Неточные совпадения
Говорила она неохотно, как жена, которой скучно беседовать с
мужем.
В этот вечер она казалась старше лет на пять. Окутанная шалью, туго обтянувшей ее плечи, зябко скорчившись
в кресле, она, чувствовал Клим, была где-то далеко от него. Но это не мешало ему думать, что вот девушка некрасива, чужда, а все-таки хочется подойти к ней, положить голову на колени ей и еще раз испытать то необыкновенное, что он уже испытал однажды.
В его памяти звучали слова Ромео и крик дяди Хрисанфа...
Она бросалась
в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила по комнате, падала
в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась
в постель, и опять ходила, и несколько раз подходила к письменному столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним
в комнату
мужа, бросила его да стол, и бросилась
в свою комнату, упала
в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она побежала
в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?
Прошло несколько дней, унылых, однообразных, Бурмакин сводил жену
в театр. Давали «Гамлета». Милочку прежде всего удивило, что
муж ведет ее не
в ложу, а куда-то
в места за
креслами. Затем Мочалов ей не понравился, и знаменитое «башмаков еще не износила», приведшее ее
мужа в трепет (он даже толкнул ее локтем, когда трагик произносил эти слова), пропало совсем даром.
Мари некоторое время оставалась
в прежнем положении, но как только раздались голоса
в номере ее
мужа, то она, как бы под влиянием непреодолимой ею силы, проворно встала с своего
кресла, подошла к двери, ведущей
в ту комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
— Это шаги моего
мужа… он вошел
в свою комнату, — прошептала она и, проворно отодвинувшись, пересела на
кресло.
В этот вечер
в первый раз на угловом
кресле я увидел местного жандармского полковника и рядом с ним полицмейстера. Обыкновенно на этих казенных местах сидели разодетые дамы, жены, может быть, а
мужья, как было слышно, — страстные картежники — предпочитали клуб.
— Сейчас я читал
в газетах, — начал он совершенно развязно и свободно, между тем как друг его Офонькин делал над собой страшное усилие, чтобы занять все
кресло, а не сидеть на краешке его, — читал
в газетах, — продолжал Хмурин, — что, положим, там жена убила
мужа и затем сама призналась
в том, суд ее оправдал, а публика еще денег ей дала за то.
Героиня наша уселась
в кресла и инквизиторски наблюдала весь церемониал облачения Афанасия Матвеича. Между тем он успел несколько отдохнуть и собраться с духом, и когда дело дошло до повязки белого галстука, то даже осмелился изъявить какое-то собственное мнение насчет формы и красоты узла. Наконец, надевая фрак, почтенный
муж совершенно ободрился и начал поглядывать на себя
в зеркало с некоторым уважением.
После обеда, когда
муж и Алексей уходили снова на работы, она шла
в маленькую, монашескую комнату Никиты и, с шитьём
в руках, садилась у окна,
в кресло, искусно сделанное для неё горбуном из берёзы.
Напротив него, на диване, сидела Уситкова, по-прежнему
в блондовом чепце; толстый
муж ее стоял несколько сбоку и тоже ел персик; на одном из
кресел сидел исправник с сигарой
в зубах, и, наконец, вдали от прочих помещался,
в довольно почтительном положении, на стуле, молодой человек, с открытым, хотя несколько грубоватым и загорелым лицом,
в синем из толстого сукна сюртуке; на ногах у него были огромные, прошивные, подбитые на подошве гвоздями сапоги, которые как-то странно было видеть на паркетном полу.
Таня между тем проснулась и с изумлением и ужасом смотрела на
мужа. Он говорил, обращаясь к
креслу, жестикулировал и смеялся; глаза его блестели, и
в смехе было что-то странное.
Не имея ни родных, ни собственного имения, я должна унижаться, чтобы получить прощение
мужа. Прощения! мне просить прощения! Боже! ты знаешь дела человеческие, ты читал
в моей и
в его душе и ты видел,
в которой хранился источник всего зла!.. (Задумывается; потом подходит медленно к
креслам и садится.) Аннушка! ходила ли ты
в дом к Павлу Григоричу, чтоб разведывать, как я велела? тебя там любят все старые слуги!.. Ну что ты узнала о моем
муже, о моем сыне?
Недолго битва продолжалась;
Улан отчаянно играл;
Над стариком судьба смеялась —
И жребий выпал… час настал…
Тогда Авдотья Николавна,
Встав с
кресел, медленно и плавно
К столу
в молчаньи подошла —
Но только цвет ее чела
Был страшно бледен. Обомлела
Толпа. Все ждут чего-нибудь —
Упреков, жалоб, слез… Ничуть!
