Неточные совпадения
Тем не менее некоторое беспокойство шевелилось
в глубине
души старого шляхтича, и потому, приведя девочку для первого урока, он счел уместным обратиться к ней с торжественною и напыщенною речью, которая, впрочем, больше назначалась для слуха
Максима.
Какая-то неведомая сила работала
в глубине детской
души, выдвигая из этой глубины неожиданные проявления самостоятельного душевного роста, и
Максиму приходилось останавливаться с чувством благоговения перед таинственными процессами жизни, которые вмешивались таким образом
в его педагогическую работу.
Впрочем, сестра подчинилась доводам брата, но на этот раз он ошибался: заботясь об устранении внешних вызовов,
Максим забывал те могучие побуждения, которые были заложены
в детскую
душу самою природою.
Оказалось, однако, что австрийские сабли не сумели выгнать из
Максима его упрямую
душу и она осталась, хотя и
в сильно попорченном теле. Гарибальдийские забияки вынесли своего достойного товарища из свалки, отдали его куда-то
в госпиталь, и вот, через несколько лет,
Максим неожиданно явился
в дом своей сестры, где и остался.
Максим Федотыч Русаков — этот лучший представитель всех прелестей старого быта, умнейший старик, русская
душа, которою славянофильские и кошихинствующие критики кололи глаза нашей послепетровской эпохе и всей новейшей образованности, — Русаков, на наш взгляд, служит живым протестом против этого темного быта, ничем не осмысленного и безнравственного
в самом корне своем.
И при мысли о
Максиме одиночество Никиты Романовича представилось ему еще безотраднее, ибо он ведал, что никто уже не сойдется с ним так близко, никто не пополнит своею
душою его
души, не поможет ему выяснить себе многое, что
в честном сердце своем он сознавал смутно, но чего,
в тревоге событий, он не успел облечь
в ясные очертания…
Так, глядя на зелень, на небо, на весь божий мир,
Максим пел о горемычной своей доле, о золотой волюшке, о матери сырой дуброве. Он приказывал коню нести себя
в чужедальнюю сторону, что без ветру сушит, без морозу знобит. Он поручал ветру отдать поклон матери. Он начинал с первого предмета, попадавшегося на глаза, и высказывал все, что приходило ему на ум; но голос говорил более слов, а если бы кто услышал эту песню, запала б она тому
в душу и часто,
в минуту грусти, приходила бы на память…
Малюта слушал сына, и два чувства спорили
в нем между собою. Ему хотелось закричать на
Максима, затопать на него ногами и привести его угрозами к повиновению, но невольное уважение сковывало его злобу. Он понимал чутьем, что угроза теперь не подействует, и
в низкой
душе своей начал искать других средств, чтоб удержать сына.
— Брат мой, — сказал Серебряный, — нет ли еще чего на
душе у тебя? Нет ли какой зазнобы
в сердце? Не стыдись,
Максим, кого еще жаль тебе, кроме матери?
Но он тотчас оттолкнул от себя эту мысль, коварно являвшуюся
в минуты, когда злоба к
Максиму напрягалась особенно туго; а все другие мысли, ничего не объясняя, только увеличивали горький и обидный осадок
в душе; Кожемякин ворочался на полу, тяжело прижатый ими, и вздыхал...
«
Максим денно и нощно читает Марковы книги, даже похудел и к делу своему невнимателен стал, вчера забыл трубу закрыть, и ночью мы с Марком дрожью дрожали от холода. Бог с ним, конечно, лишь бы учился
в помощь правде. А я читать не
в силе; слушаю всё, слушаю, растёт
душа и обнять всё предлагаемое ей не может. Опоздал, видно, ты, Матвей, к разуму приблизиться».
Ему хотелось уложить все свои думы правильно и неподвижно, чтобы навсегда схоронить под ними тревожное чувство, всё более разраставшееся
в груди. Хотелось покоя, тихой жизни, но что-то мешало этому. И, рассматривая сквозь ресницы крепкую фигуру
Максима, он подумал, что, пожалуй, именно этот парень и есть источник тревоги, что он будит
в душе что-то новое, непонятное ещё, но уже — обидное.
Он начал пятиться, но не прошел и двух аршин, как почувствовал, что его правая рука слабеет и отекает. Затем вскоре наступил момент, когда он услышал свой собственный
душу раздирающий крик и почувствовал острую боль
в правом плече и влажную теплоту, разлившуюся вдруг по всей руке и по груди… Затем он слышал голос
Максима, понял выражение ужаса на лице прибежавшего следователя…