Неточные совпадения
—
Певец Ново-Архангельской,
Его из Малороссии
Сманили господа.
Свезти его
в Италию
Сулились, да уехали…
А он бы рад-радехонек —
Какая уж Италия? —
Обратно
в Конотоп,
Ему здесь делать нечего…
Собаки
дом покинули
(Озлилась круто женщина),
Кому здесь дело есть?
Да у него ни спереди,
Ни сзади… кроме голосу… —
«Зато уж голосок...
В каком-то
доме был Скворец,
Плохой
певец...
Все неповрежденные с отвращением услышали эту фразу. По счастию, остроумный статистик Андросов выручил кровожадного
певца; он вскочил с своего стула, схватил десертный ножик и сказал: «Господа, извините меня, я вас оставлю на минуту; мне пришло
в голову, что хозяин моего
дома, старик настройщик Диц — немец, я сбегаю его прирезать и сейчас возвращусь».
В апреле 1876 года я встретил моего товарища по сцене —
певца Петрушу Молодцова (пел Торопку
в Большом театре, а потом служил со мной
в Тамбове). Он затащил меня
в гости к своему дяде
в этот серый
дом с палисадником,
в котором бродила коза и играли два гимназистика-приготовишки.
Потом толпа с песнями удалилась от освещенного барского
дома к смиренным огонькам за косогором, и, по мере того как
певцы расходились по хатам, — песня замирала и таяла, пока не угасла совсем где-то
в невидном дальнем конце деревни.
Приехала большая компания немцев, служащих
в оптическом магазине, приехала партия приказчиков из рыбного и гастрономического магазина Керешковского, приехали двое очень известных на Ямках молодых людей, — оба лысые, с редкими, мягкими, нежными волосами вокруг лысин — Колька-бухгалтер и Мишка-певец, так называли
в домах их обоих.
Оказалось, что он был когда-то оперным
певцом, для баритонных партий, но уже давно прекратил свои театральные занятия и состоял
в семействе Розелли чем-то средним между другом
дома и слугою.
— Ах, нет, он меня любит, но любит и карты, а ты представить себе не можешь, какая это пагубная страсть
в мужчинах к картам! Они забывают все: себя, семью, знакомятся с такими людьми, которых
в дом пустить страшно. Первый год моего замужества, когда мы переехали
в Москву и когда у нас бывали только музыканты и
певцы, я была совершенно счастлива и покойна; но потом год от году все пошло хуже и хуже.
Один
дом — на углу Козицкого переулка, где
в двадцатых годах был знаменитый салон Зинаиды Волконской, у которой бывал Пушкин. Потом, по преданию,
в этом
доме «водились черти», а затем владелец его князь Белосельский-Белозерский продал его Малкиелю. Он купил его на имя своей жены Нины Абрамовны, которая, узнав, что
в доме был салон княгини Волконской, тоже затеяла у себя салон, но, кроме адвокатов,
певцов и артистов, на ее журфиксах, с роскошным угощением, никого не бывало.
Я иду
в дом… Там во всех комнатах, на диванах и коврах, спят вразвалку изнеможенные, заезженные
певцы… Моя Тина спит на софе
в «мозаиковой гостиной»…
Несмотря на увещанья горбуньи и просьбы
певца идти лучше по
домам, я потребовал обер-кельнера и пошел
в залу вместе с моим собеседником. Обер-кельнер, услыхав мой озлобленный голос и увидав мое взволнованное лицо, не стал спорить и с презрительной учтивостью сказал, что я могу идти, куда мне угодно. Я не мог доказать швейцару его лжи, потому что он скрылся еще прежде, чем я вошел
в залу.
Рассказывали, что после нескольких лет безумной жизни с переменными обожателями (маркиз или, по другой редакции, оперный
певец, вскоре был тоже отставлен), Зинаида Павловна, обобрав изрядно напоследок сына одного московского миллионера и пожуировав еще года два на денежки этого «московского саврасика», возвращенного с помощью русского посольства из «угарного» Парижа
в отцовский
дом в Замоскворечье, с оставшимися крохами, но со множеством сундуков и баулов, наполненных парижскими туалетами, благополучно возвратилась
в свой родной город Т.
ПевецСей кубок мщенью! други,
в строй!
И к небу грозны длани!
Сразить иль пасть! наш роковой
Обет пред богом брани.
Вотще, о враг, из тьмы племён
Ты зиждешь ополченья:
Они бегут твоих знамён
И жаждут низложенья.
Сокровищ нет у нас
в домах;
Там стрелы и кольчуги;
Мы села —
в пепел; грады —
в прах;
В мечи — серпы и плуги.
— Никак нет, — отвечает караульный. — Седьмой раз
дом обхожу.
В доме такое несчастье, как можно… Уж я б его,
певца, чичас князю Удалу представил, он бы ему прописал!
Правда, был очень сильный, почти штормовой ветер с моря: всю ночь он выл
в трубах и влажно скользил по углам
дома, а иногда, как
певец на эстраде, останавливался на газоне и обвивал себя свистом и дикой песнью — но ставни все были целы, я это видел поутру.