— Но, ангел мой, не расстраивай себя! — залепетала над ним дама
в голубом капоте. — Ты хочешь погладить собачку? Ну хорошо, хорошо, моя радость, сейчас. Доктор, как вы полагаете, можно Трилли погладить эту собаку?
Я начал быстро и сбивчиво говорить ей, ожидая, что она бросит в меня книгой или чашкой. Она сидела в большом малиновом кресле, одетая
в голубой капот с бахромою по подолу, с кружевами на вороте и рукавах, по ее плечам рассыпались русые волнистые волосы. Она была похожа на ангела с царских дверей. Прижимаясь к спинке кресла, она смотрела на меня круглыми глазами, сначала сердито, потом удивленно, с улыбкой.
— Ах, боже мой, они еще больше расстроят бедного Трилли! — воскликнула плачевно дама
в голубом капоте. — Ах, да прогоните же их, прогоните скорее! И эта грязная собака с ними. У собак всегда такие ужасные болезни. Что же вы стоите, Иван, точно монумент?
Неточные совпадения
Это было дома у Марины,
в ее маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта, теплый ветер тихонько перебирал листья деревьев
в саду; мелкие белые облака паслись
в небе, поглаживая луну, никель самовара на столе казался
голубым, серые бабочки трепетали и гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы. Марина —
в широчайшем белом
капоте, —
в широких его рукавах сверкают голые, сильные руки. Когда он пришел — она извинилась...
— Это разумно, что не пошел, — сказала мать; сегодня она,
в новом
голубом капоте, была особенно молода и внушительно красива. Покусав губы, взглянув
в зеркало, она предложила сыну: — Посиди со мной.
Следом за мальчиком выбежало еще шесть человек: две женщины
в фартуках; старый толстый лакей во фраке, без усов и без бороды, но с длинными седыми бакенбардами; сухопарая, рыжая, красноносая девица
в синем клетчатом платье; молодая, болезненного вида, но очень красивая дама
в кружевном
голубом капоте и, наконец, толстый лысый господин
в чесунчевой паре и
в золотых очках.
Их беседы нарушала Олимпиада, являясь пред ними шумно, как холодный луч луны, одетая
в широкий
голубой капот.
Раз, часу
в первом дня, Анна Юрьевна сидела
в своем будуаре почти
в костюме молодой: на ней был
голубой капот, маленький утренний чепчик; лицо ее было явно набелено и подрумянено. Анна Юрьевна, впрочем, и сама не скрывала этого и во всеуслышание говорила, что если бы не было на свете куаферов и косметиков, то женщинам ее лет на божий свет нельзя было бы показываться. Барон тоже сидел с ней; он был
в совершенно домашнем костюме, без галстука,
в туфлях вместо сапог и
в серой, с красными оторочками, жакетке.
Пошло это у нее так, что не проникнуть куда бы то ни было Домне Платоновне было даже невозможно: всегда у нее на рученьке вышитый саквояж с кружевами, сама она
в новеньком шелковом
капоте; на шее кружевной воротничок с большими городками, на плечах
голубая французская шаль с белою каймою;
в свободной руке белый, как кипень, голландский платочек, а на голове либо фиолетовая, либо серизовая гроденаплевая повязочка, ну, одним словом, прелесть дама.
В этот раз на Домне Платоновне был шелковый коричневый
капот, воротничок с язычками,
голубая французская шаль и серизовая гроденаплевая повязочка, словом весь ее мундир,
в котором читатели и имеют представлять ее теперь своему художественному воображению.
Она села на подоконник. На фоне ослепительного, бело-голубого неба сверху и густой синевы моря снизу — ее высокая, немного полная фигура,
в белом
капоте, обрисовалась с тонкой, изящной и мягкой отчетливостью, а жесткие, рыжеватые против солнца завитки волос зажглись вокруг ее головы густым золотым сиянием.
Когда Серафима надела
капот —
голубой с кружевом, еще из своего приданого — и подошла к трюмо, чтобы распустить косу, она, при свете одной свечи, стоявшей на ночном столике между двумя кроватями, глядела на отражение спальни
в зеркале и на свою светлую, рослую фигуру, с обнаженной шеей и полуоткрытыми руками.