Туда, где небо чистое

Арина Зарудко, 2019

Конец XIX века. В небольшой курортный городок Блутаун съезжаются представители английской элиты, чтобы ярко встретить летний сезон. Среди них – сестры Кренингтон, которые проводят тут каждое лето, но именно эти три месяца станут для них судьбоносными. Встречи, потери, расставания и этапы взросления души – в романе «Туда, где небо чистое».

Часть I

Глава I

Просторы Англии так необъятны и таинственны. Сколько чудес кроется в этих высоких башнях, грозных замках, наблюдающих за спокойствием недвижных равнин. Завораживающее очарование таится в этих местах, укрытых объятиями туманной дымки и нависающих серых облаков. Наша история начинается здесь, в Англии, в графстве Глостершир. Это место смело можно назвать одним из наиболее живописных в Великобритании. Расположившись на юго-западе страны, оно существует ни много ни мало отстраненно. Пусть графство и не является чрезмерно примечательным, однако же оно имеет ряд уникальных особенностей. Холмистая местность, густо укрытая изумрудной зеленью, простирается от одной границы графства до другой.

Наиболее узнаваем и любим многими — южный городок Блутаун, замечательный тем, что здесь весьма редко застанешь дурную погоду, но весьма часто увидишь членов высшего общества, предпочитающих этот солнечный городок всем другим в летнюю пору. Сюда ведут узкие дорожки, по которым на разваливающихся телегах торговцы везут дичь на ближайший рынок. Добравшись до пригорода, взору открывается множество булочных и мясных лавок, рыбные рынки, овощные фургоны. Ото всюду летят запахи: смешиваясь с летним зноем и превращаясь в докучливый аромат, они навязываются путникам и бьют их по носу. Здесь каждый день активно кипит торговля, порождая оживленный гул. С дичью, ремесленными промыслами и урожаем дела в этой местности обстоят неплохо, а вот рыболовство отчего-то не шло, посему морепродукты привозились из морских городов, что соседствовали Блутауну. Город был богат исключительно озерами, а в них рыба век как перевелась. Местные рыбаки перестали удить около десятка лет назад. Когда кто-либо приезжает погостить в эту тишь, с надеждой на прекрасное времяпрепровождение в лодке с сетью в руках, им не миновать разочарования.

Подъезжая к центру, как в любом другом английском городке, натыкаешься на кучу лавок, где можно приобрести предметы женского гардероба, книги, парфюм. Путь к «вершине» города заставляет окунуться в зеленый мир летнего Блутауна. Мчась вдоль полей, вдыхая запах свежего сена, слегка высушенного на парящем солнце, кожей чувствуешь прохладу летнего ветерка, в котором нотки полыни перебивают насущный запах спящих озер, и в этот момент приход лета становится куда более ощутимым. Еще через несколько миль коляска оказывается на дороге, со всех сторон окруженной дюжинами верных охранников — дубами и каштанами. Солнечные лучи резво пробираются сквозь пространство между колышущимися ветвями, ложась отблесками на лицо. Вдали виднеются холмы, усеянные лавандой и васильками. Природа здесь молчалива, только где-то в чаще чуть слышно распевают серенады соловьи и корольки. Все словно так и должно быть, будто бы Господь создал эту красоту и запретил люду прикасаться к ней.

Окрестности города остались позади, и теперь перед нами предстает «верхний» Блутаун. Все, что связано с богатством, нужно искать здесь. Мы подъезжаем к южной части, которая, несомненно, является самой живописной. В иной части высшее сословие живет на постоянной основе, а вот перед нами обитель отдыха и безделья. На самом деле, во все времена года эта часть кажется пустой и безлюдной. Стабильно здесь обитает по меньшей мере пятнадцать семей. Все оттого, что данное место предназначено для развлечений и отдыха от шумных городов вроде Лондона. Здесь располагаются резиденции большинства богатейших и известнейших людей королевства. Повсюду прелестные коттеджи, множество магазинов исключительно для благородных дам, которые даже в летний период не могут ни подсластить себе жизнь посредством покупки новой шляпки или зонтика. Также в округе множество ресторанов, бильярдных и карточных клубов, куда часто захаживают наследники крупных состояний. Вторая половина XIX столетия — это сплошь и рядом юные, слегка щеголеватые, по большей части холостые пижоны с целым состоянием, доставшимся им благодаря недугу деда или четвероюродного дядюшки, или просто по халатности семьи. Здесь такие проводят свое лето: пьют бренди, курят сигары, играют в винт и флиртуют с молоденькими компаньонками овдовевших графинь.

Британская молодежь наслаждается этим сезоном настолько, насколько это вообще может быть возможным. Балы здесь актуальны в любое время, знатные вечера — неплохой способ завести приятные и полезные знакомства, чай и игра в теннис — очаровательный вариант для незамужних дам подхватить приличного женишка. Почему именно это место по душе сего рода кругам? Никто не знает. Возможно, все дело в атмосфере. Здесь все следуют трем главным правилам летнего сезона: веселье, танцы и никаких забот. Может быть, многих прельщает природа и погода. Солнце настолько бархатистое, что юные кокетки не упускают возможности сделать променад в легких ситцевых платьицах без рукавов и обсудить последние моды. Легкий озерный ветерок не позволяет испечься даже в самую крепкую жару. Словом, все, кто приезжает сюда в это время года, не могут не расхвалить данный курорт знакомым и родным. Каждый год сюда прибывают новые лица: дипломаты, чиновники, министры при самой королеве, знатные джентльмены, нефтяные магнаты, хозяева корабельных портов и прочие. Каждая резиденция затмевает по шику и броскости предыдущую. Кареты и коляски, наряды и веера, собачки и перчатки — все здесь тема для горячего обсуждения.

А одно из самых старинных поместий — поместье Стенсфордов. Стенсфорды одни из немногих живут здесь круглый год уже несколько десятилетий, и для них летний сезон — превосходная возможность показать себя хозяевами Блутауна. Именно этот дом станет центром событий в ближайшее время. И сегодня он принимает постоянных гостей — Эвелин и Розалин Кренингтон. Они входят в гостиную, и их тетушка разражается беспечным и счастливым смехом.

Глава II

— Мои славные девочки! Какое счастье, что вы уже прибыли! — С неистовым обожанием, переполняющим все ее существо, тетушка Роксана прижала любимых племянниц к своему тонкому для ее лет стану. — Какое счастье! — все повторяла она с восторгом. — Ну же, Джош, отнеси вещи девочек в их комнаты. Как я вас заждалась! Меня свалил недуг, ах, без волнения, это всего лишь моя июньская мигрень. Только представьте, они собрались играть в крокет в такую жару. И они называют себя английской элитой… Куда уж там!

Пока тетушка жаловалась на очередных новоприбывших, юные леди успели выпить чая со льдом и прийти в себя после поездки. Самое время поведать вам о тетушке Роксане, весьма яркой и интересной особе.

Миссис Стенсфорд было не более сорока пяти, она овдовела около десяти лет назад, когда ее младшему сыну, Лоренсу, было чуть больше шести. Она была прекрасно сложена: тонкая талия, широкие покатые плечи, белоснежная кожа. Ее лицо излучало невероятный шарм. Солнечные лучи падали на ее рыжие волосы, отчего они отливали медью. Сегодня она была в прелестном изумрудном платье с вышивкой на груди, волосы безупречно собраны, а тонкую шею обвивала жемчужная нить. Роксана Стенсфорд славилась светскими манерами. В высших кругах она всегда была на своем месте: знающая абсолютно всех и имеющая связи даже при дворе, она не прочь была блеснуть на пестрых вечерах и балах. Кроме всего прочего, она была невероятно расчетлива, ей были известны все хитрости и тонкости высшего света, и она пользовалась этими знаниями, как только представлялся случай. Ей нравилось с озорством флиртовать с юными унтер-офицерами и даже с генералами. Более чем привлекательная, прямолинейная и довольно пылкая, она умела создавать правильное и приятное впечатление на окружающих. Миссис Стенсфорд вышла замуж в свои неполные восемнадцать лет за богатейшего владельца компании, занимающейся строительством мореходных судов. Ему было тридцать с лихвой, и она до безумия влюбилась и в первый же год замужества родила ему первенца. Мистер Стенсфорд скончался от неизлечимой болезни. В течение полугода врачи стремительно и отчаянно боролись за его жизнь, но, увы, напрасно. Жене и двум сыновьям мистер Стенсфорд оставил шикарное поместье в Блутауне, виллу в отдаленной части королевства, семейное дело и достопочтенное имя. Миссис Стенсфорд хоть и была любвеобильной дамой, все же замуж второй раз не вышла, как она говорила: «ее покойный супруг был святейшим человеком, и сердце ее умерло вместе с ним». Она вела достойный образ жизни: столь бойкая и прорывная, Роксана с помощью некоторых посредников заправляла предприятием мужа, вела хозяйство, заботилась о сыновьях, и ее жизнь была ей по нраву.

В эту секунду она изящно потягивала чай и томно вздыхала.

— Ох уж мне это духота… Нет мочи, а ведь только июнь! Держу пари, нас ожидают масштабные пожары!

— Ну что вы, тетушка! Вы уж точно не можете этого знать, — с задорным смешком выдала юная Эвелин. — Как же я рада быть здесь! Здесь все, как всегда! — Эвелин прильнула к любимой тетушке и обняла ее за плечи.

Эвелин и Розалин Кренингтон были родом из Честерфилда, графства Дербишир. Их отец, родной брат миссис Стенсфорд, мистер Вэйланд Кренингтон был военным в отставке и владел крупным поместьем, славящимся своей историей и стариной. Мистер Кренингтон был довольно строгим отцом, однако справедливым. Для счастья своих детей он всегда делал все, что было в его силах. С детства девочки не имели свободного часа, так как все время уделялось различного рода учениям. Его дочери изучали множество наук: от арифметики до физики и астрономии, активно штудировали историю, различные искусства, учились играть на разных музыкальных инструментах, занимались пением, рисовали, читали философские трактаты, посвящали много времени рукоделию и этикету, учили языки. У мистера и миссис Кренингтон было трое чудесных и абсолютно разных дочерей.

Эвелин была старшей. Если собрать воедино доброту, остроумие, дисциплинированность, искренность, смекалку и приправить их некоторым своеволием и саркастичностью — вы поймете, что это была за девушка. Большую часть времени она посвящала чтению и музицированию — часами могла сидеть в библиотеке или у рояля. Ей было девятнадцать, но для этого возраста она была более чем сформировавшаяся дама из высшего общества. Эвелин отличалась изяществом, блестящими манерами, непревзойденным умением держать себя, и, несмотря на достаток во всем, самостоятельностью и скромностью, которые нередко выручали ее во многих ситуациях. Также она любила людные вечера, где можно было продемонстрировать самое себя. Она не прочь была вступить в оживленную беседу, чаще всего велись они со взрослыми и состоявшимися людьми, но Эвелин вовсе не уступала им в умении выглядеть представительно и рассуждать разумно. Пусть она была немного своенравна и упряма, все же она отличалась невероятным добронравием. Эви всегда готова была прийти на помощь абсолютно всем: от сестер до кухарок и конюхов. Стоит отметить и то, что одним из любимейших занятий Эви была верховая езда. Будучи маленькой девочкой, она часто напрашивалась с отцом на охоту.

— Папочка, ну в последний разок! Я буду ехать позади остальных, — просилась малышка Эви.

— Ну, нет уж! — восклицал отец. — Если и поедешь, то только подле меня. — Он не мог отказать любимой дочери.

И вот эта без пяти минут женщина, как когда-то в детстве, положив голову на тетушкины колени, рассказывает ей что-то с беспечным жаром. Миссис Стенсфорд с нежностью поглаживает ее золотые, как колосья, волосы. Широко распахнутые глаза Эви сияли зеленью, на щеках проступил румянец — все ее существо дышало юностью и здоровьем. Движения ее были плавными, грациозными, как у лебедя. Она была одета в платье кремового цвета с короткими рукавами-буфами. В доме у своей тетушки она могла быть беззаботным ребенком — даже в своем собственном доме такое поведение не было ей позволено.

Средняя дочь, Розалин, была более скрытной, нежели сестра. Она была двумя годами моложе Эвелин и совершенно не походила на нее внешне. Фигура ее была превосходно сложена, каштановые волосы убраны по изящной головке, большие карие глаза излучали ум и обаяние, а розовые губы складывались в добрую улыбку. Щеки ее были бледными от постоянного нахождения в помещении, и легкая детская припухлость еще не покинула это лицо. У Розалин была невероятная страсть к рисованию. Именно это занятие она открыла для себя, будучи еще совсем маленькой, когда отец привез ей из Лондона замечательнейший набор всего необходимого для развития навыков художника. Она обладала настоящим талантом, но была слишком скромна, чтобы признать сей очевидный факт. Роуз не считала свое умение чем-то незаурядным или уникальным.

Что до характера, Розалин была очень отзывчивой девушкой, пусть и застенчивой. В обществе своей старшей сестры она была самой настоящей хохотушкой, но за его пределами чаще отличалась холодностью. Роуз и Эви очень любили по вечерам играть в шахматы у камина и рассказывать занимательные истории, произошедшие с ними за день. Они были очень близки, для Розалин сестра была примером для подражания, она стремилась угодить ей, помочь в любой мелочи и всегда была счастлива узнать ее мнение относительно того или иного вопроса.

Антония, младшая дочь Кренингтонов, была юной забавницей. Она любила танцы и людные вечера, где могла продемонстрировать себя и свою эрудированность. Девочка четырнадцати лет, как и ее сестры, была высокой и хорошо сложенной. Волосы ее были тоньше и светлее, чем у сестер, черты лица выразительные и правильные: из нее обещала вырасти настоящая красавица. Всех и каждого она рада была видеть в поместье родителей. Она была гостеприимна, любезна, учтива, а ее манерам могла позавидовать любая более зрелая леди. Антония не отличалась ярко выраженными талантами, зато ее трудолюбие, кропотливость и усидчивость вызывали уважение всех вокруг. Как и ее ровесниц, ее восхищали балы и прочие увеселения, но в отличие от многих, от подобных вещей головы она не теряла. В семье ее называли «ваше ангельское высочество», отчего девочка румянилась и хихикала.

Антонию вместе с ее гувернанткой отправляли в Шотландию на летние каникулы, где располагалась прекрасная школа для девочек, в которой юных леди учили манерам, рукоделию и прочему мастерству. Также их вывозили за город, где они могли отдыхать, заводить приятные знакомства, изучать природу и ее явления. Розалин и Эвелин с самого детства отправлялись к отцовской сестре на самые, по их мнению, чудесные три месяца в году. Глостершир для многих — идеальное место для отдыха, не все могли позволить себе подобный, а у девочек была великолепная возможность проводить там каникулы. Миссис Стенсфорд была очень привязана к своим племянницам, поэтому всегда принимала их со всей душой и придумывала для них занимательную программу.

Эвелин особенно тепло относилась к Блутауну. Она всегда отчаянно ждала лета, чтобы поскорее отправится в самое любимое место на свете, где в воздухе разносится аромат лаванды, и где небеса всегда чисты. В дороге она считала крыши домов, уповая на скорое прибытие. Только в этом месте она ощущала себя по-настоящему свободной. Все девять месяцев она грезила о поездке к любимой тетушке и кузенам, несмотря на многочисленные уговоры отца отправиться на отдых в другое место, дабы разнообразить вакацию. Однако все попытки были тщетны. Как только яблони и сирень начинали зацветать, Эв приступала к сбору вещей для летнего отдыха. Она очень любила родителей и принимала то, что день ото дня было ими навязано. Званые вечера, прогулки с благородными дамами и джентльменами, поездки к гостям — все было снесено ей с величайшим достоинством и изяществом. Пытливый ум и чувство юмора не раз выручали ее в моменты, когда дела обстояли хуже некуда. И этим ее умением восхищались многие. Тетушка Роксана тоже не могла обойтись без того, чтобы не прорекламировать всем вокруг свою племянницу, которая является первой красавицей Дербишира, что, несомненно, привлечет к ней множество кавалеров.

— Необходимо много всего сделать, мои дорогие! — С жаром изрекла она после того, как чай был выпит. — Разумеется, мы обсудим все наши планы после того, как вы поправите свои туалеты, немного отдохнете и почтите нас своим присутствием за обедом, — с радостным выражением лица закончила она.

Девушки наградили тетушку встречной улыбкой.

— Надеюсь, жара спадет к тому времени, не хотелось бы составить вареной куропатке компанию на столе, — игриво заметила Роуз.

— Не уж то ты повеселела, милая? — удивилась Эв.

— Мое расположение духа будет куда лучше, если хоть на мгновение прохладный ветерок влетит в комнату, — ответила сестра.

— К ужину жара, возможно, ослабнет, а вот к обеду вряд ли. А где же Ленни? — поинтересовалась Эвелин.

Миссис Стенсфорд, слегка поджав губы, принялась объяснять.

— О, Ленни… — моментально помрачнев, начала Роксана. — Милая Оливия так непросто переживала этот, казалось бы, счастливый момент… Роды были тяжелыми. Ох, бедная девочка. Все же малышка родилась крепкой и такой славной! Я не могла налюбоваться на это сокровище. Только вот Ленни не способен пока на отцовские чувства… Смею предполагать и верить в то, что это временно.

— О, безусловно! Он очувствуется, непременно.

— Так вот. Когда моя дорогая Оливия разразилась схватками, он, не смея более выносить подобные тяжбы, а именно ее стоны и дикую озабоченность всех вокруг, умчался неизвестно куда! Подумать только! Каково было бедняжке, когда она осознала, что муж покинул ее в такой момент! Она так переживала… Он приехал вчера вечером, спустя три дня, бесспорно хмельной, однако же заглянул в покои молодой матери и даже бросил взгляд на малышку Сандру. У них непростые отношения… — Она помолчала. — Что ж! Думаю, как только он узнает о вашем прибытии, счастью его не будет предела! — Она вновь засияла.

— Хм. Да-да, я тоже уверена, что он спустится к нам.

— А теперь, бегом-бегом наверх! Вам необходимо освежиться. Так же, как и мне.

Как только дамы двинулись в сторону лестницы, наверху сверкнула фигура. Это был Ленни Стенсфорд, старший сын Роксаны. Его движения были ленивы, очевидно, он только проснулся, но несмотря на это казался свежим, хоть и слегка хмурым.

— Кого я вижу… — Он присматривался. — Кого я вижу! О, Господи милостивый! — восторженно воскликнул Ленни и в одно мгновение очутился около сестер.

— Ты все же вовремя! — вскрикнула Эви и бросилась на шею брата. Он поднял ее на руки, звонко смеясь.

— Эви! Не верится! Как ты похорошела! — Ленни принялся ее разглядывать. — Не верится, что ты здесь! Как чудесно! Матушка, вы видели, она — превосходна! Моя дорогая кузина… — Он обратился к Роуз, указав на нее рукой. — А кто эта юная леди? Как ты повзрослела и как чудесно выглядишь! — Он обнял и поцеловал робкую Розалин, которая была не так близка к брату, как Эвелин. — Я не мог дождаться вашего прибытия! Нам необходимо… — Мать прервала бурные рассуждения Ленни.

— Это все дивно. Однако же Эвелин и Розалин только прибыли, и я не исключаю, что они хотят привести себя в порядок и послать родителям письма. Я в свою очередь хотела бы распорядиться насчет обеда и далее заняться туалетом. А ты, — она сделала паузу и строго взглянула на сына, — будь так любезен проведать супругу и дочь, если в тебе остался хоть грамм чести.

Ленни с безразличным лицом выслушал мать, затем с лучезарной улыбкой поцеловал кузин и направился наверх.

— Я прошу прощения, милые кузины. Жду с нетерпением минуты, когда мы сможем все обсудить. — Он поклонился матери. — Матушка.

— Вперед, вперед, красавицы! — Миссис Стенсфорд подогнала племянниц.

— Мэри! Ты можешь отдохнуть после поездки. Перед ужином я пошлю за тобой, — обратилась Эвелин к своей горничной.

Сестры поднялись в свои спальни. Розалин принялась разбирать картины, распаковывать мольберт и приборы для рисования. Эвелин, поменяв наряд и приведя себя в порядок, спустилась вниз, в гостиную. В это время там никого не было. Через час прислуга должна будет подготовить гостиную, чтобы после обеда хозяева могли попить там холодного чая. Напротив больших эркерных окон, которые служили выходом на террасу, стоял старинный рояль из дорогого дерева цвета шоколада. Эви присела на пуфик, подняла крышку рояля, и мелодия полетела подобно парящей птице. Легкие, струящиеся звуки разносились по дому, и это означало, что первый день лета уверенно наступил. Все занимались своими привычными в это время суток делами, а мелодия незримой волной влетала во все комнаты. Окна были распахнуты, тонкий тюль развевался, соприкасаясь с нотами, и умиротворение воцарилась в Стенсфордском поместье.

