Неточные совпадения
— Был
проповедник здесь,
в подвале жил, требухой торговал на Сухаревке. Учил: камень — дурак, дерево — дурак, и бог — дурак! Я тогда молчал. «Врешь, думаю, Христос — умен!» А теперь — знаю: все это для утешения! Все — слова. Христос тоже — мертвое слово. Правы отрицающие, а не утверждающие. Что можно утверждать против ужаса? Ложь. Ложь утверждается. Ничего нет, кроме великого горя человеческого. Остальное —
дома, и веры, и всякая роскошь, и смирение — ложь!
— Запишем. Теперь предположим другое — что ты являешься сюда как
проповедник лучшей, честной жизни, вроде этакого спасителя погибающих душ. Знаешь, как на заре христианства иные святые отцы вместо того, чтобы стоять на столпе тридцать лет или жить
в лесной пещере, шли на торжища
в дома веселья, к блудницам и скоморохам. Но ведь ты не так?
Он, вероятно, мог быть хорошим
проповедником, утешителем и наставником страждущего человечества, которому он с раннего детства привык служить под руководством своей матери и которое оставалось ему навсегда близким и понятным; к людским неправдам и порокам он был снисходителен не менее своей матери, но страстная религиозность его детских лет скоро прошла
в доме дяди.
Скоро мне сказали, что он признался
в любви одной из девушек, у которых жил, и,
в тот же день, — другой. Сестры поделились между собою радостью, и она обратилась
в злобу против влюбленного; они велели дворнику сказать, чтоб
проповедник любви немедля убрался из их
дома. Он исчез из города.
Я узнал фамилию толстовца — Клопский, узнал, где он живет, и на другой день вечером явился к нему. Жил он
в доме двух девушек-помещиц, с ними он и сидел
в саду за столом,
в тени огромной старой липы. Одетый
в белые штаны и такую же рубаху, расстегнутую на темной волосатой груди, длинный, угловатый, сухой, — он очень хорошо отвечал моему представлению о бездомном апостоле,
проповеднике истины.
Мало-помалу аббат вошел во все знатные
дома Петербурга:
в одном он являлся умным и занимательным гостем,
в другом — мудрым советником по разным делам,
в третьем — другом семейства,
в четвертом — врачем,
в пятом — красноречивым
проповедником, глаголам которого русские барыни внимали с особым благовением.