Она на
мужа посмотрела
И бросила ему
в лицо
Свое венчальное кольцо...
— Смотри же, — заметила Ненила Макарьевна, погладила ее по щеке и вышла вслед за
мужем. Маша прислонилась к спинке
кресел, опустила голову на грудь, скрестила пальцы и долго глядела
в окно, прищурив глазки… Легкая краска заиграла на свежих ее щеках; со вздохом выпрямилась она, принялась было шить, уронила иголку, оперла лицо на руку и, легонько покусывая кончики ногтей, задумалась… потом взглянула на свое плечо, на свою протянутую руку, встала, подошла к зеркалу, усмехнулась, надела шляпу и пошла
в сад.
Он улыбнулся и вдруг дернул за золотистый шнурок зеленую занавесь, а за тою занавесью у него сидит
в кресле его жена англичанка и пред свечою на длинных спицах вязанье делает. Она была прекрасная барыня, благоуветливая, и хотя не много по-нашему говорила, но все понимала, и, верно, хотелось ей наш разговор с ее
мужем о религии слышать.
В первом антракте
муж ушел курить, она осталась
в кресле. Гуров, сидевший тоже
в партере, подошел к ней и сказал дрожащим голосом, улыбаясь насильно...
Те же, Ступендьев и Миша. Ступендьев во время этого разговора подошел к самому графу. Миша остановился у порога. Дарья Ивановна глядит на графа, на
мужа и с звонким хохотом бросается
в кресла. Граф
в смущении оглядывается и видит Ступендьева. Тот ему кланяется. Граф с досадой обращается к нему.
Муж и жена долго сидели
в тяжелом раздумье, не произнося ни слова. Но вдруг Верочка энергичным движением вскочила с
кресла. — Слушай, Коля, нам надо сию минуту ехать! Одевайся скорее.
У затворенных дверей комнаты стоял
муж больной и пожилая женщина. На диване сидел священник, опустив глаза и держа что-то завернутым
в епитрахили.
В углу,
в вольтеровском
кресле, лежала старушка — мать больной — и горько плакала. Подле нее горничная держала на руке чистый носовой платок, дожидаясь, чтобы старушка спросила его; другая чем-то терла виски старушки и дула ей под чепчик
в седую голову.
Одна
в хозяйской половине амбара Анна Серафимовна вздохнула свободно. Она прошлась немного, села
в низкое
кресло мужа и, позвонив, приказала себе подать чаю. Ей принесли стакан с лимоном. Станицын оставил на пюпитре несколько непросмотренных фактур и счетов. Анна Серафимовна позвала еще раз старшего приказчика.
Муж ее вытянул еще длиннее шею и вошел совсем
в будуар. Портфель и шляпу положил он на
кресло, около двери, и приблизился к Марье Орестовне.
Этими «
мужами», как мы уже видели и еще увидим, управляли бабы, и они же, те же бабы, выводили их
в чины и сажали на высокие
кресла.
Выбора нет, из двух зол надо выбирать меньшее. Так решила Екатерина Петровна, и вдруг ей стало невыносимо тяжело расстаться с этим больным, прикованным к
креслу мужем, с ее домом, со всеми домашними вообще, с этой жизнью, к которой она привыкла, и более чем
в сорок лет начинать снова кидаться
в неведомое будущее.
На маленьком столике, стоявшем у
кресла, на котором сидела Якобина Менгден, лежало открытое, только что прочтенное письмо от ее сводной сестры, Станиславы Лысенко.
В нем последняя жаловалась на своего
мужа и просила защиты у «сильной при дворе» сестры.
— Все это, признаюсь, очень остроумно, — воскликнул он с гневом, вскочив с
кресла, — и делает честь вашей находчивости, но мне хотелось бы, чтобы мы играли соответствующие роли. Позвольте спросить вас, по какому праву вы уехали одна оттуда, куда приехали
в сопровождении вашего
мужа?
— Дело? — тревожно спросила Авдотья Федосьевна и как-то бессильно опустилась
в одно из
кресел, уставив на
мужа вопросительно-недоумевающий взгляд.
Поезд подходил к Петербургу.
В отделении вагона первого класса Антонина Сергеевна ехала одна.
Муж ее любил вагоны с
креслами. Она проснулась еще до света. И мысль о скором свидании с детьми заставила ее подняться с трипового дивана.