Глава III

Настало время обеда, и Роуз пришлось сложить кисти, а Эв захлопнуть крышку рояля. Вся семья, за исключением Оливии, супруги Ленни, которая еще не совсем оправилась после тяжелых родов, собралась за обеденным столом. Столовая зала была просторна и изыскано обставлена. Огромный прямоугольный стол, покрытый скатертью цвета фиалок, стоял посреди комнаты, его обрамляли стулья со спинками, обшитые бархатом. Как только семья уселась за большой стол, слуги один за другим, принялись его сервировать. Несколько минут в столовой стоял исключительно звон посуды. Молчание прервала тетушка Рокси с присущим ей задором в голосе.

— Итак, мои прелестные, как прошел ваш год? Чем живет свет Дербишира? Я желаю знать все!

— Ничем необычным, к сожалению, год не был ознаменован, тетушка, — начала Эвелин. — Роуз много времени проводила за учебниками и кистями, а я практиковалась в теории музыки.

— Какие вы трудолюбивые! В этом у меня никогда не было сомнений. Ну, а как ваши чудесные родители? Держу пари, мой достопочтенный братец не желал отпускать вас в этом году.

— Отчего же? — полюбопытствовала Розалин.

— Полагаю, он придерживается мнения, что здесь вы не учитесь, как бы он того хотел. Однако же я возражаю! Вы учитесь вести себя в обществе, а что еще нужно девушке, помимо прекрасного образования, которое уже у вас есть? По крайней мере, у тебя, Эвелин.

Сестры переглянулись.

— Вероятно, вы правы.

— Безусловно! Безусловно, я права! В девятнадцать лет, как полагается, девушка обязана быть эмоционально зрелой, образованной и, конечно же, имеющей связи в высших кругах. Об остальном ей не целесообразно беспокоиться.

— Как печально сознавать данные ограничения, — иронично ответила Эвелин. — Мне думается, что в девятнадцать лет девушка должна обладать несколько иными качествами, чтобы по праву именоваться достойной леди.

— Хм, ты меня настораживаешь, дитя мое. Неужели ты наивно думаешь, что девушка без связей и места в обществе сумеет составить партию состоятельному и уважаемому человеку?

— Я не вправе спорить, но все же, да, я так считаю. На мой взгляд, девушка в первую очередь должна быть смышленой, остроумной и деятельной, а уж потом высокообразованной и состоятельной. Привлекательность я бы поставила на нижнюю ступень.

— По-твоему, дама, которая дурна собой, сумеет занять достойное место в обществе? — ужаснулась Роксана.

— Вне всяких сомнений, тетушка.

— Здесь я не могу согласиться, — с язвительной улыбкой отметила миссис Стенсфорд.

— Внешность не играет никакой роли, если девушка остроумна, начитанна и обаятельна. Да, обаяние порой важнее, чем красота.

— А как же умение жертвовать собой? — встрял Ленни.

— Что, мой друг? — восхитилась его мать.

— Недавно мною было вычитано в одной из газет, что в перечень качеств верной супруги непременно должно входить то, что принято называть «самоотдачей» или «самопожертвованием». Похоже на то, что жена обязана жертвовать своими интересами и предпочтениями во имя супруга. Его интересы должны всецело стать ее собственными.

— Дорогой, полагаю, тебе нужно заниматься, — обратилась миссис Стенсфорд к младшему сыну. Тот поблагодарил присутствующих, поклонился и направился в свою комнату, будучи совершенно незаинтересованным в пустой болтовне.

— Самопожертвование — то, чем занимается каждая замужняя женщина. Но здесь не обойтись без термина, о котором, увы, нередко забывают — «любовь». Любовь ведь и есть самоотдача и самопожертвование. Только глубочайшее чувство способно толкнуть человека на отречение от собственного «я» во имя другого. — На секунду воцарилась тишина. — Или я не права? — скромно спросила Эвелин.

— Ты, безусловно, права, детка. Только вот любви порой бывает недостаточно для хорошего брака.

— Увы, я не разбираюсь ни в том и ни в другом достаточно хорошо. — Отрезала Эвелин и принялась за десерт, который был принесен с минуту назад.

— Да, мама, как же ты права… — Миссис Стенсфорд с недоумением и суровостью посмотрела на сына. — Брак — это труд, а вовсе не та романтическая чепуха, которой нас пичкают с юности.

— Ну, а ты, Розалин? Что ты думаешь по этому поводу? — обратилась вдруг Роксана к младшей племяннице.

— Я думаю, что ныне неподходящее время для обсуждений подобного рода тем. Я имею в виду то, что мне рано думать о браке. — Она сконфужено опустила голову.

— Рано? Помилуй, детка, многие в твоем возрасте уже рожают детей.

— Вероятно, у меня другой путь.

— Имею смелость заявить, что ты еще не до конца осознала свое предназначение.

— Оно в живописи.

— Безусловно, безусловно… — Наигранно улыбнулась миссис Стенсфорд.

— А я не могу не согласиться с тем, что девушка должна непременно чем-то заниматься! — вставил Ленни. — Ты умница, Рози! Как приятно, когда юные леди увлечены чем-то помимо охоты за мужьями.

— С этим грех спорить! — отрезала звонко Роксана. — Что ж, не время ли нам выпить чая со льдом и мятой?

Все дружно переместились из столовой в гостиную, где их ждал графин с освежающим чаем и легкие угощения к нему.

— Какие у вас планы на вечер? — возобновила разговор миссис Стенсфорд.

— М! — дожевывая замычал единственный присутствующий мужчина, словно что-то вспомнив. — Сегодня мистер Джеймс и прочие джентльмены, состоящие в брайтонском яхт-клубе, приглашают на вечернюю игру в крокет. Буду рад, если мои прелестные кузины сопроводят меня.

— Ох, потрясающе! — забыв о чае, воскликнула Роксана. — Блестящая возможность познакомиться с местной молодежью! Вы непременно должны пойти!

Участники яхт-клуба все поголовно были заядлыми холостяками (даже те, что были женаты). Они приезжали в Блутаун на неделю или две, чтобы сменить морской или городской пейзаж на лесной. Это были типичные представители элитарного сословия, которые только и делают, что расхваливают собственное состояние. Многие из них были уже в возрасте, но на семьянинов отнюдь не походили. Они выпивали по несколько литров бренди в день, выкуривали по десятку сигар и перемывали кости компаньонам и мужьям своих любовниц. В перерывах между этим они играли в крокет с юными жительницами города. В целом, их развлечения этим не ограничивались. Они, кроме всего прочего, любили посещать балы и званные вечера у именитых обитателей города. Самый яркий член клуба, Уолтер Джеймс, был лондонской знаменитостью — не меньше. Невзирая на молодость, он уже успел достичь невероятных высот: открыть свое дело (в содружестве с компаньонами отца), объездить весь мир, занять почетное место в брайтонском яхт-клубе и стать любимцем высшего общества и кумиром молодежи. Он был высокий, даже слишком, однако рост только подчеркивал его значимость, загорелый, с вычурно зачесанными белокурыми волосами, огромными ясными глазами и белоснежной широкой улыбкой. С Ленни Стенсфордом он был знаком около года. Прошлым летом Уолтер приехал в Блутаун искать арендатора для отцовской летней виллы, но решил сам пожить там некоторое время. Юноши моментально подружились и все лето провели в кутежах и развлечениях.

— Уолтер Джеймс собственной персоной? — с округлившимися глазами спросила тетушка Роксана.

— Что за Уолтер? — озадачилась Эв.

— Лучший из всех, кого я знаю! — пламенно бросил Ленни. — Вам непременно необходимо встретиться.

— Это все замечательно, но все же в такую жару невозможно играть в крокет! — брякнула недовольно миссис Стенсфорд.

— Вам, матушка, душа моя, безусловно, — с льстивой улыбкой произнес Ленни.

— Я думаю, общение Эв пойдет на пользу, — подметила Роуз, взяв за руку сестру.

— Без тебя не сдвинусь с места! — поцеловав сестру, проговорила Эвелин.

— Что ж, тогда решено! — Ленни сорвался с места.

— Чудненько, чудненько! — Захлопав в ладоши, заголосила тетушка Роксана. — Вы славно проведете время. Только, умоляю, возьмите зонтики!

— А как же вы, тетушка? Неужели вы откажетесь от возможности пококетничать с юными яхтсменами? — По-детски захихикала Эвелин, чей смешок подхватила сестра.

— Ах, моя язвочка, как же я скучала по тебе!

Через час все с веселым расположением духа выдвинулись на прогулку, тетушка же воодушевленно их провожала и давала девочкам наставления по поводу того, как произвести верное впечатление.

Глава IV

Бархатное солнце жгучими лучами опоясывало лужайки и побережья, раскинувшиеся вдоль озера. Раскаленный воздух был напоен травянисто-пыльными шлейфами, невозможно было вдохнуть ни глотка. Над водой пестрели блики стрекоз. Тени деревьев, наслаиваясь друг на друга, создавали иллюзию прохладного местечка. Лазурное небо по своему обыкновению было чистым и безмолвным.

Яхтсмены выбрали место на лужайке недалеко от чистой части озера, наивно уповая на то, что хоть какая-нибудь прохлада будет сопровождать их отдых. Однако солнце и не планировало жалеть достопочтенных гостей. Хотя ближе к вечеру легкий ветерок все же разгулялся по лужайке.

Уолтер Джеймс был предводителем веселой компании. На лужайке было около десяти человек, все дорого и по-щегольски одеты, аккуратно причесаны и вполне бодры, несмотря на сумасшедшую духоту. Игра была в полном разгаре. Эвелин сразу смекнула, что рослый молодой человек с молоточком в руке — Уолтер Джеймс. Он и его белозубая улыбка были в центре внимания. Его смех звонко разносился на несколько миль вокруг. Он был хорошо сложен, широкоплеч, одет в белую сорочку, заправленную в брюки. Рядом с ним прыгала дама и хлопала в ладоши. Около нее похихикивали трое мужчин среднего возраста с бокалами чего-то прохладительного. С другой стороны стояли еще двое молодых людей, один из которых похлопывал Уолтера по плечу. У дерева на покрывале скрывались от жары две барышни. Они были одеты в хлопковые платья, подолы которых были отстрочены дорогим французским шитьем. Одна обмахивалась веером, а вторая с равнодушным выражением лица держала в руках книгу, но ни разу и мельком в нее не взглянула.

Эвелин немного смутило это сомнительное общество. Однако же она умела держать себя в любой ситуации с достоинством, и как только она в сопровождении брата и сестры приблизилась к увлеченной толпе, одарила каждого дружеской улыбкой.

— Вот и они! — с пылом воскликнул Уолтер, и, передав молоток слуге, принялся приветствовать пришедших. — Ленни! Старина! Как потрясающе, что ты пришел! — Он пожал ему руку так, словно не видел его тысячу лет. — Еще и не один… — Он бросил взгляд на девушек и принялся рекламировать им свое высочество. — Юные леди, почту за честь представить себя самого столь очаровательным и блистательным особам. — Он раскланивался и целовал им руки. — Мистер Уолтер Джеймс, скромный, учтивый, достойный внимания джентльмен.

— Ну, хватит, хватит, Уолт! Что за пошлость! Ты не даешь дамам возможности представиться. И ты не предложил им напитков. — К «достойному джентльмену» подошел мужчина чуть ниже его, тем не менее нисколько не дурнее — крепко сложен, темноволос и мужественен. — Дамы, к вашим услугам Рэдмонд Торндайк. Надеюсь, всеми любимый попугай не оскорбил ваших чувств и не убил в вас желание присоединиться к нашему скромному обществу?

— Благодарю, мистер Торндайк, — одарив его ответным приветствием, продолжила знакомство Эв. — Мистер Джеймс ни в коей мере не задел наших чувств. Да и с чего бы, ведь он не произнес ничего непозволительного.

Мистер Торндайк поклонился обеим сестрам, а его напористый и заинтересованный взгляд впился в Эвелин.

— Ох, Рэд, это моя вина! Я не представил своих кузин! — возбужденно произнес Ленни. — Позвольте, мисс Эвелин и мисс Розалин Кренингтон.

— Я даже выразить не могу, как мне приятно! — завопил Уолтер. — Рэд все время пытается указать мне на мою чрезмерную любовь к ведению бесед, и к дамам, особенно… — произнеся это, он залился смехом.

— Что ж, — продолжил любитель дам, — полагаю, я все же не весьма гостеприимен, прошу простить. Феликс! — Слуга подлетел немедленно. — Принеси дамам чаю со льдом.

Сестры Кренингтон, Ленни, Уолтер и Рэдмонд двинулись к заскучавшей толпе. Те в свою очередь, более чем радушно встречали новых гостей.

— Добрый день, разрешите представиться, мистер Бенекс! — поприветствовал Эв и Роуз мужчина, который держал в руке бокал с бренди.

Это был человек лет пятидесяти, с залысиной, черными усами и состоянием в двадцать тысяч фунтов годовых.

— Очень приятно! Уверена, вам будет весело в нашем окружении! — Это была Лиззи Футчер, та дама, которая резво хлопала в ладоши, женушка Питера Футчера, худощавого скучающего мужчины в летах. Она была низенькой, взбитой, с пышной и вьющейся копной ярко-рыжих волос. Миссис Футчер живо принялась представлять всех членов яхт-клуба юным гостьям.

После того как сестры познакомились с остальными яхтсменами, которые не поленились выползти в такую жару на игру в крокет, они выпили свой чай и присоединились вместе с Лиззи к дамам на покрывале.

— Мужчинам и без нас весело, — сказала та, которая была с книгой в руках. — Добро пожаловать в наше сонное царство, миледи, — сухо поприветствовав сестер, она дальше принялась устало смотреть на игроков.

Эвелин сразу обратила внимание на вкус, с которым были одеты эти дамы. Та, что с книгой, была дивно хороша. Она была молода и свежа, словно ландыш в утренней росе. Смольные локоны аккуратно собраны на затылке, платье пурпурно-розового цвета гармонировало с румянцем на ее лице и алыми камнями в серьгах. Она смотрела со скукой на мужчин и нервно постукивала по книге тонкими пальчиками.

— Это миссис Волфорд! — оживленно залепетала Лиззи.

— Добрый день, миссис Волфорд, дивное платье! — с улыбкой выразила свое восхищение Эвелин.

— Добрый, мне очень приятно, — произнесла миссис Волфорд, не обращая в сторону Эвелин взгляда.

— А эта милая особа, мисс Стилман, — продолжила знакомство миссис Футчер.

Мисс Стилман лениво распласталась на покрывале и жадно обмахивала себя веером. Она откидывала пряди каштановых волос, которые то и дело падали на ее лицо, взгляд ее был хищным и с толикой заносчивости.

— Ну неужели к нам присоединились новые лица, это так дивно. Вам не скучно? За честность здесь не карают.

— Что вы, все замечательно!

— Ваша сестра явно скучает, Эвелин?

— Я немного одурманена жарой, — непринужденно ответила Роуз.

— Ах, душа моя, как я вас понимаю! Я просто сама не своя от этого зноя…

— Дамы не любят крокет, — уточнила Лиззи.

— Я считаю это абсолютнейшим вздором играть в такую погоду! Это просто неразумно… — обмахиваясь веером, ответила мисс Стилман.

— Блутаун славится отпетой жарой, это верно. Но вечер все же одаривает нас легкой прохладой, — отметила Эв.

Дамы принялись живо обсуждать какие-то новости, пришедшие из Лондона, а сестры Кренингтон рассказывали о последних событиях в Дербишире. От жары не хотелось есть, поэтому сэндвичи, фрукты и желе остались нетронутыми. Эв пыталась участвовать в обсуждениях, да так, что Лиззи, недолго думая, прозвала ее «светской дамой».

— Ваш французский ну просто прелестен, дитя! Где вы так живо этому научились? А ее осанка и подача… Невероятно! Я и в свои годы не умею держаться как леди! — бодро нахваливала Эвелин миссис Футчер.

— Что вы, миссис Футчер, вы невероятно изысканы! — бросила Эв.

— Ах, что вы, что вы, дитя! Скажите, миссис Волфорд, она очаровательна!

— Безусловно. — Отрезала миссис Волфорд, не отрывая взгляда от объекта своего наблюдения.

В это время мужчины слегка утомились и решили пропустить чего-нибудь прохладительного, заодно побеседовать с дамами, которые не желали в такую погоду составлять им компанию в игре.

— Итак, милейшие создания, вы по-прежнему боитесь составить нам конкуренцию? — с сияющей улыбкой обратился к дамам Уолтер.

— Да вы язва, мистер Джеймс! Мы ни капельки вас не боимся! — Миссис Футчер шлепнула его салфеткой по руке. — Мисс Стилман, скажите этому самоуверенному юнцу!

— Я абсолютно бессильна, господа… Эта духота отнимает малейшее желание вести беседы.

— Блутаун — место для ценителей летнего отдыха, уважаемая мисс Стилман. К сожалению, дождей нет на протяжении пяти месяцев, как минимум, да и прохлады ждать не стоит. Могу предложить великолепную альтернативу — купание в озерах! А что? Ваш жар как рукой снимет! — Допивая воду со льдом, твердо высказался мистер Торндайк, чья речь получила моментальные овации в виде смеха.

— Вы такой находчивый, мистер Торндайк. Я безмерно вам признательна и приму ваше предложение при одном лишь условии… Вы составите мне компанию!

— Ха-ха-ха! Да вы смекалисты, Нэнси! — в полилог вступил мистер Волфорд.

— Озера у нас действительно чисты, — вмешался Ленни. — Вы были раньше у нас, мисс Стилман, я прав?

— А где мы впервые встретились, по-вашему, мистер Стенсфорд? Не уж то на ужине у мистера Пайка пару лет назад? Он как раз снимает здесь виллу.

— Как ваше дитя? — внезапно обратилась миссис Волфорд к Ленни.

— Благодарю, Мередит, с малышкой все прекрасно.

— Я была в таком восторге от этой вести! Она согрела мне душу! — заголосила миссис Футчер.

— Как супруга, мистер Стенсфорд?

— Охотно благодарю, господа, Оливия приходит в себя. Уверен, что к следующему воскресению совсем оправится.

— Прошу меня извинить, — миссис Волфорд встала со своего места и направилась к озеру. Супруг, извинившись, последовал за ней. Показалось, что миссис Волфорд чем-то озабочена.

— Как вам город? — решив отвлечь внимание от супружеской сцены, Рэд обратился к Кренингтон старшей.

— О, я невероятно влюблена в это место!

— Значит, вы знакомы с Блутауном?

— Ох, безусловно! Эвелин и Роуз желанные гости у нас на протяжении долгих лет! — добавил Ленни.

— Прошу прощения, не был осведомлен.

— О нет, прошу, не извиняйтесь. Как могла я не упомянуть о том, что Блутаун, господа, для меня второй дом! Не представляю, как бы проводила свой летний досуг в каком-то другом месте. С самого детства мы с сестрой проводим каникулы исключительно здесь.

— И вам не страшна жара?

— Нет. Ни в коем случае! За зиму успеваешь соскучиться по солнцу.

— И скучная компания?

— Все компании, в которые я попадала, даже если и казались мне скучными, не особенно на меня влияли. В любой из них найдется приятный человек, беседа с которым непременно окажется занимательной. К тому же я всегда в силах развлечь себя самостоятельно.

Мистер Торндайк все это время не сводил взгляда с Эвелин. «До чего хороша!» — промелькнуло у него в голове совершенно невольно.

— Так значит, вы задержитесь в Блутауне? — ожил мистер Бенекс.

— О да! Нет места более подходящего для обретения спокойствия, — ответила Эв.

— Не сочтите за несогласие… Однако же вы и впрямь считаете этот город, который в это время года более всего переполнен людом, который просто кишит различного рода кутежами и балами, поистине способным даровать спокойствие? — запротестовала мисс Стилман.

— Я понимаю, о чем вы говорите, мисс Стилман. Все же позвольте переубедить вас в некоторой степени. Это место на самом деле одно из любимейших среди тех привилегированных особ, которые предпочитают нежиться на солнце с бокалом крепкого виски и прозябать, растрачивая свое колоссальное состояние. Прошу не обижаться, господа, — присутствующие закивали улыбаясь. — Тем не менее, Блутаун остается прекрасным, несмотря на прибывших в нашу обитель. Я знаю это место с раннего детства, и Ленни может подтвердить, насколько счастливыми были те наши месяцы, когда мы бегали по лавандовым полям и ловили бабочек, а полдник мы проводили на террасе, когда любимая няня стряпала для нас великолепный черничный пирог и делала лучший лимонад на свете. Возможно, вы правы, и Блутаун уже не тот… Стал шумнее, появились новые здания и дома, но для меня это место — кладезь теплых воспоминаний. И если уйти от сутолоки и шума, сбежать, да хотя бы на лужайку с книгой в руках — он все тот же. Поверьте, господа. Все дело в ощущениях, в способности найти кусочек уединения даже в многолюдной толпе. Попробуйте однажды, мисс Стилман. Думаю, этот опыт вам понравится.

