Неточные совпадения
Немного спустя после описанного
выше приема письмоводитель градоначальника, вошедши утром с докладом
в его
кабинет, увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное
в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала,
в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова… Письмоводитель выбежал
в таком смятении, что зубы его стучали.
Вернувшись домой, Алексей Александрович прошел к себе
в кабинет, как он это делал обыкновенно, и сел
в кресло, развернув на заложенном разрезным ножом месте книгу о папизме, и читал до часу, как обыкновенно делал; только изредка он потирал себе
высокий лоб и встряхивал голову, как бы отгоняя что-то.
Обращаясь от двора к дому, Райский
в сотый раз усмотрел там,
в маленькой горенке, рядом с бабушкиным
кабинетом, неизменную картину: молчаливая, вечно шепчущая про себя Василиса, со впалыми глазами, сидела у окна, век свой на одном месте, на одном стуле, с
высокой спинкой и кожаным, глубоко продавленным сиденьем, глядя на дрова да на копавшихся
в куче сора кур.
В это время дверь
в кабинет осторожно отворилась, и на пороге показался
высокий худой старик лет под пятьдесят; заметив Привалова, старик хотел скрыться, но его остановил голос Веревкина...
На сей раз он привел меня
в большой
кабинет; там, за огромным столом, на больших покойных креслах сидел толстый,
высокий румяный господин — из тех, которым всегда бывает жарко, с белыми, откормленными, но рыхлыми мясами, с толстыми, но тщательно выхоленными руками, с шейным платком, сведенным на минимум, с бесцветными глазами, с жовиальным [Здесь: благодушным (от фр. jovial).] выражением, которое обыкновенно принадлежит людям, совершенно потонувшим
в любви к своему благосостоянию и которые могут подняться холодно и без больших усилий до чрезвычайных злодейств.
На следующий вечер старший брат, проходя через темную гостиную, вдруг закричал и со всех ног кинулся
в кабинет отца.
В гостиной он увидел
высокую белую фигуру, как та «душа», о которой рассказывал капитан. Отец велел нам идти за ним… Мы подошли к порогу и заглянули
в гостиную. Слабый отблеск света падал на пол и терялся
в темноте. У левой стены стояло что-то
высокое, белое, действительно похожее на фигуру.
Рядом с этой комнатой был
кабинет смотрителя, из которого можно было обозревать весь двор и окна классных комнат, а далее, между
кабинетом и передней, находился очень просторный покой со множеством книг, уставленных
в высоких шкафах, четыреугольным столом, застланным зеленым сукном и двумя сафьянными оттоманками.
В это время отворилась запертая до сих пор дверь
кабинета, и на пороге показался
высокий рябоватый человек лет около сорока пяти или шести. Он был довольно полон, даже с небольшим брюшком и небольшою лысинкою; небольшие серые глаза его смотрели очень проницательно и даже немножко хитро, но
в них было так много чего-то хорошего, умного, располагающего, что с ним хотелось говорить без всякой хитрости и лукавства.
Бабушка со дня на день становится слабее; ее колокольчик, голос ворчливой Гаши и хлопанье дверями чаще слышатся
в ее комнате, и она принимает нас уже не
в кабинете,
в вольтеровском кресле, а
в спальне,
в высокой постели с подушками, обшитыми кружевами.
«Пишу к вам почти дневник свой. Жандарм меня прямо подвез к губернаторскому дому и сдал сидевшему
в приемной адъютанту под расписку; тот сейчас же донес обо мне губернатору, и меня ввели к нему
в кабинет. Здесь я увидел стоящего на ногах довольно
высокого генерала
в очках и с подстриженными усами. Я всегда терпеть не мог подстриженных усов, и почему-то мне кажется, что это делают только люди весьма злые и необразованные.
Кабинет, где теперь сидела Раиса Павловна, представлял собой
высокую угловую комнату, выходившую тремя окнами на главную площадь Кукарского завода, а двумя
в тенистый сад, из-за разорванной линии которого блестела полоса заводского пруда, а за ним придавленными линиями поднимались контуры трудившихся гор.
Лембке вдруг вошел быстрыми шагами,
в сопровождении полицеймейстера, рассеянно поглядел на нас и, не обратив внимания, прошел было направо
в кабинет, но Степан Трофимович стал пред ним и заслонил дорогу.
