были
в восторге и на
минуту простили ему всё — и его богатство, и
обиды.
Сейчас он видел, что все друзья, увлеченные беседою с кривым, забыли о нем, — никто не замечает его, не заговаривает с ним. Не однажды он хотел пустить
в кучу людей стулом, но
обида, становясь всё тяжелее, давила сердце, обессиливала руки, и, постояв несколько
минут, — они шли медленно, — Бурмистров, не поднимая головы, тихонько ушел из трактира.
Женщина, вспоминая множество
обид, нанесенных ей этим человеком и другими, всё говорила, чувствуя
в груди неиссякаемый прилив силы и бесстрашия. Развалившееся по стулу жидкое тело с каждой
минутой словно всё более расплывалось, теряя очертания человеческой фигуры. Глаза Лодки стали светлыми, и голос звенел всё яснее.
Главное, обидно то, что всё это случай — простой, варварский, косный случай. Вот
обида! Пять
минут, всего, всего только пять
минут опоздал! Приди я за пять
минут — и мгновение пронеслось бы мимо, как облако, и ей бы никогда потом не пришло
в голову. И кончилось бы тем, что она бы всё поняла. А теперь опять пустые комнаты, опять я один. Вон маятник стучит, ему дела нет, ему ничего не жаль. Нет никого — вот беда!
И он на несколько
минут, под влиянием щемящего до слез ощущения
обиды и боли, вдруг почувствовал себя таким несчастным, пришибленным, таким несправедливо угнетенным, таким отверженным и жалким, но
в высшей степени честным и благородным человеком.
Ни одного вопроса… Ни единого слова участия. «Пышный махровый бутон розы… Рожденный для праздника»! — вспоминаются Дуне слова, сказанные тетей Лелей
в минуту отъезда Наташи, и глухая
обида закипает
в ее груди.
Воодушевившейся, расчетливой Бодростиной и
в ум не приходило
в эту
минуту, что поучение ее о простоте, нападающей на мудрецов, может быть ни для кого не имеет столько подходящего значения, как для нее самой, с которой не спускает очей своего мщения униженный и оскорбленный и
в жизни никогда не прощавший ни одной своей
обиды генерал Синтянин.
— Да не
в обиду будь сказано, нас вот с вами взять, хоть вы и храните
в себе священный огонь. Таково уж, видно, звание наше! А кузина ваша пришла на несколько
минут, — и свежим воздухом запахло. Вы извините, я вам так откровенно говорю… по-товарищески.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует — или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, — подумал теперь Ростов… — И сто̀ит ли думать и говорить про это
в такую
минуту, как теперь?
В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что̀ значат все наши ссоры и
обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.