— Браво, мисс Эвелин, браво! — зааплодировал мистер Бенекс. Его грудь вздымалась от доброго смеха.

Ленни улыбнулся. Улыбнулся так, как никому никогда не улыбается, кроме любимой сестры. В этой улыбке сливалась любовь с восхищением. Он обнял Эв за плечи.

— Этот лимонад… М-м, да, я помню… — ностальгия настигла и его.

— А я все же не могу понять, чем кроме роскошных званных вечеров может привлечь этот город. По мне, так он не отличен от сотни других в Англии…

— Вы, мисс Стилман и полсотни не насчитаете. Зря потратите время, — встрял мистер Торндайк.

— Ах, вы все за свое! Пытаетесь меня зацепить, Рэдмонд, — принялась щепать и щекотать своего оппонента мисс Стилман, но тот живо отмахнулся.

— Дело не в этом, любезнейшая. Я согласен с тем, что город превращается в один из типичных английских городов, в которых царствуют развлечения и безнравственность. Смею заметить, происходит это только в летний период. Наши гости, как уже отметила мисс Кренингтон, предпочитают погреть брюхи, а также развлечься в компании молодых любовниц или просто за банальной игрой в бридж. Но, уверяю вас, почтите нас своим присутствием скажем, зимой, и вы не найдете тише городка.

— Но это, право, невозможно! Вы говорите так, любезные товарищи, словно мы летом пробуждаемся от зимней спячки! А мы только и желаем отдохнуть от лондонской суматохи, Блутаун и предназначен для мирного отдыха, — вскипел мистер Футчер.

— Ах, господа, прошу, не сталкивайтесь лбами! — С бутылкой шампанского вскочил Уолтер Джеймс. — Мы здесь, чтобы вести светскую беседу, играть в крокет, и, в конце концов, просто отдыхать. Шампанского?

— В такую погоду пить шампанское? Да вы и в самом деле, le fou¹, — выказала свое возмущение мисс Стилман.

— Как вам угодно! Мисс Кренингтон? Миссис Футчер? — Он налил дамам шампанского и принялся рассказывать о своей недавней поездке в Индию. Он вел повествование увлеченно, и реакция слушающих не заставила себя ждать. Все хохотали, пили шампанское с фруктами, а потом решили все же вернуться к игре. Миссис Футчер же пригласила Эвелин прогуляться к озеру. Розалин решила остаться, поскольку мисс Стилман попросила ее развлечь себя чтением стихов.

— Мне так приятно с вами болтать, милочка! — схватив Эв под руку, затараторила Лиззи.

— О, это взаимно, миссис Футчер.

Тут они увидели, как отъезжает коляска с миссис Волфорд, ее супруг попрощался с ней и вернулся к игре.

— Что это с миссис Волфорд?

— Ох, бедняжка опять разнервничалась…

— Что же послужило поводом?

— Ох, нет-нет-нет… Мы не можем говорить о таких вещах, это не положено.

— Что ж, в таком случае…

— Ну, хорошо!

Недолго сдерживаясь, миссис Футчер изложила историю Волфордов в том виде, в котором она ее знала:

— Они поженились пять лет назад. Он так за ней ухаживал, только бы вы знали! Ах, ну, разумеется, ведь она такая красавица, согласитесь, не дурна? — Эви кивнула. — Так еще и с состоянием в три тысячи фунтов в месяц… Ну только подумайте! Они познакомились на каком-то светском рауте, он сразу ее заметил… И тут же влюбился! Через пару месяцев она уже была миссис Волфорд. Никто и подумать не мог, что он так ее покорит. Все решили, девочка и вправду влюбилась. Она постоянно отвергала своих поклонников. Была неприступна, пока не появился Джордж. То, что она его полюбила, это чистая правда, да и он был влюблен, как мальчишка, однако же все мы не без греха… Одной из причин столь скорой женитьбы было состояние Мередит. Новоиспеченный супруг позарился на наследство бедняжки. Ее отец был смертельно болен и завещал Мередит свое дело. Что-то связанное с торговлей. Словом, это дело перешло к ее мужу. Поползли слухи, она была сама не своя… Нет, все-таки он в ней души не чаял, а дурные языки пусть себе болтают! Но жизнь Мередит изменилась. Она перестала быть частой гостьей на званных ужинах и балах, почти никому не писала, лишь своей матушке. Но это было после. Первый год их семейной жизни был идеален, они много путешествовали и ничего не предвещало дурного. А через год у нее случился нервный срыв! Никто ничего не мог понять, ведь она была такой счастливой. Оказалось, что случилось это на фоне… ох, как тяжело об этом говорить…

— Миссис Футчер, не томите!

— Да-да. Она потеряла ребенка. Представляете? Такое горе… Они долго не могли завести ребенка, а как только наконец получилось, не прошло и месяца, как этот кошмар произошел. Она горевала, да так, что случился нервный припадок. Ее лечили, муж возил ее по всем известным врачам, все зря… Ей поставили неутешительный диагноз. С год назад она более-менее пришла в себя, вернулась в свое прежнее состояние, если можно это так назвать. Она всегда молчалива, грустна. — Лиззи примолкла. — Еще может вспылить, устроить мужу сцену. Совсем худо бедняжке.

— Боже милостивый… Как же она вынесла все это?

— Уж мимо это не прошло. — Миссис Футчер тряхнула головой, и на ее лице вновь появилась жизнерадостная улыбка. — Ну, хватит о печальном! Надо же, какая чистая в озере вода! Прелестно!

— Предлагаю вернуться. Возможно, молодые люди уже наигрались всласть?

— Да, пора! Вы такая душка, мисс Кренингтон! Я была бы счастлива встретиться с вами снова. С этими дамами я безумно скучаю. Они меланхоличны и надменны. Это я, конечно, в основном, про мисс Стилман. Приходится веселиться с друзьями супруга, он очень давно состоит в яхт-клубе, и каждый раз я напрашиваюсь сопровождать его на встречу.

Они уже подошли к месту игры.

— Не желаете? — Рэд, протягивая молоточек, обратился к Эв.

— Что ж, всего один удар, — охотно согласилась она.

Эвелин взяла в руки молоточек, подошла к полосе и легонько стукнула по мячу. Тот прокатился через несколько рамочек и смирно остановился. Эвелин кокетливо улыбнулась, слегка театрально задрала голову и сделала реверанс.

— Недурно, очень недурно, — похвалил ее мистер Волфорд.

— Да, неплохо, давно играете? — спросил Рэд.

— Я считаю эту игру лишенной смысла.

— Вот как. То есть вы не играете?

— Пробовала однажды. Не получила предполагаемого удовольствия. Спортивный азарт в этой игре себя исчерпывает.

— Удивительно…

— Ничуть.

— В таком случае, что вы любите?

— Балы.

— Балы?

— Ох! Балы, балы, балы! — Захлопала в ладоши миссис Футчер. — Какая юная девушка не любит балы?

Мистер Торндайк по-прежнему обращался к Эвелин.

— Так вы любите танцевать?

— Люблю.

— Для вас в этом выражен спортивный азарт?

— Здесь дело не в азарте, а в удовольствии.

— И вы хорошо танцуете?

— Полагаю, да.

— Вам это говорили?

— И не раз.

— Что ж, в таком случае, приглашаю вас на бал.

— Бал? — переспросил Ленни.

— Да, в понедельник я устраиваю бал, господа! И вы первые приглашенные.

— О, мистер Торндайк, это чудесно! — заголосила Лиззи.

— Но это же уже послезавтра? — уточнила мисс Стилман, стоящая подле Рэдмонда. — И в понедельник балы не устраиваются.

— Кто сказал? Что ж, придется похлопотать, но, как известно, мне не страшны трудности, они меня прельщают. Итак, решено. Благодарю, дамы, за чудный день. Мисс Кренингтон. — Он откланялся, остальные последовали его примеру.

Возвратившись домой, за легким ужином сестры делились с тетушкой своими впечатлениями от проведенного дня. А та жадно слушала сообщаемые ей подробности.

Глава V

Моему читателю уже известно, что две сестры каждое лето навещали свою любимую тетушку. А начало этому положил мистер Кренингтон, отставной генерал, который уже был упомянут в нашей истории, но его появление ожидает нас немного позднее. Он считал, что его дети должны не только общаться с родными, но и отдыхать от местных хлопот, которые настигали их в Дербишире. В первый раз он отправил Эви в Глостершир, когда той было пять лет. Эта традиция незамедлительно прижилась. И каждое лето Эви приезжала к тетушке с дядюшкой и своему прелестному брату. Они с Ленни дни напролет резвились с местной детворой на лугах, ловили стрекоз у озера, лазали по деревьям, что приводило миссис Стенсфорд в бешенство, которое вмиг растворялось при взгляде двух пар невинных и ясных глазок. После всех беззаботных развлечений они прибегали домой, обедали, и по распоряжению мистера Стенсфорда нянюшка накрывала им на заднем дворе сладкий стол, изобилующий различного рода вкусностями. Там было и мороженное, и черничный пирог, и сливочный пудинг, а также замечательный имбирный лимонад. Наевшись всласть, они шли в комнату, где собиралась вся семья, и мистер Стенсфорд читал забавные истории из газет, иногда рассказывал их по памяти. Он был очень веселый и любил детей. Он мог до ночи резвиться с ними, да и они обожали его общество. И только когда няня напоминала о том, что пора спать, мистер Стенсфорд с неохотой отпускал ребят на боковую.

Лето завершалось, и Эви возвращалась домой, в свой привычный мир, который на деле, не был миром из ее грез. Ее привычным миром сделался Блутаун и его великолепие. Пусть читателю покажется более чем очевидным, что маленькой девочке по душе исключительно игры и забавы, но причина кроется вовсе не в этом. Дело было в ее чувствах при нахождении в этом месте, но ни в коем случае не в беспечности, ведь Эвелин очень любила учиться, ее трудолюбие не могло не удивлять окружающих. По доброте душевной она не могла сидеть без дела, если кто-либо нуждался в помощи. Эвелин помогала сервировать стол, хотя служанки с благодарной улыбкой убеждали ее в том, что это не является обязанностью юной хозяйки. Да и на кухне Эв была постоянной гостьей, любила наблюдать за процессом варки и жарки, интересовалась рецептами, иногда даже пробовала солить суп или посыпать шоколадной крошкой пирог. Ей нравилась ее жизнь, и она хотела делать все правильно, не расстраивая родителей. Она находила способ, чем себя занять, чтобы время шло быстрее. И вот, как только приближалось лето, она, словно на иголках, ждала с ярым нетерпением поездки в Глостершир.

В то лето, когда вместе с Эв прибыла ее младшая сестра, мистера Стенсфорда уже не было. Несмотря на всепоглощающее горе, миссис Стенсфорд и не думала отменять визит племянниц. Она была так счастлива, что в доме царил детский смех, от этого ее тоска на время отступала.

Дети становились старше, и связь между ними все упрочнялась. В течение года Эви и Ленни вели переписку, сообщая в своих письмах все подробности их жизни. И когда мать Ленни решила, что старшему сыну пора жениться, он первым делом сообщил об этом своему самому близкому другу:

Милая Эви,

Прости, что пишу так скоро, однако обстоятельства вынуждают меня. Не мог не сообщить тебе, ведь только ты в полной мере можешь понять меня и помочь добрым советом. Мне тяжело от своего бессилия. Матушка натурально потеряла здравый смысл! Что делать? Она утверждает, что мне время заводить семью (словно завести семью, это столь же просто, как завести лошадь). Облагоразумь меня, если я не прав. Но я все же не в силах понять, зачем в столь юном возрасте обременять свое существование женитьбой? Мужчина должен созреть для брака, верно? Я не готов. Я совершенно не готов! Я в отчаянии, дорогая Эв. Я люблю карты, люблю шумное общество, балы… Я не супруг, я вовсе не из таких. Возможно, Господь будет милосерден и избавит меня от этой ноши, покуда мое сердце и мой разум не подтолкнут меня на сего рода деяние. Я, право, в растрепанных чувствах. Прошу, ответь так скоро, насколько это возможно.

Твой неразумный и беспечный брат.

Он и вправду был растерян и просил помощи и совета у сестры, которая прекрасно понимала, что Ленни действительно беззаботный юноша и вряд ли что-либо смыслит в браке. Несмотря на это, она знала свою тетушку и пришла к заключению, что кузен не сможет побороть ее в этой схватке. Но будучи мягкой и этичной, Эвелин попыталась убедить брата в том, что женитьба не то же, что смерть и хуже того — заточение.

Мой славный друг,

Я долго думала над твоим посланием, пересматривая все возможные варианты. Первым делом, клятвенно прошу тебя не отчаиваться. Не стоит огорчаться из-за подобных вещей.

Знаешь, а ведь брак — не самое плохое дело. Правда! Возможно, твои дела пойдут в гору, ведь в ваших кружках ценятся серьезные люди. А если женат — значит, серьезен (по крайней мере, так считается). Твоя матушка, возможно, поторопилась, однако в этом нет ничего дурного! Она желает тебе только добра, и ее деяния исполнены благом и любовью. Прошу, прислушайся к ней. Не отклоняй это предложение. Рано или поздно тебе придется остепениться, не лучше это сделать сейчас, а далее продолжать жить, как жил ранее? К тому же, кто знает, может, этот брак — это самая удачная сделка в твоей жизни?

Ты замечательный, не сомневаюсь, что ты придешь к правильному решению. Мой совет прост. Будь спокоен, попробуй пойти на этот шаг. Да, завести семью — не то же, что завести лошадь, соглашусь. Но чем семья хуже? В любом случае, выбор за тобой. Оповести меня о своем решении, я поддержу тебя при любом повороте событий.

С любовью, Эв.

В январе следующего года Кренингтоны прибыли в Блутаун на церемонию бракосочетания Ленни с дочерью лондонского банкира Джона Бродерика, Оливией. Она была старше Ленни, очень красива и образованна, к тому же без ума в него влюбленная. Но вот только ему ее чувства служили абсолютной обузой, он с куда большей радостью завел бы пресловутую лошадь. За год совместной жизни он ни разу не проявил к Оливии должной заботы или ласки, по большей части она была одна, без супруга. Конечно, стоит учесть тот факт, что Роксана просто души не чаяла в своей прехорошенькой невестке. Когда та забеременела, добрейшая свекровь сама ухаживала за Оливией, особенно на последних сроках, когда у несчастной случились кое-какие осложнения, вероятнее всего, из-за стресса, перенесенного ей во время беременности, ведь Ленни не было подле нее, она чувствовала себя ненужной, несмотря на постоянную опеку слуг и матушки мужа. Оливия постоянно писала своим родным, жалуясь на одиночество и душераздирающую тоску. Но что толку жаловаться? Она понимала, что никогда не покинет дом Стенсфордов, тем более, ее любовь к Ленни была весомым аргументом для такой жизни и железобетонного терпения. Глава семьи появлялся дома под вечер, иногда не в очень трезвом виде. Оливия помогала ему раздеться и укладывала его спать. Когда он поспевал к ужину, всячески расспрашивала его о событиях, приключившихся с ним за день. Время от времени он тоже интересовался ее жизнью, дабы не вызвать подозрений у матушки. Однако же Роксана знала, что в их отношениях явно царит разлад и пыталась какими угодно способами это исправить. Но все было без толку, Ленни, как и прежде, улетал после завтрака, сухо клюнув супругу в щеку, возвращался поздно, а иногда и вовсе не возвращался, а Оливия ждала, верила в то, что он все же образумится. Ох уж эти пустые надежды любящей женщины…

Однажды утром он пришел после трехдневного кутежа — Оливия не сомкнула глаз за эти кошмарные трое суток. Он вошел в комнату, лицо его было несвежим, с легкой щетиной, глаза чуть выражали раскаяние.

— Я не разбудил тебя? — подойдя к зеркалу, поинтересовался блудный муж.

— Нет. Я не спала, — чуть слышно ответила она, отвернувшись к окну.

— Эх… — Он потянулся. — Как ты себя чувствуешь?

— Где ты был? — словно не услышав его вопроса, спросила она, не поворачиваясь к нему.

— Хм. Приехал Роджер, ну ты помнишь, вице-председатель городского совета, ха-ха, как мы позабавились…

— Это не смешно, Ленни! — Оливия резко повернулась к нему. — Не забавно! Мы женаты почти год. Год! А ты до сих пор не можешь избавиться от своих дурных привычек! Почему?

— Потому что это я. И, если я тебе таким не нравлюсь, — он принялся кривляться, — можешь возвращаться в свой Лондон, или Шеффилд, или откуда ты там…

— Как ты смеешь так говорить? Я оставила свою прежнюю жизнь, перебралась в Глостершир! — сквозь слезы прошептала она. — Скажи, скажи правду, все из-за меня? Все твои ночные похождения? В этом моя вина?

— О, Боже, хватит! Хотя… Ты знаешь, вот тебе правда. Эта была вовсе не моя инициатива жениться на тебе. Ты как тяжкое бремя, которое мне нужно нести до конца моих дней, как бельмо в глазу! А может быть, я так пытаюсь заглушить всю свою ненависть к тебе, к твоей семейке! Что, не довольна? Не нравится тебе такая правда?

Сердце Оливии словно провалилось в бездну. Она поледенела, побледнела и словно затвердела внутри. Потом она отошла в сторону и пролепетала не своим голосом:

— Ты еще успеешь привести себя в порядок к завтраку, дорогой. — Ее голос дрожал из-за потока слез, которые она пыталась проглотить. — Пойду, распоряжусь, чтобы тебе принесли чистые полотенца и белье.

Оливия вышла из комнаты, зашла в общую уборную и разразилась плачем. Она закрывала лицо и рот руками, чтобы не было слышно ее всхлипываний. Ей было известно, что Ленни не хотел жениться, что мать подтолкнула его на этот шаг, буквально навязала ее ему. Но она отчаянно надеялась на то, что рано или поздно он придет в себя, изменится и полюбит ее. Оливия не собиралась сдаваться, она не хотела терять супруга, даже если он и ненавидит ее.

Она не обращала более внимания на его агрессивное и капризное поведение, упорно пытаясь стать идеальной женой, которая только и делает, что боготворит мужа. Ленни, в свою очередь, стал немного теплее, но все же он еще не был готов. Когда наступило время родов, его не было рядом с ней, что никого не удивило, а она все ждала, бесконечно и трепетно. Оливия думала только о нем: где он, с кем он, когда вернется, вспомнит ли о ней. Она надеялась услышать за окном лошадиный галоп, но все было напрасно. После родов понадобилось немало времени, чтобы Оливия поправилась, как физически, так и морально. Ленни, как ни странно, стал захаживать к ней, стал более учтивым, даже гладил ее по голове и рассказывал какие-то истории. А вот малышку он видел несколько раз и ни разу не взял ее на руки. Все в доме рассчитывали на то, что их отношения наладятся, а ребенок скрепит эти хрупкие узы.

Сегодня Оливия решила спуститься к ужину, она так и не поприветствовала гостий и считала своим долгом исправить это недоразумение. Она вошла в столовую, когда все были за столом и с жаром о чем-то беседовали. Вид у нее был посвежевший и вполне здоровый. Увидев ее, Ленни подорвался с места и подошел к ней, чтобы проводить к столу.

— Лив, ты прекрасно выглядишь! — обнимала Эви свою новую сестру. — Как ты? Как малышка? И вовсе она не исхудала! — обратилась она к брату.

— Ох, Эвелин, Розалин, я безмерно рада видеть вас у нас. Несомненно, вы отлично проведете здесь время. А что до меня и малютки, то мы обе пришли в себя и ни на что не жалуемся. Так приятно выйти, наконец, к столу!

— Неужели ты ни разу не спускалась с момента рождения ребенка? — полюбопытствовала Роуз.

— Она была слаба, детка, — ответила за Оливию миссис Стенсфорд.

— Стало быть, тебе лучше? Я не заходил… — вставил Ленни.

— Лив, — Эви перебила брата и взяла Оливию за руку. — Будь так любезна, простить нас! Он не заходил из-за нас. Да и мы не заходили из лучших побуждений, дабы никоим образом не волновать тебя. Мы прибыли утром.

— Ну что ты, Эвелин! Я все понимаю. Благодарю вас за ваше беспокойство. Как вы провели день?

— Да-да! Вы так и не закончили свой рассказ, — спохватилась Роксана. — Так, секундочку, нам же нужен еще один прибор. — Мадам подала слуге любопытный знак, и тут же лакей принес еще один прибор для Оливии. — Девочки вместе с Ленни ходили на крокет с местными яхтсменами, представляешь!

— Неужели вы имели удовольствие играть?

— К счастью, не довелось, — улыбнулась Эв.

— Сегодня был дикий зной… — добавила Роуз. — Тем не менее, у Эви получился грандиозный удар!

— Так все-таки играли! — Оливия на глазах ожила.

— Ох, это был всего один удар…

— Зато какой… — вставил Ленни. — Все были восхищены.