Высокая, совсем непохожая на других фигура Степана Трофимовича произвела впечатление; Лембке остановился.
Было семь часов вечера, Николай Всеволодович сидел один
в своем
кабинете — комнате, им еще прежде излюбленной,
высокой, устланной коврами, уставленной несколько тяжелою, старинного фасона мебелью.
Зимний дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил
в нем еще
в верхнем этаже.
Кабинет,
в котором он принимал с докладом министров и высших начальников, была очень
высокая комната с четырьмя большими окнами. Большой портрет императора Александра I висел на главной стене. Между окнами стояли два бюро. По стенам стояло несколько стульев,
в середине комнаты — огромный письменный стол, перед столом кресло Николая, стулья для принимаемых.
Но все дело не
в том, и не это меня остановило, и не об этом я размышлял, когда, отворив дверь губернаторского
кабинета, среди описанной обстановки увидел пред самым большим письменным столом
высокое с резными украшениями кресло, обитое красным сафьяном, и на нем… настоящего геральдического льва, каких рисуют на щитах гербов.
— Ну, вот и прекрасно! Пусть они себе там и сидят. Скажи: постояльца рекомендую знакомого. Это необходимо, — добавил он мне шепотом и тотчас же снова начал вслух: — Вот видите, налево, этот коридор? там у сестры три комнаты;
в двух она живет, а третья там у нее образная; а это вот прямо дверь — тут
кабинет зятев был; вот там
в нее и ход; а это и есть ваша комната. Глядите, — заключил он, распахивая передо мной довольно
высокие белые двери
в комнату, которую действительно можно было назвать прекрасною.
В светлой зале за большим столом, на котором кипел самовар, ждали пробуждения Егора Фомича еще несколько человек. Все разместились вокруг стола и с напряженным вниманием посматривали на дверь
в кабинет, где слышались мягкие шаги и легкое покашливание. Через четверть часа на пороге, наконец, показался и сам Егор Фомич, красивый
высокий мужчина лет сорока; его свежее умное лицо было слегка помято недавним сном.
Кабинет этот — большая
высокая комната с люстрой, с бронзовыми канделябрами, с коврами и мебелью, почерневшими от времени и табачного дыма, с роялем, много потрудившимся на своем веку под разгулявшимися пальцами импровизированных пианистов; одно только огромное зеркало ново, потому что оно переменяется дважды или трижды
в год, всякий раз, как вместо художников
в угольном
кабинете кутят купчики.
Так как отец большею частию спал на кушетке
в своем рабочем
кабинете, или был
в разъездах по имениям, то я знал, что мама не только одна
в спальне на своей широкой постели, но что за
высокими головашками последней под образами постоянно горит ночник. Когда мною окончательно овладевал восторг побежденных трудностей, я вскакивал с постели и босиком бежал к матери, тихонько отворяя дверь
в спальню.
Исправник только вздохнул и, проведя потом мучительные четверть часа, отправился, наконец,
в кабинет, где увидел, что граф стоит, выпрямившись и опершись одною рукою на спинку кресел, и
в этой позе он опять как будто был другой человек, как будто сделался
выше ростом; приподнятый подбородок, кажется, еще
выше поднялся, ласковое выражение лица переменилось на такое строгое, что как будто лицо это никогда даже не улыбалось.
Широкие,
высокие в старом стиле приемные комнаты, удобный грандиозный
кабинет, комнаты для жены и дочери, классная для сына, — всё как нарочно придумано для них.
И когда мы с Иваном Иванычем вошли
в его маленький
кабинет, две босые девочки сидели на полу и рассматривали «Иллюстрацию»
в переплете; увидев нас, они вспрыгнули и побежали вон, и тотчас же вошла
высокая тонкая старуха
в очках, степенно поклонилась мне и, подобрав с дивана подушку, а с полу «Иллюстрацию», вышла.
Утро. Большой
кабинет. Пред письменным столом сидит Владимир Иваныч Вуланд, плотный, черноволосый, с щетинистыми бакенбардами мужчина. Он, с мрачным выражением
в глазах, как бы просматривает разложенные пред ним бумаги. Напротив его, на диване, сидит Вильгельмина Федоровна (жена его),
высокая, худая, белокурая немка. Она, тоже с недовольным лицом, вяжет какое-то вязанье.