— Ну, как вам эти люди? Из приятных? — поинтересовалась Оливия.

— Довольно-таки, — ответила Розалин. — Не такие уж они и черствые… По крайней мере, на первый взгляд.

— Да! — подхватила Эвелин. — А миссис Футчер: до чего же забавная и жизнерадостная особа!

— Да уж. Они бывали у нас на приеме. На мой взгляд, этой особе не в полной мере хватает манер, — отрезала тетушка Роксана.

— А мисс Стилман очень занятно рассказывает о Уолтере и Лондоне. Они с ним старинные друзья, — продолжила Эви.

— А Волфорды были? — спросила Роксана.

— Да, только миссис Волфорд пробыла относительно недолго.

— М-м, кстати! — резко заголосил Ленни. — Вам, матушка, эта новость придется по душе — Рэдмонд устраивает бал в понедельник.

— Что за Рэдмонд? — встрепенулась та.

— Рэдмонд Торндайк, матушка, — он сделал акцент на фамилии.

— Ах, этот чудеснейший молодой человек! Нам непременно нужно быть гостями на этом событии! Не сомневаюсь, что мы приглашены.

— Разумеется. И все это инициатива Эв.

— Неужели? — удивилась тетушка.

— Ленни преувеличивает.

— Как же тогда все было? Ох, милая, не томи, прошу! — допытывалась Роксана, заерзав на стуле от любопытства.

— Я просто сказала, что люблю балы…

— И он решил устроить его для тебя! Ах, Боже мой! Какой жест, Эви! Ты смекаешь?

— Тетушка, прекратите.

— Нет уж, нет уж! Жду, не дождусь этого вечера. Ты должна предстать в полной красе! И ты предстанешь, — твердо заключила она.

Они еще около часа вели беседу, а когда пришло время укладывать маленькую Сандру спать, Оливия, поцеловав всех присутствующих, поднялась наверх. Ленни предложил сестрам отдохнуть после долгого дня, с чем они согласились без промедления. Тетушка Рокси предпочла подышать вечерним воздухом в саду с чашкой чая. Девочки поблагодарили брата и тетю за прекрасный день. Обняв Эвелин, тетушка шепнула ей пару фраз:

— Ох, ну неужели ей полегчало… Пока вы здесь, возможно, она хоть немного воспрянет духом.

— Непременно, тетушка, — с мягкой улыбкой ответила Эв.

— Я так счастлива, что вы здесь! Завтра мы поедем в город, нужно подкупить мелочей к праздничным туалетам. Надо же, первый летний бал! Дает сам мистер Торндайк! Какой джентльмен, правда, Эви? Еще и не дурен собой. Он явно положил на тебя глаз.

— Мистер Торндайк очень славный, — с застенчивой улыбкой ответила Эвелин. — Доброй ночи, тетушка.

— Доброй ночи, дитя мое.

Все разошлись по своим комнатам, кроме тетушки Роксаны. Он сидела на своем кресле и попивала ароматный чай, благодаря Бога за то, что он ей ниспосылает. Розалин, облачаясь в ночную сорочку напевала колыбельную мелодию, и только постель была готова, она рухнула и забылась глубоким сном. Ленни решил проведать дочь, видимо из-за избытка светлых чувств. А Эвелин не могла сомкнуть глаз, хотя изрядно вымоталась. Лежа на постели, она смотрела на чистое небо, на котором постепенно вырисовывались крупицы звезд. Теплый ветер колыхал легкие занавески, проникая в комнаты и захватывая все пространство в свои жаркие объятия. Выплывшая луна возвещала о завершении первого июньского дня.

Глава VI

Утро в Блутауне пронизано жгучими солнечными лучами. Поместья озаряются ослепительным блеском, каждый их метр буквально купается в нарастающем солнечном свете. Город мало-помалу оживает. Многие обитатели роскошных владений уже пробудились и завтракают на террасе под тенью яблонь.

Миссис Финсферд, одна из постоянных жительниц «верхнего» Блутауна, уже попивала чай с молоком и пятью ложками сахара на заднем дворе, окруженная липовыми деревьями и разросшимися кустарниками шиповника. Это была давно овдовевшая и абсолютно одинокая женщина склонных лет, единственной отрадой которой был старый пес и добрая свора слуг. Миссис Финсферд каждое утро наряжалась с шиком и завтракала в компании самой себя и собаки. Она казалась более чем счастливой, ведь у нее было все, о чем можно было только мечтать: гора нарядов, шоколадный пудинг, сладкий до ужаса чай и верный пес.

Следующий сосед был мистер Китч, тоже постоялец. Он снимал верхний этаж поместья Лоренсов, через три дома от Стенсфордов и через дом от миссис Финсферд. Он жил в этом поместье порядка десяти лет и каждое утро, невзирая на погоду и состояние здоровья, этот шестидесятилетний джентльмен занимался гимнастикой на передней лужайке. Далее он садился в кресло со свежей газетой, принимал бокал минеральной воды, запивая это бокалом чего-то не совсем минерального, и отправлялся на водные процедуры.

Тиша Мэйсон так же, как и миссис Финсферд, чей дом был напротив ее, очень любила трапезничать на свежем воздухе. Как только прислуга накрывала на стол, она вместе с компаньонкой и холостым братом принималась за кушанье. Ее никогда не видели в иной компании. За все шесть лет, которые она проживает в этом месте, не было никакой смены или перестановки слагаемых.

Отчего-то большая часть постояльцев отличалась заядлым одиночеством. Весьма странно, если учесть, что многие из них занимают огромные дома. Возможно, стоит привести бессмертную аксиому о том, что счастье не имеет ничего общего с роскошными особняками. На этих людей она явно не распространяется. Они чувствуют себя невыразимо счастливыми наедине с собой и своим маленьким мирком, вмещающим немаленькую кучу денег. Они не ищут богатства в духовных вещах, им хватает материальных благ. Кто знает, возможно, что-то и теплится в душах этих циничных скряг, но как бы то ни было, что, в сущности, может быть важнее чувства удовлетворенности собственной жизнью со всеми вытекающими последствиями?

Все казалось обычным и привычным — очередное лето, очередной наплыв отдыхающих и гостей, желающих провести чудесные месяцы в чудесном месте. К десяти часам до полудня город заполняли различного рода персоны, желающие приобрести свежие фрукты или новый парфюм. Более знатные особы бежали в дорогие лавки за кружевами и лентами, мужчины заказывали у хозяина лавки шнапса и несколько пачек сигар высшей марки. Словом, с утра в центре города людно и шумно. Повозки протискиваются между толпами людей. Через пару часов становится более спокойно, люд отступает, наступает шипящий зной. Некоторые дамы в сопровождении компаньонок, укрывшись шляпами и вооружившись зонтиками, все же бродят по лавчонкам в поисках свежих цветов для украшения причесок, чтобы выглядеть на предстоящем балу, как нельзя ярче и экстравагантнее. Да-да, молва про бал у мистера Торндайка распространилась, подобно молнии. Никто не был удивлен тому, что миссис Футчер вернее всего имела отношение к тому, что про данное событие всем стало известно на следующие утро. Все были буквально поглощены идеей грядущего мероприятия, поскольку редкие балы у Рэдмонда Торндайка были настолько грандиозными, что все графство судачило о нем еще несколько недель к ряду. Этот раз не был исключением. Подготовка к торжеству шла полным ходом. Стоит упомянуть о том, что мистер Торндайк имел поместье в менее людной части уединенного Блутауна, близ сдаваемых в аренду коттеджей. Это поместье вряд ли шло в какое-либо сравнение с соседними. Во всей округе, да и нечего скрывать, во всем центральном Блутауне не найдешь более роскошного и ослепительного жилища.

Поместье было унаследовано Торндайком от его благороднейшей бабушки, жившей в Честере, но любившей приезжать в Блутаун весной и принимать гостей. При ней это место было поистине средоточием светских встреч и ужинов. Нынешний владелец был более скромен и сдержан в подобных вопросах. Конечно же, им было организованно приличное количество слетов и балов, однако это блюдо оставалось в меню блутаунских приживал настоящим деликатесом. Особняк растягивался от озера и самой южной виллы до тропы, ведущей к лугам и скалам. Он находился буквально на вершине города, выше были только скалы. Со всех сторон поместье укрывали столетние дубы и каштаны. Часто, когда просыпалась луна, рисовался потрясающий пейзаж: освещенная серебряными лучами панорама гор окружала старинный особняк, словно неприступная крепостная стена. Сам дом походил на средневековый замок: серый фасад с высокими куполообразными окнами, широкие железные врата, башенки на крыше. Дополняли эту мрачную, но элегантную атмосферу длинная терраса, шикарный сад, изобилующий кустарниками роз, две площадки для колясок и конюшня. Первый летний бал обещал стать памятным событием — в этом не было сомнений. Хотя бы потому, что пройдет он в таком величественном месте.

Для жителей и гостей Блутауна это действительно было невероятно: летний сезон открывает бал у мистера Рэдмонда Торндайка, человека достаточно гордого и обособленного. Хотя Торндайк и не часто делал столь щедрые жесты, но если и делал, то это было чем-то более чем знаменательным. Хозяин тщательно заботился о качестве проведения бала, и сегодня весь его день был посвящен именно этому. По всему особняку носилась прислуга, передвигая мебель, протирая картины и старинный фарфор, меняя цветы в вазах. Из города приехали несколько телег с различного рода яствами: там были и овощи, и свежая рыба, и сыры, и пирожные, и фрукты, и прочее, необходимое для приготовления угощений. Дорожки были расчищены, сад приведен в порядок, паркеты натерты до блеска, отрепетированы партии музыкантов. Мистер Торндайк, прибывая в легком волнении, тщательно проверял списки гостей, параллельно пробуя крем для бисквита и вино, которое подадут после аперитива.

— Отлично. Только нужно убрать статуи подальше от пианино.

— Да, сэр.

— И проследите, чтобы кареты гостей располагались в точном порядке по списку.

— Конечно, сэр.

— Нет, портьеры должны быть цвета бордо, золото выглядит слишком претенциозно.

— Понятно, сэр.

— Что еще, что еще… — Стоя с пером в руке, что-то вспоминая, Торндайк морщил лоб и потирал его. — Ах да, непременно нужно настроить фонтан во дворе. И вот еще что: мой друг и его сестра должны приехать ближе к вечеру, распорядитесь о приготовлении им лучших гостевых комнат.

— Все сделаем ровно так, сэр.

Обилие нюансов, мелочи для идеальной обстановки — Торндайку хотелось поразить лишь одного человека. Эвелин. Он был из тех мужчин, которые покоряют женщин своей твердостью, уверенностью в себе и всеобъемлющим чувством чести и достоинства. Этот джентльмен полагал, что дамы — лишь способ укоренить собственные искрометные предубеждения. А для него этими предубеждениями являлись следующие: все женщины ни много ни мало хитры и расчетливы, главным приоритетом для этих хищниц является удачное замужество, из которого следует предубеждение о безмерной циничности и меркантильности слабого пола; также он был уверен в глупости дам и их абсолютном неумении поддержать действительно дельную беседу. Словом, женщины для Торндайка — пустоголовые, корыстные, хвастливые и жестокие фурии, для которых высшими ценностями являются исключительно материальные. Посему можно было заключить, что Рэдмонд Торндайк юных леди не жаловал, хотя, говоря без преувеличения, он с легкостью завоевывал их сердца. Но, скорее, для забавы и потехи. Эвелин же его по-настоящему заинтересовала. В первую очередь тем, что мыслила и рассуждала не по пресытившемуся шаблону. Она имела собственный взгляд, и ему было интересно узнать о ней больше. «Что ж, — подумал было он, — если ей нравятся танцы, почему бы не принести ей радость и удовольствие?». Не ясно почему, но ему захотелось осчастливить ее, скрасить ее досуг, поэтому все должно быть идеально — так, чтобы она не скучала и была восхищена, в том числе и им.

Пока утро организатора было заполнено легким переполохом, утро в поместье Стенсфордов началось вполне размеренно. Тетя Рокси сегодня была в прекрасном расположении духа, как и всегда, впрочем. Она торопилась при сборах, так как хотела скорее выполнить все намеченные на день дела. Ленни уже встал и даже успел навестить свою любимою лошадь. Розалин спала просто чудесно, а вот ее старшая сестра почти не сомкнула глаз. Первую ночь в Блутауне она проводила именно так: обнимая подушку или сидя на полу, она пыталась поймать умиротворение в крупицах звезд, рассыпавшихся по глади небес. Она могла лежать с книгой и слушать мягкий шепот ветра или ловить напоенный ночью воздух, впархивающий в окно. Но сон окутывал ее сознание только под утро, проникая в каждую частицу тела. Она могла заснуть за час до рассвета или за два до завтрака, однако все время просыпалась бодрой и с особой легкостью на душе. Это утро не стало исключением. Эви заснула ближе к рассвету, но встала очень рано, раньше обычного. Приведя себя в порядок, она направилась на прогулку. Сначала она обошла еще сонный сад, дотрагиваясь кончиками пальцев до кустарников жасмина и смахивая с них росинки, а затем держала путь в сторону полей и залесья. Утром особенно легко дышалось: воздух был напоен ароматами зелени, ландышей и занимавшегося дня. Гуляла она не больше часа, ровно в десять Эвелин впорхнула в обеденный зал, где уже собрались домашние.

— Доброе утро! Надеюсь, я поспела вовремя?

— О, конечно, милая, ты вовремя! Я как раз собиралась поведать вам о моих планах на сегодня. Итак, — начала тетушка Роксана, отпив немного кофе, — после завтрака мы непременно отправимся в город за покупками. После необходимо заехать к портному и распорядиться насчет наших нарядов, а затем мы направимся к Сани Кук, она просто кудесница: знает об уходе за кожей буквально все! Настоящий алхимик, право слова.

— Я хотела заняться рисованием сегодня… — заявила Розалин.

— Позже, дорогая, позже. Все успеется! Завтра бал, и мои девочки обязаны показать себя в лучшем свете.

— Оливия, а ты пойдешь на бал? — поинтересовалась Роуз.

— Не думала… — немного смутившись, ответила та. — Полагаю, мне вряд ли удастся.

— Почему нет? — на удивление возмутился супруг. — Тебе нужно немного развеяться. Ты давно никуда не выходила.

В глазах Оливии засияли огни.

— Заманчивая идея, — подхватила миссис Стенсфорд. — Тебе все будут рады!

— В таком случае, я буду рада присоединиться к вам, — не очень твердо заявила Оливия.

Она давно не выходила в свет и напрочь забыла, как это делается. Но это только усилило волну приятного трепета внутри.

— Вот и замечательно! После завтрака мы дружной женской компанией отправимся по нашим женским делам, — радостно заключила Роксана. — И даже не думай отпираться! — обратилась она к младшей племяннице.

После завтрака, как и было обещано тетушкой, все дамы направились в город. Они доехали довольно быстро и в мгновение ока оказались в лавке, где продавались лучшие материи в графстве.

Это было здание в три этажа, в стеклах которого отражались самые желанные вещи для обладания: там был и шелк всех цветов радуги, и шерсть, манящая прикоснуться к ней, и бархат, притягивающий своим изяществом. Магазин также располагал такими деталями, как ленты, вуалетки, корсеты и корсажи, капоры и накидки, банты, галстуки, пуговицы, а также оборки и кружева на любой вкус. На втором этаже можно было найти изящные материи для изготовления белья.

Магазин властвует над женщиной. Он способен раз и навсегда изменить ее жизнь одной шляпкой или парой туфель. Эта притягательная, манящая сила, которая зазывает женщину в свои сети, не сравнится ни с какой другой. Страсть к мужчине ни за что не встанет в один ряд с этой страстью, от которой подкашиваются ноги, идет кругом голова и разум погружается в чарующую нирвану. Этот сказочный мир, обладающий всеми прикрасами вселенной, составляет настоящее пристанище для дамы: там она может находиться часами, трогать, мерить, грезить. Там она может убежать от всех и всего. За пределами магазина ее ждет суровая реальность, с прилегающей к ней однообразно текущей жизнью. В магазине же женщина может порхать окрыленная, ощущать прикосновения нежного, струящегося, как потоки ручья, шелка, чувствовать запахи жасмина, корицы, розы, ванили, бергамота; и, наконец, восхищаться своей привлекательностью и свежестью. Здесь она — главная. Здесь ее заботы растворяются, она может забыться на мгновение. Если дама ищет покоя и наслаждения, она направляет извозчика в магазин и покупает там счастье, которое пусть и ненадолго, но скрашивает ее день.

Заходя в лавку, клиенток ослеплял свет, проникавший в огромные окна и озарявший высокие стеллажи со свертками материй, которые от блестящих солнечных лучей приобретали насыщенные цвета.

— Итак, очаровательные леди, чего бы вам хотелось? — предложил свои услуги хозяин лавки, Гордон Питерсон.

Он открыл эту лавку около двадцати лет назад, и с тех пор она не теряла своей популярности среди знатных клиенток. Миссис Стенсфорд была постоянным и любимым, а потому ценным клиентом. Она оставляла здесь по шестьдесят, а то и по восемьдесят фунтов, чему была несказанно рада. Миссис Стенсфорд следовала такой философии: чтобы сохранять и подчеркивать красоту, непременно нужны деньги, и если ты не жалеешь этих денег, то красота не покинет тебя. Насколько обоснованным является данный принцип, сложно сказать. Однако же Роксана Стенсфорд отличалась от своих сверстниц: она была намного стройнее, ее талии могли позавидовать даже двадцатилетние кокетки, волосы не теряли яркости и блеска, кожа была белая, как снег и подтянутая, а глаза всегда излучали небывалую уверенность в себе и дикое стремление жить полной жизнью. Вдобавок ко всему, она просто с ума сходила от всех тех мелочей, которые составляли ее туалеты. Одним словом, если рассуждать подобно миссис Стенсфорд, ее красота оставалась подле нее.

— Ах, какие мягкие! Но по мне в эту пору нужно что-то более невесомое. Вы, конечно, понимаете меня, мистер Питерсон? — ощупывая ткани, изрекла главная модница.

— Безусловно, мадам. — Мистер Питерсон, приятный мужчина в летах, достал несколько рулонов материи. — Вот. Невероятное качество. Прямиком из Парижа!

— Очаровательно! Мне подойдет алый. Как вам, милочки? — голосила от радости тетушка.

— Как называется этот материал? — пощупав, поинтересовалась Эвелин.

— Грогрон, миледи. Шелк высшего качества. Вам подойдет вот этот оттенок. — Он указал Эви на рулон. — Лазурный. О да, вам будет очень к лицу. Это, бесспорно, ваш цвет.

— Цвет чистого неба! — с легкой театральностью в голосе произнесла Розалин.

Сестра щипнула ее и с серьезным видом принялась изучать ткань.

— Как вам, тетушка?

— О, детка, этот оттенок прекрасно тебе подойдет. Любезный, заверните вот этот рулон и этот чудесный лазурный.

— Я бы предпочла что-то не такое броское, — заявила Роуз.

— Дитя мое, ты и так бледная! Тебе нужно что-то ярче цвета твоей кожи, — уверенно произнесла Роксана. — Мандариновый в самый раз. Я права, Гордон?

— Мадам, вы как всегда правы! Юной леди подойдет также цвет персика.

— Что ж, раз так… — буркнула Роуз, принявшись щупать рядом лежавшую вуаль.

— Милая, — обратилась миссис Стенсфорд к невестке, — а что приглянулось тебе?

— Мне понравилась эта ткань, — произнесла та, теребя в руке образец ткани. — Похоже на лен.

— О, дамаст! Великолепный выбор! — одобрительно бросил мистер Питерсон.

— Выглядит дорого… — заметила Роксана.

— Мы все будем просто простушками, по сравнению с Оливией, если ей смастерят платье с подобными узорами. Сама королева сгорит от зависти! — приобняв Оливию, произнесла Эвелин.

Лицо Оливии расплылось в улыбке и покрылось румянцем.

— Заворачивайте! — скомандовала тетушка и протянула чек мистеру Питерсону. — Теперь к портному.

Они проехали несколько миль, и вот перед ними показалась мастерская Джима Флетчера, известного модельера. Он шил платья всем знатным дамам и успевал делать это за колоссально короткие сроки, за счет чего и заработал свою славу.

— Нам необходимо поторопиться, иначе он может просто нас не принять! Ох уж этот мистер Торндайк, оповестил о бале за один день! Разве это возможно? Неслыханная дерзость! — возмущалась по дороге миссис Стенсфорд.

— Мы могли бы пойти в тех платьях, что у нас есть, — заметила Розалин.

— Ну ж нет, дорогая. Я уже несколько месяцев не посещала портного. Страшно подумать, что говорили бы обо мне, надень я наряд с прошлого сезона… — Ее прямо-таки передернуло.