Идя из залы к себе
в кабинет, он поднимал правую ногу
выше, чем следует, искал руками дверных косяков, и
в это время во всей его фигуре чувствовалось какое-то недоумение, точно он попал
в чужую квартиру или же первый раз
в жизни напился пьян и теперь с недоумением отдавался своему новому ощущению.
Не успела за Андреем затвориться дверь, как я увидел
в своем
кабинете высокого широкоплечего мужчину, державшего
в одной руке бумажный сверток, а
в другой — фуражку с кокардой.
В довольно большом
кабинете за письменным столом сидел
высокий, худощавый, горбоносый старик с седой, коротко остриженной головой, седой эспаньолкой и такими же усами,
в летнем черном сюртуке с адмиральскими шитыми звездами на отложном воротнике и шитыми галунами на обшлагах. Лицо у адмирала было серьезное и озабоченное.
Таким образом
в этот великий день было совершено два освобождения: получили право новой жизни Висленев и Бодростин, и оба они были обязаны этим Глафире, акции которой, давно возвышенные на светской бирже, стали теперь далеко
выше пари и на базаре домашней суеты. Оба они были до умиления тронуты; у старика на глазах даже сверкали слезы, а Висленев почти плакал, а через час, взойдя
в кабинет Бодростина, фамильярно хлопнул его по плечу и шепнул...
Чтобы покончить описание
кабинета отсутствующего хозяина, должно еще упомянуть о двух вещах, помещающихся
в белой кафельной нише, на камине: здесь стоит
высокая чайная чашка, с массивною позолотою и с портретом гвардейского полковника,
в мундире тридцатых годов, и почерневшие бронзовые часы со стрелкою, остановившеюся на пятидесяти шести минутах двенадцатого часа.
Мягко ступая летними башмаками, из
кабинета медленно вышел
высокий, плотный господин с русою бородкою, остриженною клинышком. Марья Михайловна перезнакомила всех. Вошли
в просторный, прохладный
кабинет.
Я лезла к ней по ее каменистым уступам и странное дело! — почти не испытывала страха. Когда передо мною зачернели
в сумерках наступающей ночи
высокие, полуразрушенные местами стены, я оглянулась назад. Наш дом покоился сном на том берегу Куры, точно узник, плененный мохнатыми стражниками-чинарами. Нигде не видно было света. Только
в кабинете отца горела лампа. «Если я крикну — там меня не услышат», — мелькнуло
в моей голове, и на минуту мне сделалось так жутко, что захотелось повернуть назад.
Квартира была
в пять комнат,
высоких и светлых,
в кабинете новый письменный стол, библиотека.
Вечером
в четверг я пошел к Михайловскому. Он жил на Спасской, 5. Знакомый
кабинет, большой письменный стол, шкафчик для бумаг с большим количеством ящичков, на каждом надпись, обозначающая содержание соответственных бумаг. Михайловский — стройный и прямой, с длинною своей бородою,
высоким лбом под густыми волосами и холодноватыми глазами за золотым пенсне; как всегда, одет
в темно-синюю куртку.
Пошел. Ввели к генералу
в кабинет. Приземистый, с рачьими глазами, с седыми, свисающими по концам усами,
в высоких сапогах со шпорами. Прочел письмо Горбатова.
Помню огромный двускатный письменный стол у отца
в кабинете, заниматься за ним можно было только стоя; если сидя, то на очень
высокой табуретке.
И вот каждый вечер, часов
в девять, когда папа возвращался с вечерней практики, мы усаживались у него
в кабинете друг против друга на
высоких табуретках за тот
высокий двускатный письменный стол-кровать, о котором я рассказывал.
Кабинет Евлампия Григорьевича —
высокая длинная комната, род огромного баула, с отделкой
в старомосковском стиле.
Пирожков осмотрелся. Он стоял у камина,
в небольшом, довольно
высоком кабинете, кругом установленном шкапами с книгами. Все смотрело необычно удобно и размеренно
в этой комнате. На свободном куске одной из боковых стен висело несколько портретов. За письменным узким столом, видимо деланным по вкусу хозяина, помещался род шкапчика с перегородками для разных бумаг. Комната дышала уютом тихого рабочего уголка, но мало походила на
кабинет адвоката-дельца.