Парадная была переполнена дамами, желающими сделать свой заказ или же забрать его. Эвелин была здесь несколько раз, но она никогда не успевала рассмотреть здешнюю обстановку из-за огромного количества напирающих достопочтенных леди. Парадная была довольно просторной, тем не менее, еле вмещала всех посетительниц. Она, как и все комнаты мастерской, была оформлена в стиле барокко: золотые канделябры, расписные рамы, узорчатые ковры, изогнутые лестничные перила — каждая деталь буквально «кричала» о достатке хозяина этого места.

Миссис Стенсфорд была не из тех дам, которые стояли в очередях. Она немедленно направилась в личный кабинет главного портного. Здесь она была завсегдатаем, и, кроме того, хорошим другом Флетчера.

— Джимми! — воскликнула она, увидев его.

— Роксана! О, Пресвятая Мария, это ты! — Они принялись любезничать, обмениваться новостями, после чего миссис Стенсфорд перешла к делу.

— Вот что, Джимми. Ты, вероятно, наслышан о бале у Рэдмонда Торндайка?

— Еще бы. Это событие называют чуть ли не знаменательным. Уже вчера налетели клиентки, можешь представить?

— Ох, конечно, ты не теряешь популярности в нашем городке.

— И не только в нашем городке, дорогая! — недовольно, но шутливо подметил портной.

— Конечно, конечно. Так вот, мне и моим девочкам необходимы платья. Кроме тебя этого никто не сделает лучше.

— Последний раз ты приходила с такой просьбой около года назад. Насколько мне известно, ты заказывала наряды с Лондона?

— Ох, милый Джимми, для таких балов дамы идут прямиком к тебе. Ты же мастер своего дела! Прими наш заказ.

— Что ж, хоть многие клиентки уговаривали меня лично сшить им наряды, я не могу отказать старинному другу, поэтому соглашусь заняться вашими платьями.

— О, Джимми, я не сомневалась в твоей благосклонности! Мои девочки в парадной, я сейчас же позову их для снятия мерок.

Когда мерки были сняты, а эскизы согласованы, наши дамы решили отобедать в одном из ресторанов, после чего пунктом плана был поход в так называемую «мастерскую красоты». Там дамы пробыли несколько часов, приводя в порядок волосы, ногти и кожу.

На следующий день платья были готовы и доставлены к намеченному часу. И после завтрака в доме Стенсфордов, как и во всех соседних, активно шла подготовка к грядущему балу.

Глава VII

В Блутауне обожали балы. Все были рады развеяться, а также завести новые знакомства и упрочить старые. Нередко, а скорее, даже наоборот, знакомые, пересекающиеся на балах, открывают друг друга с совершенно новой стороны. Верно, здесь действует закон неформальности — когда человек полностью расслаблен, отстранен от докучных повседневных хлопот, он способен первым начать диалог. Так рядовой служащий может смело заговорить с начальником на интимные темы или же обсудить с персоной выше по социальному статусу идею открытия новой биржи. На балах нет четкого разделения по положению. В подобной обстановке все равны. Всех объединяет жажда веселья.

Для дам же это отличная возможность продемонстрировать себя самое, новое бальное платье, а также, что немало важно, заполучить шанс попасть под покровительство какого-нибудь барона. Неудивительно, что перед каждым балом все без исключения поглощены тщательными приготовлениями. Идея, объединяющая всех гостей, — показать себя в наилучшем свете, не ударить в грязь лицом.

Дом мистера Торндайка был практически готов к торжеству, оставались финальные штрихи. Но, в целом, все уже было идеально: идеально расставленная мебель, идеально приготовленные блюда, идеальная музыка, и в завершении, идеальный хозяин. Весь прошлый день был положен на то, чтобы добиться этого идеального эффекта. Однако Торндайк позволил себе немного расслабиться вечером, когда имел удовольствие принять у себя своего близкого товарища, прибывшего из Лондона, где у него были дела.

Новоприбывшим был мистер Джаред Дэвидсон, весьма знатный и состоятельный джентльмен, которого чтили и уважали все высшие круги Англии. Он обитал в Ланкашире, там располагалось одно из самых притягательных и роскошных поместий всех центральных графств, принадлежащее ему. Годовое состояние Дэвидсона составляло около пятидесяти тысяч фунтов, и к тому же он был весьма хорош собой. Завидная партия для всех знатных красавиц королевства. Но в данный момент времени его мало интересовал вопрос женитьбы, он был поглощен делами и заботами. Помимо основных хлопот, касающихся управления имением, в содружестве с Торндайком Дэвидсон занимался разведением породистых скакунов. К этому ремеслу молодые люди пришли сравнительно недавно, и оно их, несомненно, увлекало.

Эти двое были весьма схожи во взглядах. Есть вероятность, что мистер Торндайк перенял многие качества и привычки у своего старинного товарища, поскольку он прямо-таки восхищался им и часто просил у него совета. Оба были умны и деловиты, оба обладали харизмой, сдержанностью и обходительностью, у обоих было огромное состояние, оба с неким недоверием и настороженностью относились к противоположному полу. Однако различия между ними были куда более колоссальными. Торндайк был более мнителен и твердолоб — к нему сложно было сыскать подход и вступить с ним в спор, также он был порой чрезмерно резок и вспыльчив, кроме того, в арсенале его характерных черт присутствовали такие, как чрезвычайное честолюбие, тщеславие, корыстолюбие, приправленные щепоткой надменности и самоуверенности. Дэвидсон же был более сдержан в отличие от товарища. Он обладал холодным рассудком, здравым смыслом, благодаря которым друзья имели успех в свои делах. Если Торндайк в сердцах и абсолютно не обдумав ту или иную сделку, готов был принять ее условия, то Дэвидсон, что называется, обмозговывал каждую деталь, дабы не попасть впросак. Он был загадочен для большинства знакомых, так как был человеком скрытным, но обладающим безграничным обаянием, мудростью, добрым и сочувствующим сердцем, решительным, но мягким нравом. И при всем этом он не был расположен подарить своему Ланкширскому имению достойную хозяйку. Лучшие дамы высшего общества были предложены ему в жены его дядюшкой: образованные аристократки и первые красавицы. Он ссылался на то, что не готов стать мужем, и вряд ли когда-нибудь будет готов. Очень горько, если учесть ту закономерность, которая сулит весьма плачевную картину: большая часть достойных, благородных мужчин, увы, предпочитают женщинам одиночество и холостяцкую жизнь. Некоторые из них, убежденные в отсутствии верности и любви как таковой, выбирают распутное существование, как лекарство от невзгод.

— Я рад, что ты прибыл так скоро, — пожимая руку своему товарищу, произнес Рэдмонд за вечерним бокалом вина. — Вивиан, надеюсь, не отстала от тебя?

— Она уже в Блутауне! Решила почтить своим присутствием одну старую знакомую, но после прибудет сюда. Мы охотно приняли твое предложение, Рэд. Наконец мне оказана честь посетить твое имение! Нужно отдать тебе должное, оно и в правду невероятное, — ответил Дэвидсон.

— О, нет! Нужно отдать должное моей покойной бабке, здесь осталось все, как было при ее жизни, ну, исключая некоторые поправки…

— У нее был недурной вкус.

— Не поспоришь… Ну да ладно! Мой дорогой друг, как обстоят дела в Лондоне? Что побудило тебя отправиться туда столь незамедлительно?

— Я пробыл там с неделю и сумел внести некоторые коррективы в дела. На самом деле, ничего серьезного. Необходимо было зарегистрировать некоторые документы. Мой нотариус что-то напутал с числами… Впрочем, это все пустое! Я рад быть здесь. Это в мою честь ты закатил такой грандиозный бал? — с чарующей улыбкой полюбопытствовал гость.

— Ох, Дэвидсон!

— Если быть серьезным, в честь чего такой пир?

— А для этого нужна причина? Для настоящего праздника нужен лишь настрой. Брось, Джар, я предоставляю прекрасную возможность всем повеселиться на славу!

— В этом тебе равных нет, Торндайк. В этом году наплыв отдыхающих не уменьшился?

— Если бы! Приезжие заполонили весь и без того тесный Блутаун. Светские сборы утомляют меня. Все эти пустые беседы, да и в целом, пустые люди. Нет сил общаться с подобного рода особами.

— Сомневаюсь, что эти люди не приглашены на твое торжество.

— Плевать на них! Повторю тысячу раз, к черту каждого из них! — Он резко встал и принялся расхаживать по комнате.

— Тебе, как хозяину, придется общаться с ними, как ни крути, — Дэвидсон помолчал. — Но не следует придавать этому большое значение, — произнес он, подливая вино в бокалы. — Это мелочи. Бал обещает быть масштабным. В этом сомнений быть не может.

— Что ж, полно об этом. Скажи мне, как долго ты планируешь скрашивать мои понурые летние дни? — повеселев, заговорил Рэдмонд.

— Торндайк, да ты пестришь гостеприимством! Ха-ха! — Друзья разразились смехом. — В действительности, с твоего позволения, пробуду твоим гостем, покуда дела не обяжут меня покинуть дивный Блутаун.

— Вот это я понимаю! Я невыразимо счастлив это слышать. Только ты и Вивиан сможете поддерживать меня в бодром расположении духа.

Молодые люди еще некоторое время вели беседу, допивали третью бутылку вина и громко вспоминали забавные истории из недавнего прошлого.

На следующий день — день, на который был назначен бал, они отправились на утреннюю охоту и прибыли только к обеду. К этому времени прибыла мисс Вивиан, которая была счастлива встретить столько знакомых в городе. Отобедав, хозяин со своими друзьями принялись подготавливаться к грядущему балу.

Кажется, в этот день не было дома, в котором не происходила бы подготовка. Все дамы тщательно обдумывали свой туалет и делали все для безупречного внешнего вида. Что говорить, каждая стремилась обратить на себя внимание, пусть многие делали это невольно, тем не менее, это было так. Балы — средоточие блеска и роскоши. Кругом, словно бабочки порхают барышни, как юные, так и в летах, одетые в пестрые шелка, с мерцающими на груди и руках украшениями, пышными, вздымающимися прическами, дополненными перьями, бусинами и цветами. Самое очаровательное в балах — это то, что премилые создания, одетые со всем великолепием, собираются в единое целое, составляя что-то сродни цветника, располагающего лилиями, ландышами, розами и гортензиями.

Эвелин, Оливия и Розалин с самого утра были заняты своими образами. Они, как и все молодые женщины, стремились к совершенно безукоризненному виду, и часы напролет проводили у зеркала, приводя себя в порядок. В просторной, уютной комнате, освещенной дневным светом, три юные красавицы совершали над собой волшебство. На туалетном столике аккуратно стояли пузырьки с кремами, флаконы духов, две шкатулки с драгоценностями, море шпилек и ленточек, пудреница и щетки. За ним сидела Оливия и наносила какую-то кашицу себе на лицо. Она была в ночной рубашке, часть длинных, густых локонов была собрана, остальная ждала своей очереди. На большой кровати сидела Эвелин, перед ней расстилалось скопище бальных перчаток. На балконе Мэри, служанка, отпаривала платья. Рядом с Оливией, на мягком пуфике восседала Роуз в халате и с папильотками на голове, она разглядывала собственное отражение, и ее юное личико то приобретало довольный, сосредоточенный вид, то раздраженный и неудовлетворенный. Эвелин же все думала, чем дополнить ее лазурное платье, которое она увидела только утром и не успела придумать ничего заранее.

— Как давно я не была на хорошем балу. Да и вообще ни на каком! — вздохнув, проронила Оливия.

— Ну что ж, милая, теперь у тебя будет возможность это наверстать! — подбодрила ее Эвелин, чье лицо выказывало озабоченность касательно до перчаток.

— Помочь тебе со шпильками? — Эв увидела, что родственница явно слишком напряжена, и ей никак не удается заняться прической. Та с великим удовольствием приняла предложение. Эвелин вооружилась десятком шпилек, пока Оливия в это время втирала в руки крем.

— Помню, как мы с Ленни танцевали в первый раз… По-моему, это была мазурка.

— Уверена, что вы сможете вспомнить это драгоценное время сегодня.

— Сомневаюсь, что будет так же, как когда-то…

— Почему ты так настроена? — Разговор заинтересовал Роуз, и она решила полюбопытствовать. — Вы изрядно повеселитесь!

— Все непросто, девочки. Ваш брат абсолютно холоден ко мне. Возможно, у него и был какой-то интерес, мне уж точно неизвестно. Однако теперь же он весь иссяк.

— Ты хочешь сказать, что он не любит тебя? — распахнув глаза от легкого удивления, возмутилась самая юная участница беседы.

— Роуз! — заглушила сестринские эмоции Эви.

— Да, именно так. Говорю это без утайки — не любит.

— Ты неправа, сестра, — воспротивилась Эв. — Ленни еще юноша, он далек от зрелых мужей, это так. Но ему это позволительно в его двадцать с небольшим. Я хочу сказать, что ему еще очень сложно находить контакт с женщинами. Да, разумеется, у него были беспутные связи, совершенно ничего не значащие! Он знает, как вести себя с подобными, не побоюсь этого слова, леди, но вот не задача — решительно робеет перед дамами из высшего общества. Вряд ли он сам понимает, что чувствует. Он так глуп! Но это пройдет, а тебе… — она взяла Оливию за плечи, — необходимо быть мудрой и терпеливой женой. Он вырастет и тогда уж точно не будет пробираться через колкие шипы, когда захочет танцевать с тобой.

Оливия немного ожила, ей хотелось верить в эти слова, ведь она сама часто произносила их про себя. Нечего и спорить о том, что она нуждалась в чьей-либо опоре и поддержке. Рассудительная речь Эвелин пришлась как нельзя кстати. За несколько минут Эв собрала волосы Оливии, и они приняли более чем очаровательный вид. В это время Мэри закончила с платьями и взялась помогать госпоже Розалин одеваться.

— Ох, Мэри, не нужно так сильно затягивать! Ты же кости мне переломишь! — ругалась младшая сестра, которая более всего не выносила корсеты.

— Мэри, помоги лучше мне с волосами, — подозвала Эвелин служанку.

Роуз была спасена, и дабы перевести дух, уселась на кровать и принялась обмахивать себе веером из лент и бус.

— Знаешь, что, Эв?

— Да?

— Было бы неплохо найти на этом очередном скучнейшем балу того, с кем можно было побеседовать о чем угодно, кроме как о миллионах и светских раутах…

— Не могу поверить, что ты недооцениваешь мистера Торндайка. Я полагала, что он произвел на тебе приятное впечатление. И наверняка он пригласил достойных людей. — Сестра молчала. — Ты же любишь балы! Просто всегда это тщательно скрываешь. Ты маскируешь свое расположение к танцам, стремясь создать впечатление равнодушной и здравомыслящей дамы. — Эви добродушно улыбнулась и пересела к сестре, взяв ее за руку. — Детка, тебе семнадцать! Самое время веселиться и не бояться, что за это ты обязательно получишь тонну уничижительных высказываний в свой адрес.

— Ты же знаешь, что папа не одобряет безделья, а уж тем более, когда оно протекает в подобной форме.

— Но папы здесь нет! В тебе столько снобизма, и в твои-то годы! Ты обязательно повстречаешь на этом роскошном балу друга, а может даже и принца…

— Эви!

Сестры разразились веселым и звонким смехом, бросая друг в друга перья, лежащие на кровати, потом в ход пошли подушки. После нескольких минут ребячества, девушки вспомнили о прическах и благополучно вернулись к своим делам. Оливия и Эви занялись раскручиванием папильоток у Роуз. Вскоре Присси, экономка, прикатила в спальню столик с различными десертами в виде фруктов, трюфелей и пирожных, дополнял этот ансамбль графин холодного чая с мятой и жасмином.

— Присси, ты хочешь, чтобы мой корсет лопнул? — рассмеялась Эвелин, взяв с подноса пирожное с кремом.

— Ох, мисс Эвелин, голубушка, о вашей талии можно слагать легенды. Ей явно ничего не грозит как минимум двадцать лет. А глядя на вашу тетушку, так вам вообще не о чем тревожиться! — Она махнула рукой с глухим смешком.

За час до отъезда миссис Стенсфорд нагрянула в будуар племянниц и напомнила о том, что пора торопиться и заканчивать все приготовления. Были затянуты корсеты, надеты нижние юбки и, наконец, платья. Прически были поправлены, веера выбраны, плечи и шеи напудрены — все было доведено до совершенства. Тетушка Роксана спустилась к экипажу в невероятном ярко-алом платье с оголенными белоснежными плечами, которое невозможно ей шло. Голову покрывала изящная шляпка с перьями и вуалью в цвет платья. Она торопилась, поэтому сбегала по лестнице, постукивая каблучками своих бархатных туфелек. Оливия вышла в сопровождении мужа. Ленни был безупречно одет: накрахмаленная рубашка, фрак, плащ — все было идеально, включая аккуратно уложенные волосы. Оливия также была безумно хороша собой. Цвет ее лица подчеркивало платье миндального оттенка из выбранного ей дамаста. На ее прелестное лицо спадало несколько локонов, что добавляло ее образу определенную легкость и естественность. В ушах блестели серьги с мерцающими рубинами. Эвелин и Розалин вышли последними, они держались за руки. Розалин была на удивление очень весела, и сестра на протяжении всей поездки подбадривала ее, так как каждый бал для младшей сестры был чем-то роковым и неминуемым. Эвелин выглядела очаровательно, тетушка даже вскрикнула, увидев ее.

— Чему удивляться, дитя, ты неописуемо хороша в своем обыкновении!

Платье лазурного цвета действительно красило ее. Оно было струящимся и пышным, оборки из кружева украшали его подол, словно снежные облака разнеслись по небу воздушной пеной. Тонкая шея была открыта, и на ней красовалось массивное украшение с камнями синего и белого цвета. Руки укрывали белые длинные перчатки, а прическу дополнял цветок ириса, приколотый сбоку. Ее сестра была также мила. Платье цвета персика подчеркивало ее невинность и простоту, оно струилось, когда она двигалась, и переливалось перламутровым блеском. Накидка из тончайшего тюля укрывала ее руки. В волосах сияли камни белого и розового цвета, рассыпанные по всей голове, подобно цветкам клевера на поляне.

Как только все уселись в экипаж, карета направилась в эпицентр веселья — особняк Рэдмонда Торндайка, где празднество уже расцветало сочным бутоном.

Глава VIII

Наплыв гостей был огромен. Экипажи съезжались один за другим к сияющему имению. Из них выпархивали дамы в шикарных одеяниях, юные леди, ничуть не уступающие старшему поколению, джентльмены в своих парадных фраках. Казалось, это событие стало чуть ли не главным в году. Поместье купалось в свете и блеске. Оживлено шумели фонтаны на террасе, а гул, исходящий из залы, заглушали звуки музыки и открывающихся бутылок шампанского.

Коляска Стенсфордов прибыла секунда в секунду, но торжество уже постепенно разгоралось, как и бывает в таких случаях. Миссис Стенсфорд с необузданным нетерпением вылетела из кареты, и, поторапливая остальных, нырнула в переднюю. Остальные последовали за ней не спеша, восторженно разглядывая передний двор и открывающийся перед ними дворец.

— Ах, какая роскошь! Вы только взгляните! — воскликнула Роксана.

— Как же удалось за полтора дня сделать так много, ведь поместье не маленькое… — поддалась восхищению Розалин.

Все гости, включая наших героев, ринулись в залу, где перед началом бала принято было осматриваться и угощаться предложенными яствами.

Передняя впечатлила Эви своей изысканностью и стариной. Высокие потолки, картины во всю длину стен, мягкие дорожки, обрамленные золотой бахромой — все было словно позаимствовано у Букингемского дворца. Она плыла, словно зачарованная, по этому невероятному дому, полному антиквариата и дорогой мебели. Всюду были цветы — белые каллы. Такая безупречность во всех деталях не могла ни удивлять приятнейшим образом. Эвелин не раз была на подобных балах, но такой атмосферы праздника она прежде не ощущала. Не замечая того, как она идет, Эвелин вместе со своими спутниками прибыла в залу и подметила, что все гости с обожанием и нескрываемым восторгом рассматривают эту комнату.

— Вы только посмотрите! Он каждый раз оформляет залу по-особенному. Как жаль, что мистер Торндайк радует нас балами не так часто, как того хотелось бы, — голосила какая-то невысокая дама в черном одеянии.

Серебряные люстры освещали просторную центральную залу. Музыканты уже заняли свои места на подмостках, приготовившись к первой партии. Площадка для танцев постепенно заполнялась, так как раздался первый гудок трубы. Остальные гости беседовали в двух соседних комнатах, где были расставлены столы с напитками и легкими закусками.

— Поистине роскошно, — заключила Оливия. Она говорила с Эви и Роуз, так как ее супруг вместе со своей матушкой отделились от них и направились к столу, чтобы поздороваться с очередными знакомыми. Оливия через несколько минут присоединилась к ним.

— Хозяин явно не пожалел сил и денег на оформление всех этих комнат. А ты видела сад, Эв? Дух захватывает, — подхватила уже совсем повеселевшая Роуз.

— Мистер Бенекс! — поприветствовала знакомого Эвелин.

— Мисс Эвелин, мисс Розалин, доброго вам вечера! Вы прелестно выглядите. Разрешите представить, миссис Копгейл, — он указал на даму, держащую его под руку, и, видимо, сопровождавшую его. Это была худая женщина с темными волосами и морщинистым лицом.

— Как вам нравится имение? Я бывала здесь, когда миссис Торндайк заправляла этим чудным домом. С тех пор он весьма изменился.

— О, я раньше не видела более старинных и великолепных домов, — ответила Эв.

— Здесь все подобно дворцовой атмосфере. Не может не покорить чье угодно сердце! — добавила Роуз, улыбаясь.

— Воистину, — бросила дама с сухим лицом.

— Что ж, юные леди, прекрасного вам вечера!

Девушки ответили мистеру Бенексу и его даме реверансом.

В этот момент к нашим дамам подошел худощавый молодой человек со светлыми волосами и невероятно добрыми голубыми глазами почти на половину веснушчатого лица. Эти самые глаза были полны радостного удивления и восторга. Девушки остановились и так же выказали легкий шок.

— Мэтью! — воскликнула Эвелин.

— Эвелин, Розалин! Как же я счастлив, видеть вас! Как вы поживаете? Давно приехали?

— Милый друг, я очень рада, что вы здесь! — Эв продолжала пожимать обеими руками руку джентльмена.

— Мы прибыли в пятницу утром, и с тех пор наши дела шли довольно неплохо. — Роуз решила взять на себя ответы на интересующие вопросы вместо ошарашенной сестры.

— Мисс Розалин, мне это очень приятно слышать, право слова. Вы обе обворожительны!

— Как ты похорошел, мой добряк Мэтью!

Мэтью застенчиво улыбнулся и опустил глаза, а Эв продолжила.

— Настоящий кавалер! Как давно ты в Блутауне?

— Ох, Эв, бросьте! Я, право, могу смутиться. Ах да, в Блутауне я с неделю. У отца изменились планы, и из Шеффилда мы ринулись в Лондон, где были выполнены некоторые дела. Затем мы направились прямиком в Глостершир. Остановились в Челтнеме, а после добрались и до Блутауна.

— И надолго вы? — с особым интересом спросила Розалин.

— Полагаю, с месяц мы здесь пробудем, покуда у отца не появятся клиенты, которые будут так любезны, вызвать нас обратно в Шеффилд! — Последняя часть предложения была произнесена с некоторой иронией.

Мэтью Мэримонд был одним из старинных друзей Эвелин. Он так же, как и она, посещал Блутаун почти каждое лето, поскольку его отец имел некоторые дела в этой части страны, а младший сын, как главный помощник, сопровождал его во всех его паломничествах. С Эвелин он познакомился еще в раннем детстве, и с тех пор эти двое были настоящими товарищами и даже время от времени обменивались письмами.

— Ох, уже был издан третий гудок, значит, пора заняться тем, для чего мы здесь собрались! — с не сходящей с лица улыбки пролепетала Эвелин. — Первый танец я любезно пообещала своему горячо любимому кузену, — объяснила Эвелин, ища глазами своего партнера, — но он верно и думать об этом забыл.

Ленни подоспел вовремя.

— Мэтью, старина! С приездом! — Ленни поклонился.

— Сердечно благодарю и не смею отрывать вас от значимого здесь действа. Мне думается, ваша очаровательная партнерша, Ленни, вас заждалась!

— Еще увидимся, милый Мэтью, я обещаю тебе последний танец! — Эви кокетливо улыбнулась и повела плечом, затем взяла брата под руку и направилась с ним в залу.

Розалин и Мэтью остались наедине. Она смущенно смотрела в пол после того, как с жалостливым видом проводила сестру на первый танец. Мэтью, робея и немного нервничая, все же набралась определенного количества сил и выдал:

— Мисс Розалин, не соблаговолите ли вы подарить мне первый танец на этом балу?

Щеки девушки покрылись легким румянцем, уголки губ слегка приподнялись, и она не без труда подняв на него глаза, вымолвила:

— Конечно, с удовольствием.

Мэтью предложил ей свою руку, и они присоединились к остальным парам. Первым танцем по традиции этого дома был вальс. Пары были готовы, и чувственная музыка легким шлейфом окутала все пространство, нависая над танцующими. Ленни и Эви смеялись о чем-то, обменивались репликами и замечаниями, шутили, и меж этим успевали кружиться в танце.

— Все же вальс — мой самый нелюбимый танец! — заявил Ленни.

— Надеюсь, это не из-за плохой партнерши? — хихикнула Эв.

— Брось, ты великолепно двигаешься! Тебе нет равных на этом балу! Дело в другом. Уж слишком он интимный, что ли… Все так и норовят прижаться телами друг к друг, как бы ища контакта с партнером. Словом, танец этот трогает только дам и кавалеров, мечтающих о слиянии двух тел.

— О, как ты не прав! — запротестовала Эвелин. — Танцующие вальс должны чувствовать этот танец, проникнуться в него всей душой, чтобы понять ту связующую, которую он в себе таит — связующую между мужчиной и женщиной. По твоим убеждениям, танцевать вообще не стоит…

— О чем и говорю! Контакт!

— Контакт телесный не может породить душевного. Поэтому после твоих слов не вижу ничего предосудительного перестать с тобой танцевать!

— Ох, брось!

— Мы с тобой не можем прочувствовать эту связующую. Она есть только у друзей сердца. Танцевать вальс нужно с человеком, владеющим твоим сердцем.

— Что за вздор, Эви!

— Не вздор, а самая что ни на есть истина! Но я люблю тебя и танцую с тобой из любви.

— Ты вкладываешь слишком много смысла в простой танец…

— Возможно. Но лучше видеть во всем глубину, нежели бултыхаться на поверхности суждений, как некоторые. — Эвелин рассмеялась от вида якобы оскорбленного кузена. — В этом я непоколебима! Погляди, сколько еще гостей припоздало… — заметила она.

— Да, торжество, так торжество! О нем долго еще будут судачить. Торндайк — щедрый малый.

— Щедрость достойна уважения. Он великолепный хозяин, раз решил угодить гостям каждой продуманной мелочью.

— Жаль, что ты не была на его предыдущих балах, Эв.

— Но тогда мое впечатление было бы менее красочным. Я слышала, он давал не так много балов.

— Да. Он уезжает надолго в Оксфорд, где расположено его поместье, хотя, бывает, целый год находится в Блутауне. Последний бал был минувшей осенью. Но тот не сравнится с размахом этого ни в коей мере.

— Вероятно, больше гостей — больше хлопот.

Пока звучал вальс, к гостям успели присоединиться трое. В центре стоял высокий молодой человек очень привлекательной наружности в дорогом костюме самого темного оттенка бордо. Его смольные волосы были аккуратно зачесаны назад. Слева от него — темноволосая, высокая дама, также очень красивая и изящная. Она была одета в платье сливового цвета, а ее шею обвивали жемчужные нити. Справа от таинственного гостя стоял не кто иной, как владелец имения и по совместительству — хозяин сегодняшнего вечера. На нем был безупречно сидевший темно-серый фрак, волосы уложены по-праздничному, а в руках он держал трость, обитую кожей. Взгляды гостей и танцующих моментально обратились в сторону новопришедших. Пусть все якобы продолжали заниматься тем, чем занимались, однако же отрицать то, что троица стала предметом жадного внимания окружающих, — совершенно абсурдно.

Глава IX

— Кто это с мистером Торндайком? — не сдержав пытливого любопытства, спросила у брата Эвелин.

Ленни взглянул на господ, и лицо его засияло довольной улыбкой. Он ответил с жаром:

— О! Какой сюрприз! Ну, надо же… Тот джентльмен в центре — это мистер Джаред Дэвидсон, весьма богатый малый. Его состояние превышает состояния всех джентльменов в этой зале, вместе взятых, — он усмехнулся. — На самом деле, более чем приятный молодой человек. Мне приходилось иметь с ним дело.

— А эта ослепительная дама, стало быть, его супруга? — ехидно бросила Эв.

— Ха-ха! Что ты, Эв! Проще исколесить весь свет за сутки, чем женить этих людей! Да я и сам был таким когда-то… — Он словно отогнал от себя эти мысли и с лицом, полным простодушия продолжил. — Эта миледи — сестра мистера Дэвидсона. Добрейшая душа! Вы с ней явно поладите.

Эвелин вопросительно посмотрела на брата.

— Думаешь, они задержатся?

— Понятия не имею. Узнаем. Тебя нужно непременно им представить!

К этому времени все уже аплодировали оконченному первому танцу и своим партнерам. Музыка на время стихла, и Ленни с Эвелин неспешно подошли к Торндайку и его спутникам. Эв чувствовала нечто странное, приближаясь к этим особам. Пульс как будто участился, холод пробежал по ее телу и покрыл его легкой дрожью. Ей часто приходилось оказываться в подобных ситуациях — заводить знакомства; однако именно в эту секунду ей отчего-то стало не по себе, это было абсолютно чужеродное ощущение.

Этот мистер, который стоял в центре, казался ей немного угрюмым и холодным. Он равнодушно смотрел на все происходящее, и ни разу его лицо не озарила одобрительная улыбка. Все же что-то доброе и светлое пряталось в этих черных глазах. Дэвидсон стоял, заложив руки за спину, в то время как все дамы с неистовым желанием разглядывали этого мужчину с ног до головы. Да, он выглядел величественно: его плечи казались шире, чем плечи Торндайка и вообще всех мужчин в зале. Его лицо источало мудрость и задумчивость, при этом оно было невероятно привлекательным. Все его черты были правильными и благородными: прямой нос, очерченные скулы, в меру полные губы, но особенно зачаровывали его горящие глаза. Он показался Эв ни много ни мало скучающим, на его лицо легла печать глубокой думы, но и тень грусти порой проскальзывало по этому великолепному лицу. Дама, стоявшая по левую руку от него, создала благоприятное впечатление с первого взгляда. Эвелин пришла к заключению, что она самая красивая и элегантная особа этого вечера. Ее бледная кожа, черные, словно смоль, волосы, как у брата, тонкая фигура, покатые плечи, стать — все прямо-таки «голосило» о ее благородном аристократическом происхождении. Она что-то шептала брату, а тот с особым вниманием слушал ее и утвердительно кивал в ответ. Мистер Торндайк в эту секунду приветствовал некоторых гостей, которые облепили его со всех сторон. Как вежливый хозяин он не мог не отдать дань всем пришедшим и не поблагодарить их за визит.

Когда Ленни, держа сестру под руку, подошел к заветной тройке, они стояли в стороне, все так же ловя на себе любопытные взгляды. Как только Эви и Ленни приблизились, глаза троих обратились к ним, но только взгляд одного из них словно вывернул всю душу Эв наизнанку. Глаза. Как много скрыто в этом зеркале души… Потаенные желания и страхи, игры разума и козни сердца. Они не способны лгать или утаивать истину, в них всегда кроются ответы на любые вопросы. Глаза — верные спутники кочующих странников, мечтающих найти ключ от заветной двери.

Взгляд Дэвидсона был для Эвелин пронизывающим, колким, словно он ведал всеми тайнами ее души, словно ничто не способно скрыться от его умных глаз. Что-то щекотало в горле, и в ушах звенело так, будто кто-то бил в набат, а она стояла под куполом. Ей это не понравилось. И все это сотворил один взгляд?

— Добрый вечер, господа, — бодро обратился к троице Ленни. — Рэдмонд, замечательное торжество! Джаред, мисс Дэвидсон, я безмерно рад видеть вас сегодня! Прошу вашему вниманию мою прелестную кузину, мисс Эвелин Кренингтон. Она гостит в нашем поместье каждое лето с самого юного возраста. Мы практически выросли вместе.

— Очень приятно, мисс Эвелин, — с невероятной приветливостью и искренностью, мисс Дэвидсон сделала реверанс и пожала руку Эви. — Счастлива нашему знакомству!

Мистер Торндайк был сегодня в веселом расположении духа. Он элегантно выглядел, его голубые глаза выказывали восторг от собственного творения и от обстановки, в целом. Возможно, он играл хорошо отрепетированную роль, кто знает. Он взглянул на Эви, и никто не мог сравниться с ней в его глазах. Как шло ей это платье, как прелестно обрамляло ее шею это колье, как красивы и изящны ее руки. Теперь он мог рассмотреть ее губы, похожие на бутон распустившегося пиона, родинку на щеке, янтарь ее волос, изящный изгиб бровей. Что-то царственное было в этой девушке, недоступное всем остальным в этой зале и в этом мире. С какой грацией она двигалась, как держала спину и голову — все в ней казалось ему чем-то невероятно притягательным и утонченным. Много позже он сравнит Эвелин с глотком хорошего вина.

— Мисс Кренингтон, вы прекрасно выглядите. Не могу выразить, насколько я ослеплен вашей красотой, — он поклонился и впился в нее глазами.

— Благодарю, мистер Торндайк. Ваше торжество затмило все наши ожидания, — улыбнулась Эвелин.

Торндайк, не спуская с нее своих страстных глаз, продолжил:

— С превеликим удовольствием представляю вам моих добрых друзей: мистер Джаред Дэвидсон и мисс Вивиан Дэвидсон.

Эвелин снова поймала на себе вдумчивый взгляд мистера Дэвидсона и окончательно смутилась, но ни коем образом этого не показала. Он, в свою очередь, также не мог не обратить внимания на ее слегка озадаченный и испуганный взгляд и на потрясающее умение скрыть всякую тревогу, которая явно очерчивалась в ее глазах.

— Джаред не любитель балов! — оправдала неучтивость брата Вивиан. — К тому же у него какие-то неприятности… Вечные дела, которые не позволяют ему развеселиться.

— Вив! — мистер Дэвидсон одернул сестру.

Он немного изменился в лице, выдавил учтивую улыбку и с поклоном произнес:

— Прошу простить мою грубость, миледи. Я весьма рад нашему знакомству. Полагаю, ваше пребывание здесь несколько скрашивает этот вечер моему доброму другу.

Эвелин попыталась улыбнуться, мистер Торндайк похлопал друга по плечу и вставил:

— Мисс Кренингтон, вы — поистине желанная гостья в моем доме. Я надеюсь, вам и вправду весело?

— О да, все просто замечательно!

— Вы облегчили мое существование! — он широко улыбнулся.

— Как вы поживаете, Ленни? — обратился мистер Дэвидсон к старому знакомому.

— Благодарю, Джаред, более чем хорошо! Расскажите лучше о ваших делах?

— Я недавно прибыл из Ирландии. Очередная деловая поездка, после которой мною завладела какая-то совершенно непреодолимая тоска, что и побудило меня принять приглашение моего верного друга. Вивиан согласилась сопровождать меня.

— О да, — подтвердила Вивиан. — Летом я нахожу брата в особо понуром состоянии. Мне следовало сделать все, что было в моих силах. Вы, должно быть, любите Блутаун, мисс Эвелин? — с добрейшей улыбкой обратилась к Эв мисс Дэвидсон.

— Безмерно. А как вы находите наши места, мистер Дэвидсон? — спросила вдруг она, совершенно не понимая, зачем.

Он вновь обратил к ней свой живой взор, но она сумела выстоять и не опустила глаз.

— Я не бывал здесь раньше. Посему не могу разделить вашей любви к этому месту, мисс Кренингтон, но, несомненно, здесь дивно, хоть и душновато.

— Солнце здесь и вправду прямо-таки жарит! — поддержала брата Вивиан. — Однако город мне безумно понравился. Тем более, я встретила стольких знакомых, это меня приятно удивило, — она взглянула на брата.

— Как долго вы пробудете в Блутауне? — обратился к Дэвидсонам Ленни.

— Полагаю, не слишком долго. Может, с неделю или с месяц… — отрезал Джаред. — Словом, не могу ручаться, так как обстоятельства владеют мной всецело.

— Кстати, Джар, Ленни располагает некоторыми идеями насчет проведений бегов, где может пригодиться наша компетентность. Но об этом после, сейчас не время и не место говорить о делах! — с торжественностью в голосе заявил мистер Торндайк.

— Бал чудесный! — отвела тему мисс Дэвидсон. — Стоит благодарить вас, Рэдмонд.

Тот, поцеловав руку Вивиан, ответил немного жеманно:

— А вы — главное украшение этого вечера, дамы.

— Я так завидую вам, Эвелин! Вы имели счастье танцевать, к тому же, с братом! — игриво выдала мисс Дэвидсон.

— Что же вам мешает, Вивиан?

— Ох, что вы, мой брат настолько нерадивый в этом вопросе! Его решительно невозможно принудить танцевать!

— Неужели? — обратилась Эви к мистеру Дэвидсону. — Отчего же?

— Моя любимая сестра имеет склонность все преувеличивать, поверьте, — улыбаясь, оправдался он. — Не танцую я только оттого, что не считаю себя достойным партнером.

— Вы не верите в свои способности, мистер Дэвидсон? — продолжила Эвелин.

— Я не обладаю этими самыми способностями, миледи.

— Он лукавит! — с возмущением в голосе воскликнула Вивиан. — Все дело в его настроении.

— Вив, это не более чем твои догадки.

— Ах, если бы… — Она нежно провела веером по его руке.

— Не говори, что вовсе не планируешь сегодня танцевать, приятель? — оторопел Торндайк.

— Я решу это позднее, — отрезал тот.

— Он дико упрям, — добавила шепотом Вивиан.

— Что ж, остается верить в то, что какая-нибудь из присутствующих барышень окажется достойной партнершей и расположит вашего брата к себе, он не устоит и с радостью поддастся искушению, — заключила Эви.

— Вы, верно, любите танцы? — поинтересовался мистер Дэвидсон у Эви, обратив на нее горящий, испытующий взгляд.

— Мне они по душе, — просто ответила она с холодным выражением лица.

Ей не хотелось прослыть оторопевшей гусыней, что потеряла дар речи при виде привлекательного и состоятельного джентльмена, и отныне она решила совладать с собой и своими странными чувствами, неутихающе бурлившими в ней.

— Вы относитесь с благоговением к балам и танцам, как и все ваши сверстницы, — внезапно заключил ее оппонент. — Смею заметить, что ваше расположение к ним, миледи, является не более чем желанием молодой леди проявить самое себя, и это нормально в вашем возрасте. Мне же подобные развлечения начинают докучать. Хотя в ваших летах я, как вы выразились, только и делал, что поддавался искушению.

В Эвелин проснулось возмущение. Она казалась самой себе побежденной. Что это значит? На что он намекает? Неужели он решил, что она, рассудительная, обладающая здравым смыслом юная леди, является одной из тех дурочек, которые, обмахиваясь веером, хихикают и заискивают в присутствии кавалеров? Нет уж, она не такая! У нее есть достоинство, и демонстрация себя вовсе не является целью ее присутствия на балу. Ей просто нравятся танцы. И наряжалась она не для того, чтобы произвести фурор! Как он может извергать столь необоснованные доводы, полные до краев предубеждением, ведь он даже не знает ее и не поинтересовался, чем же ее пленяют танцы? Она несколько вскипела, но твердо решила отстаивать то, что было для нее свято — свое достоинство и индивидуальность.

— Смею с вами не согласиться. Поскольку танец для меня — не просто вид развлечения, а нечто большее.

— И что же? — в Дэвидсоне проснулся интерес.

— Это искусство, но никак не способ показать себя. Танец может помочь изучить партнера и понять, насколько резонно продолжать с ним знакомство.

— Вот как? И у вас это выходит? — Его немного изумил ее ответ.

— Почти всегда. Да и почему танец не может быть просто способом получить заряд удовольствия и радости? Не все танцуют на балах только ради того, чтобы обратить на себя внимание публики, некоторые делают это исключительно ради самого танца. — Все четверо смотрели на нее и молчали. — Так что, уверяю вас, сэр, ваше суждение относительно моих стремлений ошибочно.

— В таком случае, горячо прошу меня извинить, — он произнес это ровно и уважительно, взгляд его обратился на танцующих.

Пока они вели беседу, прошел еще один танец. Гостям было безумно весело. Среди них была и Розалин, которая готовилась танцевать уже третий танец с Мэтью. Эти двое не переставали о чем-то с жаром толковать и звонко смеяться. Торндайк решил прервать прения, им было замечено некоторое напряжение, возникшее между Эвелин и его другом.

— Что ж, раз так, не позволите ли мне быть вами изученным, мисс Эвелин? Будете ли вы так любезны? — Он протянул ей свою руку.

Она взглянула на мистера Дэвидсона, поклонилась и подала руку Рэдмонду.

Ленни в свою очередь пригласил Вивиан на танец. Мистер Дэвидсон же занял уединенное место и оттуда наблюдал за танцующими. Иногда его взгляд обращался к Эвелин и Торндайку, иногда он следил глазами за сестрой. Он словно не переставал о чем-то думать, его вид позволял окружающим понять, что этот джентльмен не расположен к пустым разговорам. Когда кто-либо проходил мимо него, он учтиво кланялся, справлялся о настроении гостей или о том, как они поживают. Джаред Дэвидсон стал одной из главных тем для обсуждения этого вечера, по большей части, для дам.