Нетова встретил
в конторе, рядом с
кабинетом,
высокий, чрезвычайно красивый седой мужчина за шестьдесят лет, одетый «по-немецки» —
в длинноватый темно-кофейный сюртук и белый галстук. Он носил окладистую бороду, белее волос на голове. Работал он стоя перед конторкой. При входе племянника он отпустил молодца, стоявшего у притолоки.
Палтусов ожидал вступить
в большой, эффектно обстановленный
кабинет, а попал
в тесную комнату
в два узких окна, с изразцовой печкой
в углу и письменным столом против двери. Налево — клеенчатый диван, у стола — венский гнутый стул, у печки —
высокая конторка, за креслом письменного стола — полки с картонами; убранство
кабинета для средней руки конториста.
Я поднялся во второй этаж. Рабочий
кабинет Гонкура — небольшая
высокая комната, выходящая окнами
в сад, вся уставленная разными художественными произведениями.
В ней, еще больше, чем
в сенях, проглядывала артистическая натура хозяина. У нас деловые
кабинеты обыкновенно поражают иностранца своими размерами; но
в Париже даже люди, имеющие свои собственные отели, не любят работать
в больших сараях. Французу нравятся, напротив, уютные комнаты, которые все переполнены чем-нибудь ласкающим его взгляд.
Наступило утро следующего дня.
Высокий цейгмейстер с трепетом сердечным стоял уже у
кабинета пасторова, осторожно стукнул
в дверь пальцами и на ласковое воззвание: «Милости просим!» — ворвался
в кабинет. Глик сидел, обложенный книгами всякого размера, как будто окруженный своими детьми разного возраста. Не успел он еще оглянуться, кто пришел, как приятель его сжимал уже его так усердно
в своих объятиях, что сплющил уступы рыже-каштанового парика, прибранные с необыкновенным тщанием.
— Я стою
выше, я ваш кабинет-министр. Забыл еще одно обстоятельство. Надо всеми средствами поддержать слухи, что Волынской вдовец… это необходимо! А то планы наши могут уничтожиться
в самом начале. С моей стороны, я всех, кого мог, настроил этими слухами и буду продолжать…
Он встал, чтобы привести
в исполнение это последнее решение, как вдруг дверь
кабинета скрипнула, отворилась, и на ее пороге появилась
высокая фигура графа Алексея Андреевича.
В то самое время, когда между стариками Хомутовыми шла
выше описанная беседа, другие сцены, отчасти, впрочем, имеющие связь с разговором
в кабинете, происходили
в спальне Талечки.
— Благодарите его светлость за новые милости, которые ниспосылает он на вас от
высоких щедрот своих, — сказал ему Липман, показывая глазами, чтобы он подошел к руке благодетеля, — вы пожалованы
в кабинет-секретари.
Князь Василий
в это время только что вернулся из какого-то заседания, а потому через несколько минут явился
в кабинет супруги, блистая всеми регалиями. Это был
высокий, красивый старик — князю было под шестьдесят — с громадной лысиной «государственного мужа» и длинными седыми баками — «одно из славных русских лиц».
Чем более Волынской
в эти дни душевного припадка показывал себя слабым, тем усерднее работал за него Зуда и тайный поверенный кабинет-министра, как мы и видели уже
выше.
Отец Илиодор быстро поднялся, отодвинул от себя девочку и, выправив наружу из-под рясы крест двенадцатого года, называемый «французский», довольно спокойною поступью отправился
в апартамент. Помещик, человек лет за сорок,
высокий и осанистый, с длинными розовыми ногтями, принял отца Илиодора
в своем
кабинете и, не поднимаясь со стула, пригласил его садиться.
В углах
кабинета стояли две лампы на
высоких, витых красного же дерева подставках, а на письменном столе, заваленном грудою бумаг, стояли два бронзовых канделябра с восковыми свечами.
Такое
высокое понятие имел он о занятиях своего барина, полагая, что
в кабинете творится что-то чудесное, вроде литья золота или делания алмазов!