Эвелин, танцуя с мистером Торндайком веселый танец «кантри», время от времени поглядывала на загадочного мистера Дэвидсона. Она была взволнована и обескуражена, так уж он запал ей в голову. Дэвидсон показался ей умным, но отстраненным от мира. Было ощущение, что этот мужчина предпочитает одиночество подобным шумным мероприятиям. А почтил своим присутствием этот бал, только выказывая уважение другу. Внезапно вызванные его замечанием недовольство и возмущение немного поутихли, так как Эвелин смогла рассмотреть в Дэвидсоне опытного и мудрого человека, имевшего несчастье разочароваться во многих вещах. Наверняка, он видел в жизни больше, чем она, и успел сделать обо всем определенные выводы, посему грех обижаться на то, что у него имеется своя точка зрения. Вероятно, в глубине ее души родилось теплое, дружеское сочувствие к этому человеку.

— Вы чем-то озабочены, как я вижу? Что стало причиной вашей грусти? — решил вдруг заговорить мистер Торндайк.

Примечательно, что во время танца Эви и Рэдмонда многие принялись шушукаться и обмениваться мнениями относительно этих двоих. Бал — то событие, которое подпитывает сплетников и зевак и зарождает в их умах определенного рода сенсации. Судачить о том, как какой-то молодой человек пригласил юную особу на несколько танцев к ряду, или о том, как неподобающе вела себя дочь какого-либо достопочтенного господина — было и будет целью посещения балов. Знатные дамы не обошли мимо и танец Эви и хозяина вечера. Многие после шептались о том, что он просто впивался в нее взглядом, и весь вечер галантно и обходительно за ней ухаживал.

— Не беспокойтесь, со мной все хорошо, — успокоила партнера Эви.

— Как вам мои друзья?

— Довольно приятные люди, — ответила Эви, пытаясь казаться веселой.

Во время этого танца было немного возможностей переговариваться, поэтому пара могла произносить только короткие фразы.

— Надеюсь, вам все сегодня нравится?

— Бесспорно, это лучшее торжество из всех, на которых мне приходилось бывать за последнее время.

— Тогда я выполнил свой долг.

— Вы поразили абсолютно всех, мистер Торндайк.

— Вот как? И чем же? — удивлено спросил он, при этом отлично понимая ее, но напрашиваясь на комплименты.

— За такой короткий временной промежуток вы организовали более чем достойный прием.

— Приятно слышать.

— Так думаю не только я.

Последовало недолгое молчание.

— Прошу простить моего друга. Он мог показаться резким. Но он поистине невероятный человек, пусть и задумчивый временами.

— Охотно верю. И да, он не показался мне резким. Возможно, уставшим.

— Джаред не очень любит шумные балы, к сожалению. Я так же к ним отношусь.

— Отчего? — полюбопытствовала Эвелин.

— Понятия не имею, — улыбнулся он. — Отвечу лишь, что весь этот люд слегка выматывает, вы не находите?

— Да, бывает и так.

— Поэтому теперь я стал чрезвычайно не любить балы и редко их устраивать.

— А посещать?

— И это тоже. Но вы заставили меня задуматься над предназначением танца. Это дорогого стоит! — Он одарил ее самой радушной улыбкой.

Эви улыбнулась в ответ. Она была погружена в свои мысли о мистере Дэвидсоне. Он был полной загадкой для нее. При их разговоре она испытывала странные чувства. Ей отчего-то хотелось показаться ему только с лучшей стороны, особо тогда, когда он намекнул на ее юность. «Верно, он уже наученный опытом, но это не дает ему никакого повода поддаваться ложному мнению о юных леди и их желаниях!».

Пока Эви витала где-то вне этого здания, танец был окончен. Она пришла в себя и заволновалась, вдруг мистер Торндайк что-то говорил ей, а она ничего не слышала и не отвечала. Танцующие поклонились друг другу, мистер Торндайк взял Эви под руку и повел к столу, где разливали шампанское. Она сделала несколько глотков, извинилась, поблагодарила за танец и, под предлогом того, что ей нужно найти сестру, удалилась.

— Я надеюсь, мы еще увидимся, — разочаровано проронил Торндайк.

В ответ — лишь улыбка.

Эвелин нашла сестру в более чем веселом расположении духа. Роуз любила балы, хотя по дороге ее всегда терзали переживания. Это было не то из-за ее робости, не то из-за воспитания. Но несмотря ни на что она была очень веселой девушкой, хоть и скромной, но скромность всегда лишь возвышает. В ней теплилось еще что-то совсем детское, невинное. Она пыталась принимать серьезный вид: бесспорно, она была умна и внимательна, схватывала все на лету, тем не менее, во всем этом скрывалась тень маленькой, немного сомневающейся в себе девочки, которая, делая все правильно, все-таки заботится о степени этой самой правильности.

Видимо, они с Мэтью пропустили третий танец и предпочли пообщаться тет-а-тет, а заодно испробовать мороженного.

— Волшебный вечер, верно, Эви? Мэтью столько мне рассказал! Он так интересно изъясняется! — сияя, обратилась она к сестре, которая была не в столь восторженном состоянии. — Что с тобой?

— Что? А, все в порядке, я в норме, — она пыталась стряхнуть поедавшие ее мысли, которые тяжелым грузом оседали на ее плечах. — Я очень рада, что вы пообщались, ты прямо-таки сияешь.

— Мисс Эвелин! Мисс Розалин! — К девушкам приближалась миссис Футчер.

Она была разодета в пух и прах. На ней было платье морковного цвета с воланами, лентами, и крупными складками по подолу. Корсет не мог в полной мере скрыть ее квадратной талии, в волосах ее пестрели перья, пальцы же обвивали лучшие перстни.

— Какая удача! А ведь только начало бала!

— И мы рады вас видеть, так, Эв? — с не сходящей с лица улыбкой ответила Розалин.

Эви кивнула.

— Как вам все это? Все только и говорят о незаурядности этого хозяина! Ну, еще о его самых важных гостях…

— Это еще о ком? — поинтересовалась Роуз.

— Ну как же, как же! Вчера прибыл сам мистер Дэвидсон в компании своей очаровательной сестрицы!

— Да, я имела удовольствие обменяться с ними любезностями, — призналась Эвелин.

— О, это прелестно! Они очень почетные господа…

— Объясните, в конце концов, о ком вы толкуете? — в нетерпении и неведении воскликнула Розалин.

— О мистере и мисс Дэвидсон, конечно! — Роуз по-прежнему не понимала, о ком речь. — О, детка, эти люди очень известны. Нас они почтили своим присутствием впервые, а вот в Лондоне их знает каждая собака, пардон за пошлость. Джаред Дэвидсон заправляет огромнейшим поместьем на окраине Ланкашира, недалеко от Аккрингтона. В Лондоне он ведает своим делом, отчего его состояние непомерно обогащается. Что мелочиться, ходит молва, что его годовое состояние составляет не меньше пятидесяти тысяч! Ни один из присутствующих не сможет вам этим похвастаться, ручаюсь! Его смело можно назвать богатейшим человеком не только в этой зале, но и в той части Англии, где он обитает. — Она обмахнулась веером. — К тому же какой красавец! Ему, кажется, чуть больше тридцати, но увы, он не очень-то жалует женское общество, впрочем, как и его друг Торндайк. Но они оба по праву имеют титул самых завидных женихов Англии! А Мисс Дэвидсон, к слову, занимается чем-то вроде тенниса и дивно поет сопрано под собственный аккомпанемент. Чудо, какая семья!

— Как занятно! — восхитилась Розалин. — Это тот джентльмен, который в гордом одиночестве о чем-то печалится?

— Именно он, — ответила Эв.

— По мне, он слегка меланхоличен, — оглядев его, бросила Роуз.

Через мгновение рядом оказалась Роксана, звонко кому-то смеясь и махая рукой. Поприветствовав ее, миссис Футчер феерично удалилась. Миссис Стенсфорд проводила ее недовольным взглядом.

— Ох уж эта миссис Футчер… Какая вульгарность исходит от этой дамочки! Что вы обсуждали?

— Мы говорили об этом чопорном молодом человеке. — Розалин указала взглядом на стоявшего неподалеку мистера Дэвидсона.

— Какой привлекательный мужчина! — миссис Стенсфорд принялась разглядывать бедолагу с ног до головы. — Я где-то его видела. Ах, ну что же это… Я точно знаю его…

— Его имя Джаред Дэвидсон, тетушка, — подсказала Эви.

— Как?! Ты с ним уже познакомилась? Ох, Эви, ты такая умница! Да-да-да, я припоминаю это имя. Ланкаширское поместье, если я не ошибаюсь.

— Верно.

— Дэвидсоны… Неужели собственной персоной! Я, помнится, виделась с ними на одном из светских раутов в Лондоне. Богатейший род! Нужно дерзать, Эви!

— Что вы имеете в виду? — озадачилась и оскорбилась Эвелин.

— Ты прекрасно понимаешь, — ответила та и принялась обмахиваться веером, подняв брови.

— Это совершенно не тот случай, тетушка, где следовало бы дерзать.

— Ты не права, душа моя, с чего тебя посещают столь пессимистичные мысли?

Эви не ответила, а лишь покачала головой.

— Иди, поговори с ним! Это знакомство может проложить тебе дорогу в высший свет! — настаивала тетушка.

— Я не собираюсь этого делать, — спокойно ответила Эвелин. — Гоняться за женихами — не то занятие, которое мне по душе. И к тому же мистер Дэвидсон не ищет чьего-то внимания, а я не собираюсь навязываться. Кажется, вы совсем плохо меня знаете, раз думаете обратное. — С этими словами она отошла от сестры и тетушки.

Глава X

Веселье окончательно поглотило поместье Торндайка. Бал был в полном его разгаре. Большая часть гостей танцевали и даже те, у кого не было партнеров, поддались всеобщему забвению и ритмично покачивались в такт музыки. Многие завели знакомства и коротали часы за оживленной беседой. Кто-то прибыл к середине торжества и ничуть об этом не пожалел. Словом, не нашлось человека, который не был бы в полной мере ошеломлен размахом этого события.

Уолтер Джеймс имел некую склонность к развлечениям абсолютно различного сорта. Он мог всю ночь прокутить с приятелями в борделе, а весь день проспав, забывал о намеченных планах и, как следствие, опаздывал на тот или иной слет. Балу у Торндайка не было суждено избежать этой же участи. Весь день и всю ночь Уолтер провел в подпольном казино на Фейер-стрит. В свой коттедж он прибыл к шести утра, приказал прислуге принести ему скотча со льдом и намоченное в холодной воде полотенце, но не успела та выполнить эти указания, как он забылся младенческим сном. Проснулся мистер Джеймс около пяти вечера и отдал поручение касательно его завтрака, плавно перетекающего в ужин. Поедая бифштекс, его вдруг осенило — приятель Торндайк сегодня дает бал. «Черт его дери! Понедельник! Какие балы в понедельник?» Пропустить такое, несмотря ни на что, он не имел права, иначе потерял бы статус заслуженного и многоуважаемого члена яхт-клуба, бывающего везде и знающегося со всеми. Ни к чему даже думать о том, чтобы пройти мимо этого события, ведь понаедет столько респектабельных людей! К тому же ему было известно о масштабах того торжества, на которое после своей трапезы, он принялся собираться. Накрахмаленный, расчесанный, надушенный и полный жизненной энергии он в наипрекраснейшем расположении духа сел в свой экипаж и направился прямиком к месту всеобщего веселья. Позднее пробуждение ввиду полуночничества в компании заядлых игроков привело к опозданию, характерному для этого мистера. Джеймс с порога принялся обмениваться приветствиями и любезностями с гостями, являющимися его знакомыми. К незнакомым он также обращался со свойственной ему театральностью и ярко выраженной патетикой в его приятном голосе:

— Приветствую вас, мадам! Ах, такой прелестный вечер! Такого прелестного вечера заслуживает исключительно прелестная дама…

И прочее в его стиле. Он довольно долго слонялся по дому, угощался, курил, беседовал с гостями, после чего решил разыскать хозяина и переброситься с ним парой фраз, в которых собирался выразить свой неописуемый восторг.

Мистер Торндайк после танца с Эви не предпочел более дам, за исключением его доброго друга мисс Дэвидсон, которая казалась ему скучающей, несмотря на танец с Ленни Стенсфордом и Кимом Уэлсвифтом. Он восседал на диване в углу передней, с целью спрятаться ото всех и изрядно напиться. Зоркий глаз Уолтера, как Рэдмонд ни старался быть незамеченным, настиг его в тревожном состоянии со стаканом виски в руке.

— Старина! Каков патрон, а! Каков размах! — Они пожали друг другу руки, и Уолтер рухнул на диван. — Искренне прошу простить за позднее прибытие. Я, приятель, закутил слегка накануне… — засмеявшись, продолжил он. — Но я, кажется, поспел к самой кульминации. Ну и ну, вот так пиршество! В Оксфорде ты более скуп на подобные жесты, не так ли?

Уолтер смеялся и хлопал Рэдмонда по плечу, ожидая его реакции, но напрасно.

— Послушай, старик, ты хозяин этого торжества, а просиживаешь штаны вдали от гостей! Что стряслось?

Торндайк молчал, глядя в никуда. Услышав вопрос друга, он, сделав глоток, похлопал по плечу собеседника в знак благодарности за участие. После чего последовал его не лишенный драматизма ответ:

— Эти люди, Джеймс, приятель, мне не особо импонируют. Знаешь, я презираю каждого. — Он обнял его за плечи и указывал на проходивших мимо людей. — Они считают, что могут приезжать на все эти балы, встречи, словом, жить в удовольствие, и в этом, знаешь ли, заключается счастье в их понимании. Как глупо! Глупо этим ограничивать свой мир, глупо лишать его цены. Они пусты. Пусты, как вот этот мой бокал. Им бы тратить, прожигать, кутить без конца и без начала все вновь и вновь… Им важно только одно — это. — Он достал из жилета бумажник из коричневой кожи.

— Да что ты, Рэдмонд! — заливаясь смехом, Уолтер принялся доказывать ему обратное. — Мы ведь сами такие. Мы кутим, веселимся и пьем! — Он взял с подноса, который нес лакей, бокал и чокнулся с Торндайком. — И все нам нипочем! А все оттого, что у нас есть это… — Показал он на кошелек друга, когда тот убирал его обратно. — Богатство, как и бедность — не порок, приятель, это уж точно верно. Мы таковы и от этого не стали кретинами или этими скрягами, которых так развелось в нынешнее время! Мы — приличные молодые люди с достатком и не обязаны отчитываться перед обществом за свои прегрешения, оно нам не суд. Присутствующие люди грешны не больше нашего, и от твоего парирования, и от их грешков они ничуть не обеднеют и не станут несчастнее. И этот мир, который ты называешь ценным, им вовсе не обязательно видеть, когда они создают его сами! Это новое время, старина! — Он осушил бокал, довольный своей пламенной речью.

— Лицемерие. Кругом одно вранье и прихлебательство! Их всех интересует мое состояние и то, какой на мне фрак, этим их интерес ограничивается. Но это настолько въелось в меня, что я и сам стал таким — стал циником и снобом.

— Постой, ты не прав, Торндайк, отчего ты заговорил столь пессимистично? А на кой черт, по-твоему, устраивают балы? Уж точно не ради рандеву с хозяином!

— Отец говорил мне, что счастье только в том, сколько у тебя на счету в банке, тогда из этого выльются дома, экипажи, путешествия, женщины… У меня на счету двадцать пять тысяч и, черт подери, я ни капельки не счастлив! Смекаешь, Уолт? Ни на дюйм.

— Э-э, брат, ты прибедняешься… Ты богат и можешь подарить себе это счастье! Ты можешь сделать себя счастливейшим на планете!

— И стать одним из этих… — Он мотнул головой в сторону гостей. — Решительно отказываюсь от такого счастья. Хотя уже все равно, из этой трясины выхода нет.

— Ну, довольно! Тебе бы пора повеселеть! Банкет намечен на двенадцать? До того времени нужно тебя хорошенько встряхнуть, — опять засмеялся он.

У Уолтера Джеймса была потрясающая особенность в любой ситуации, во что бы то ни стало, не терять своего бодрого и оптимистичного духа. Он как-то поднял Торндайка, и они направились в общую залу.

Пока веселье набирало обороты, а наплыв гостей только увеличивался, Эви уже несколько часов подряд пребывала в совершенно подавленном состоянии. В начале вечера она была беззаботна и весела, а сейчас — озабочена и чрезмерно напряжена. Что-то изменилось в ней, но как это могло произойти за несчастные три часа? Что так тревожило ее? Ответа не следовало. Причина таилась где-то глубоко. Она бродила по залам, садилась то на стул, то на диван, она старалась не сталкиваться ни с тетушкой, ни с кем-то из знакомых. Эвелин не могла осознать, что беспокоило ее, ища подсказки в каждой детали этого душащего вечера. Как ни странно, ответ пришел оттуда, откуда она не ждала.

Погруженная в раздумья, она решила вкусить немного свежего воздуха, наполненного вечерней прохладой, и понаблюдать за угасающим днем. Путь ее лежал на балкон. Это место было просторным, как и все в этом доме. Гирлянды белых кал и ландышей обнимали балюстраду. Сумерки постепенно обволакивали долины и поля, скалы были объяты густой, нависающей грузной пеной — туманной дымкой. В воздухе парил аромат северного ветра, несущегося со скалистой местности, он смешивался с запахами засыпающих деревьев, травы и дыма.

Эви глядела на сад, изобиловавший кустарниками магнолии и вздымающимися к небесам яблонями. Терраса со всех сторон была окружена распустившимися пионами и розами. Где-то вдали допевали свои песни птицы. Природа погружалась в безмятежный ночной сон. Эвелин на мгновение удалось заставить тревогу отступить. Однако ее спокойствие кто-то нарушил. Она почувствовала спиной чье-то присутствие, но не смела оборачиваться. Тот, кто вторгся в ее обитель, встал по правую руку от нее и пытался слиться с ее взглядом, смотрящим вдаль.

— Каким прекрасными и изумительными кажутся иногда простые вещи: зеленый сад, засыпающее небо, скалы…

Эвелин показался знакомым этот голос, и резко повернувшись, она узнала в своем собеседнике мистера Дэвидсона.

Она ничего не ответила и продолжала, молча наблюдать за утихающей снаружи жизнью. А нежданный гость продолжал, уже обратившись к ней:

— Вы, верно, сердитесь на меня, мисс Кренингтон? Я это видел по вашему взгляду. Ответьте, чем я задел ваши чувства? — Теперь он смотрел прямо на нее.

— Вы нарочно решили застать меня врасплох? Я искала уединения, — ответила она, словно не слыша его вопросов.

— Я тоже. Я на протяжении всего вечера в поисках. И все же вы встревожены, могу я предполагать, что являюсь тому виной?

— Нет, какие глупости. Я вовсе не сержусь. Да и на что мне сердиться? Мы ведь даже толком не разговаривали, — равнодушно и холодно ответила Эвелин, хотя ее вновь пробрало странным ознобом, а сердце забилось так, что отдавало в ушах.

— Порой можно задеть за живое одним словом или взглядом.

— Это не тот случай, — она врала, за что ей стало крайне стыдно.

Наступило молчание.

— Не дело очаровательной юной леди терять время понапрасну, да еще и в компании занудного джентльмена! Вы же все пропускаете, — побудительно, желая ее приободрить, воскликнул он.

В Эви вновь проснулось возмущение. Он опять намекнул на ее возраст! Что же это такое? Однако он назвал ее очаровательной, но, что кроется в женской душе — величайшая загадка во всем свете. Ведь женщина в минуту обиды способна замечать лишь нелицеприятные высказывания в свой адрес. О, эта изменчивая и тонкая натура женщины! Она может крутить в своей голове одну проблему сутками, месяцами, а на деле все это окажется какой-то пустяковиной и несуразицей. Вся наша беда в том, что мы слишком много думаем, в то время как мужчины не обременяют себя подобным занятием. Мужчины не прокручивают сказанное и сделанное сотню и тысячу раз. Оказывается, они забывают практически все, когда мы помним каждую мелочь, и нам кажется, что где-то мы допустили оплошность. В идеале, даме положено молчать, но, согласитесь, что вероятнее всего, этот бред выдумал мужчина! Все потому, что без наших излияний им жилось бы гораздо проще. Но такой услуги мы им не окажем…

Подобно своим соплеменницам, Эви, зацикленная на своих гнетущих мыслях, упустила тот момент, когда она была названа очаровательной, подметив лишь то, что желала подметить.

— Опять вы напоминаете мне о моей юности! — вскипела она. — Мне девятнадцать лет! Вы это желали услышать? Теперь вы, верно, видите, что я не так юна! В этом возрасте люди способны не только иметь сформировавшееся мировоззрение и умение держать себя, но и здравый, пытливый ум, твердящий о том, что различного рода увеселения не являются главнейшей целью человеческого существования!

Выдохнув, она пожалела о подобной несдержанности, и, поджав губы и сдвинув брови, потупила взгляд. Дэвидсон не ожидал такой искрометной реакции, но он как будто воспрянул духом, так как впервые столкнулся с таким темпераментом. Улыбнувшись, он произнес:

— Полностью согласен, миледи! — Она удивлено посмотрела на него. — Я ни коем образом не хотел обидеть вас этим, клянусь вам. Не стоит так горячиться. Я не подразумевал ничего дурного.

— Простите, мистер Дэвидсон. Мне не стоило вас упрекать. — Высказав свое недовольство, она могла говорить с ним без малейшего высокомерия и обиды. — Вероятно, все же умение держать себя стоит исключить из упомянутого мной списка…

— О, нет! Не извиняйтесь, прошу, — его глаза радостно засверкали.

Ему было немного стыдно за то, что он принял ее скромность за тщеславие и смел обидеть ее необдуманными высказываниями, а теперь еще и за то, что вынуждает ее извиняться.

— Я был не очень тактичен, все дело в моих личных и неинтересных вам проблемах. Я понимаю, что это никак не оправдывает меня, — он немного напрягся. — Вы так пламенно защищаете свои убеждения, это похвально.

— Я просто рассчитывала на ваше понимание. Не все юные леди, — она особо выделила это слово, — одинаковы. Не всех заботят одни и те же глупости. От нас, девушек, требуются трафаретные навыки и слова. Но ведь это же неправильно. Это абсурдно! А как же личность?

Дэвидсон внимательно и даже жадно ее слушал, и, казалось, он был впечатлен ее мыслями.

— Что ж, — добавила она, легким движением поправляя волосы, — я не собираюсь вам что-либо доказывать. Однако надеюсь, что отныне и впредь вы перестанете приписывать всем молодым особам абсолютно нелепые характеристики.

— Видите ли, — он посмотрел в сторону горизонта. — Эти характеристики не были рождены из воздуха, мисс Кренингтон. Они имеют твердую почву, уверяю вас.

— Очевидно, не совсем твердую, — недовольно буркнула Эв.

— Очевидно, — согласился Дэвидсон. — Мне доводилось общаться со многими особами, и некоторые из них меня весьма и весьма разочаровывали, уничтожали во мне всяческую веру в женщину.

Он немного помолчал, его глаза вновь приняли вдумчивое и печальное выражение.

— Мой опыт и мои наблюдения и есть плоды тех убеждений, которые ныне мне присущи. И вот теперь передо мной вы, мисс Кренингтон, и вы вводите меня в полнейшее замешательство.

— Неужели? — засветившись, спросила она.

— Именно так! Я поражен до глубины души вашим бунтарским духом.

— Вам показалось, мистер Дэвидсон. Я не такая уж бунтарка.

— Вздор! Отнюдь не показалось! Да если задеть достоинство дам вашего возраста и даже старше, ни одна не станет с таким жаром отстаивать свои взгляды! Это делает вам честь, я уважаю в людях умение быть собой и следовать своим принципам. И мне жаль, что я посмел думать о вас предосудительно.

— Я рада это слышать, и, пожалуй, оставим эту тему. Лучше нам начать наше знакомство сначала, — Эви протянула ему руку; ей стало спокойнее и легче от этого искреннего диалога. — Итак, позвольте узнать, отчего же вы так холодны к балам?

Дэвидсон с любопытством поднял на нее свои умные глаза.

— Я таков, каков есть. Я не имею диковиной привычки притворяться. Вас это пугает? — Он улыбнулся. — Но вы меня раскусили. Я не любитель балов и танцев, как и говорил ранее. С определенного момента моей жизни все это утратило для меня смысл.

— Вы везде ищите смысла? А как же простые вещи, о которых вы декламировали, войдя сюда минуту назад?

— Ох, нет, мисс Кренингтон, — он опустил глаза и нахмурился, — думаю, я не смогу вам объяснить.

— Вы боитесь, что я не пойму?

— Как раз наоборот.

— В таком случае вы принимаете во внимание тот факт, что я вам чужой человек?

— Нет, не то, — он с наглым интересом смотрел ей в глаза.

— Мы исчерпали все причины, — она кокетливо улыбнулась.

— Что ж, скажем так, просто не выношу шумных сборищ, где каждый норовит обсудить мою жизнь.

— Вы настолько публичны? — не скрывая иронии, произнесла она с присущим ей выражением хитрого женского коварства и прозрачного высокомерия.

— Ах, нет! — Рассмеялся он. — Я чужой на этих вечерах. Вся жизнь, как правило, крутится где-то вдали от меня. Я не жалуюсь, но и не вижу необходимости моего присутствия на подобных вечерах, если я не приношу оживления или, если хотите, должного веселья. Но мне часто приходится быть либо гостем на такого рода мероприятиях, либо их хозяином. Честно признаться, мне на них дико скучно и одиноко, хотя обычно я держусь довольно терпеливо и принимаю все эти увеселения, как должное. Раньше, когда я был моложе, все это больше прельщало меня, но не теперь. Теперь я предпочитаю книги и работу танцам. — Эви с благоговением слушала его. — Впрочем, не хочу вас утомлять! Вы взбодрились хоть немного? — Он взглянул на нее полными надежды глазами.

— Еще как, — отрезала она с явным разочарованием в голосе, вызванным скорым прерыванием их беседы.

— Тогда обещайте мне вернуться в залу и с прежним весельем провести остаток вечера!

— Обещаю, — кротко, не глядя ему в глаза, почти шепотом, произнесла она.

— И, прошу, мисс Кренингтон, забудем об этом нелепом инциденте! Не могу найти себе оправдания…

— О, прекратите! — повелительным, но шутливым тоном воскликнула Эв. — Я уже все забыла. Не нужно лишний раз заботиться об этом. И спасибо вам… — Она не докончила фразы, а лишь опустила голову. — Спасибо, что были честны со мной. Я это ценю. — Теперь она смотрела ему прямо в глаза.

Дэвидсон улыбнулся и пожал ее руку. Когда Эвелин поблагодарила его, он заглянул в изумрудную бездну ее глаз и тотчас забыл, о чем шла речь. Оба какое-то время находились в плену испытующего взгляда своего визави.

— До встречи, мисс Кренингтон. — Очнувшись, Дэвидсон поклонился и удалился в мгновение ока.

Эвелин проводила его глазами, и, вспомнив о своем обещании, через несколько минут раздумий направилась в залу. Небо становилось мрачнее: одеяло, сотканное из сверкающих бриллиантов, уже покрывало его голые просторы, выползала из заточения холодная луна. Веселье продолжалось, и Эви, вернувшись к гостям, постаралась примкнуть к нему.

Глава XI

Несмотря на довольно позднее время суток, шум, звуки музыки и несмолкаемый смех не утихали ни на секунду. Молодые люди, которые не танцевали, толковали о каких-то важных делах. С присущим им достоинством, они разглагольствовали о политике, науке, породистых скакунах и дамах. Юные леди в свою очередь обменивались новостями, узнавали друг у друга адреса портных и бутиков, кокетливо обращая взоры на окружающих. Кто-то потягивал шампанское, кто-то курил не переставая, остальные же плясали и обменивались мнениями.

— Ах, я так восхищена этим вечером! — охала белокурая дама в пурпурно-розовом платье, жадно обмахиваясь веером с перьями.

— Charmant², это и впрямь великолепное торжество! — ответила дама с высокой прической и впалыми щеками, говорящая с явным французским акцентом.

— Я просто диву даюсь, как можно было за два дня так все организовать! Какая роскошь! — подхватила третья особа в белом одеянии с гривой русых волос.

— А эти каллы! — добавила первая. — Чудно! И как вписались…

— Ох уж этот Торндайк… Какой мужчина! — вставила третья, закрывшись веером, украшенным тонким кружевом. — Уж как странно, что он еще не взял в жены какую-нибудь молодую особу, не правда ли?

— О да, tout à fait³! Совершенно согласна, — воскликнула француженка и перешла на шепот. — Но ведь ходил слушок о том, что он обручен с мадмуазель де Криё, она до безумия хороша. Представительница знатного старинного рода, весьма талантлива и умна. Она играет абсолютно все произведения на своем рояле, который отец привез ей из Брюсселя. Он ни в чем не отказывает ни ей, ни ее сестре. Лучшей партии для него не сыскать.

— Ох, дамы, все это вздор, — спокойным и ровным тоном заявила мисс Стилман, которая присоединилась к беседующим и с минуту слушала их восторженные отзывы. — Мистер Торндайк ни с кем не помолвлен, это как пить дать. Он заядлый холостяк, как и его лучший друг, мистер Дэвидсон… — разочаровано промолвила она и повернулась в его сторону.

Тот стоял неподалеку от дам и беседовал с каким-то джентльменом.

— А вы знакомы с этим приятным молодым человеком? — изумилась француженка.

— Приходилось. Более благородного мужчину я не встречала никогда. Но, увы, сердце его никогда никому не будет принадлежать.

— Возможно, вам просто не удалось его покорить, — язвительно отозвалась блондинка, не смотря на мисс Стилман, и рассеяно поклонившись, отплыла к другой компании.

Следом за ней ускользнули и две другие дамы. Они ехидно улыбались, и в глазах их резвились странные искорки — спутницы зависти или простой неприязни.

Дамы так часто испытывают что-то сродни гнева по отношению друг к другу. Возможно, гнев — это слишком громкое слово, слишком сильное чувство; возможно не весьма подходящее, но в этом мире сему явлению поистине сложно даровать иное определение. Некоторые дамы просто терпеть не могут друг друга, в то время как им полагается заискивать и любезничать. Многие, впрочем, сносят это с непоколебимой сдержанностью и хладнокровием, другие не способны улыбаться врагу и просто-напросто избегают с ним рандеву. В светском окружении трудно оставаться любимчиком, практически невозможно. Кто-то непременно тебя не жалует. Каждый придерживается определенной позиции касательно друг друга. Как бы то ни было, большинство представительниц нежного пола не переносили друг друга и утайкой, в кулуарах, шушукались о предмете своей откровенной неприязни.

Мисс Стилман стояла в гордом одиночестве, пока в поле ее зрения не появился мистер Джеймс. Он в обыкновении своем хохотал, что было мочи, поднимал тосты за дам и целовал молоденьким институткам их беленькие ручки.

— Нэнси! — воскликнул он, как только заметил мисс Стилман и подбежал к ней, протягивая руки. — Ты так прелестна! — Взяв ее руки в свои, он принялся ее разглядывать. — Ну, чудо как прелестна!

— Полно, Уолт. Отчего я тебя не видела? — и, не дожидаясь ответа, добавила: — Проспал весь день от изнурительной работы? Ах, бедный, бедный!

— Брось потешаться, Нэнси! Загулять может каждый, но вот выйти из загула, определенно, единицы! Как тебе вечер? Торндайк сотворил шедевр! Ему нет равных.

— Безусловно. Поражена до глубины души. — Не без иронии, со скукой в голосе произнесла она.

— Ты не выглядишь веселой. Что-то тебя беспокоит?

— Всего-навсего усталость и компания этих гусынь, нацепивших на себя все, что нашлось в французском бутике.

— А-а! Где-то я уже слышал подобные язвительные высказывания. — Он обвел глазами залу. — Опять потерял Торндайка! Что же это за наваждение!

— Потерял? По-моему, он не появлялся здесь последние пару часов. Смею надеяться, ему хватит совести явиться на банкет…

— Непременно, непременно, милейшая Нэнси! — Он улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой и, раскланявшись, отошел, дав слово сесть с ней на банкете.

Мисс Стилман еще долго бродила, не зная, как себя развлечь. Танцевать ей не хотелось, разговоры с пустомелями опостыли. Нэнси Стилман была из тех образованных дам, которые скучают в обществе богемы и солидных пижонов, так как считает себя выше них. Она понимала, что всенепременно должна быть частью этого общества, и ей даже это нравилось. Но вот загвоздка — она достаточно быстро затухает. Она была умна и смышлена, оттого не многословна, но шутлива, ее язвительные замечания повергали порой в полнейшее оцепенение. Эви она сразу показалась немного дерзкой и нахальной, но ее кошачьи глаза цвета ореха источали такое хладнокровие и уверенность в себе, что Эвелин приняла мисс Стилман за прямолинейную особу, которая никогда не будет говорить о человеке за его спиной. Мисс Стилман в свою очередь, как ей казалось, раскусила Эвелин. Когда Торндайк проявил к ней такое ярое любопытство, в ней забурлило не что иное, как ревность: та самая ревность, которая сидит в каждой женщине, невзирая на то, принадлежит ли ей мужчина или нет.

Сразу после этой встречи на все восторженные отзывы об Эвелин, исходящие от Лизи Футчер, она отвечала: «Возможно, она и хороша собой. Но полагаю, что хитрости ей не занимать. Знаем мы таких скромных недотрог, как только подвернется возможность, всадит нож тебе в спину! Вот увидите, все ее воодушевляющие речи, ей-богу провокация на мужское к ней снисхождение. Однако же я ее раскусила. А вот ее сестра показалась мне очень приятным созданием. Ее чтение Шиллера принесло мне огромное удовольствие». Она понимала, что Эвелин вовсе не такая, какой она сама ее слепила в своей голове, однако же разделять всеобщий восторг, вызванный появлением этой юной леди, не собиралась. И вот теперь человек, который был подле нее несколько секунд назад, улизнул от нее, и кто бы мог подумать, ангажировал мисс Эвелин на танец. Нэнси Стилман в свою очередь с чувством собственного превосходства удалилась в соседнюю комнату и отдала предпочтение двум офицерам и пирожным со взбитыми сливками.

Ночь мало-помалу оседала на крышах засыпающего города. Ясное небо приобрело темно-фиолетовый окрас с отблесками серебра. Нависающий туман по-прежнему поглощал голые, неприступные верхушки одиноких скал. Поля тихо дремали, а чуть слышимый ветер разносил повсюду терпкий запах лаванды и полыни. Полевые цветы опустили свои головки, погрузившись в царство снов; светлячки рассыпались по берегу озера и, найдя каждый свое пристанище, служили верную службу, охраняя бережок и прилегающие к нему полянки. Город заснул, оставляя еще один знойный день позади. Только уединенная крепость пестрила огнями и громкими раскатами музыки.

Некоторые экипажи уже отбывали, но происходило это гораздо позднее, чем предполагалось. Графиня Дорфай с супругом и дочерями, ссылаясь на приятную усталость, вынуждены были откланяться и убыть с непомерной благодарностью хозяину за оказанную честь. Мэр города также отбыл в компании своей протеже. Хозяин с признательностью в глазах и улыбкой провожал гостей с вежливыми, но ненавязчивыми уговорами остаться на торжественный банкет.

Близилась полночь, оркестр на мгновение умолк, и мистер Торндайк с присущей ему уверенностью и аристократической манерностью пригласил гостей к праздничным яствам.

Банкетный зал отличался классической изысканностью и бешено дорогой простотой. Стены были выкрашены в теплый тон бежевого, и на них красовались портреты и натюрморты в золотых рамах. Высокие окна обрамляли бордового цвета портьеры, подвязанные золотистыми ламбрекенами. В каждом углу стояли широкие вазы из голубого фарфора, плотно наполненные различными цветами нежных оттенков. Каждый столик на пять персон был накрыт самым изысканным образом, блюда изобиловали роскошью и разнообразием. Слева от камина стоял рояль из бурого дерева, ожидающий своего часа.

Все гости расселись в мгновение ока, так как заранее условились о своем расположении. Мистер Торндайк сидел в центре с мисс Дэвидсон, мистером Джеймсом и мисс Стилман, одно место предполагалось для мистера Дэвидсона, которого еще не наблюдалось. Мистер и миссис Футчер заняли свои места с баронессой Норье и ее дочерью, позднее к ним присоединился мистер Волфорд, который отправил супругу домой, ввиду ее дурного самочувствия. Эвелин шла под руку с мистером Джеймсом, с которым танцевала, и он радушно проводил ее до места около тетушки, сестер и брата.

Пока все занимали свои места, Эвелин вспомнила о том, что забыла веер на одном из пуфов в зале и решила непременно отправиться на его поиски, так как ей было неописуемо душно.

— Милая, полагаю, это не очень вежливо срываться вот так! Заберешь его позднее, когда хозяин произнесет тост, — сдержанно отметила миссис Стенсфорд.

— Но мне он нужен сейчас, иначе я не доживу до тоста, а мне бы очень хотелось его послушать, — твердо ответила Эв и вышла из-за стола.

Миссис Стенсфорд лишь бросила неодобрительный взгляд, вздохнула и принялась улыбаться и учтиво беседовать с генералом, сидевшим за соседним столом. Роуз через какое-то время ринулась вслед за сестрой.

Когда Эви подходила к зале, она увидела картину, которая несколько ее изумила. В одной из комнат, куда она ненароком заглянула, стояло несколько мужчин, которые пытались привести в чувства леди, лежавшую на софе, раскинувши в стороны руки. Эвелин невольно вскрикнула и от неожиданности прикрыла рот рукой. Из темной комнаты вышел мужчина — мистер Дэвидсон. В его глазах застыло приятное удивление, но и легкое беспокойство.

— Мисс Кренингтон, вам не следует находиться здесь и наблюдать эту неприятнейшую картину, — ответил он, отводя ее в сторону.

— Но… эта женщина… Что с ней? — залепетала она.

— О, это пустяки, она немного перебрала. Этот джентльмен, — он указал на мужчину со светлой копной курчавых волос, который сидел у софы, — нашел ее, лежащей недалеко от уборной минут десять назад. К счастью, ее никто не видел. Нужно привести ее в чувства, пока не произошло ничего ужасного.

— Ужасного? Что вы имеете в виду? — испугалась Эвелин.

— Дорогая мисс Кренингтон, прошу, вернитесь на банкет. Ничего ужасного, я уверяю вас, не произойдет, благодаря усилий этих джентльменов и моим, — он пытался вселить ей спокойствие, держа ее за руку, которая похолодела, подобно ледышке, и через перчатку Дэвидсон это почувствовал. — Все будет хорошо, только, прошу вас, вернитесь на праздник.

— Но…

— Нет. Прошу вас.

— Я могу помочь вам. Я определенно могу, — неуверенно Эв закачала головой, направив на Дэвидсона озабоченный взгляд.

— Благодарю вас за вашу самоотверженность, но это лишнее, уверяю вас. Не кладите на мои плечи груз переживаний еще и за вас.

Эти слова польстили ей, но она уже пришла в чувства и решила ему доказать, что она не будет обузой в этом деле. Собрав все свое мужество, она уверенно произнесла:

— Нет, сэр. Я, право, смогу принести пользу, позвольте мне. Я — женщина, и наверняка женские руки вам в данную минуту сослужат полезную службу. Прошу вас.

Его немного смутил и встревожил этот тон, но и немало восхитил. Он осознал, что перечить ей он не в силах, тем более в такую критическую минуту. В этот момент выбежала Розалин.

— Что так долго? Гости уже уселись. Ты нашла веер?

Тут она обратила внимание на мистера Дэвидсона, на которого Эв смотрела с упованием, не отрываясь, и который держал руку ее сестры.

— Мистер Дэвидсон, позвольте представить вам мою младшую сестру, мисс Розалин.

Роуз сделала реверанс.

— Я к вашим услугам, мисс Кренингтон. — Несмотря на то, что время поджимало, и он был обременен другими делами, Дэдидсон оставался вежлив и терпелив, что, несомненно, было замечено Эвелин.

— Милая, — обратилась Эви к сестре, — будь добра, забери мой веер, он в зале, и вернись к тетушке и остальным, я нужна здесь мистеру Дэвидсону. И без лишних вопросов, пожалуйста.

Роуз недоверчиво посмотрела на нее, затем на него и удалилась, как было велено.

— Всего доброго, мистер Дэвидсон. — Он поклонился ей.

— Мисс, я все же настаиваю, чтобы вы не…

Эви тут же перебила его:

— Нет, это я настаиваю. Пройдемте же, кажется, ей совсем худо.

Дэвидсон вынужден был примириться. Они проследовали в мрачную комнату, где невозможно было что-либо разглядеть. Они закрыли за собой дверь: стало еще темнее и теснее. Один мистер держал в руке подсвечник, направленный на, казалось бы, бездыханное тело лежащей дамы. Эви наклонилась к ней и смогла ее разглядеть. Это была девушка не старше двадцати пяти-семи лет, с платиновыми волосами, собранными в высокую прическу в стиле Марии-Антуанетты, с молочной кожей, бледным, неживым лицом и огромными синяками, нависающими под глазами. Эви немного отпрянула под впечатлением увиденного. Мистер Дэвидсон осторожно отодвинул ее, и, сняв пиджак, следом навис над телом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

le fou — безумец (фр.).

2

Charmant — очаровательно (фр.).

3

Tout à fait — точно (фр.).