Неточные совпадения
— А насчет этих клубов, Дюссотов, [Дюссо (Dussot) — владелец известного
в Петербурге ресторана.] пуантов этих ваших или, пожалуй, вот еще прогрессу — ну, это пусть будет без нас, — продолжал он, не заметив опять
вопроса. — Да и
охота шулером-то быть?
В их классификации чувствовался отчасти тот же маниаческий автоматизм:
вопрос сводился не к безнравственности поступка, а к трудности педагогической
охоты.
Я знаю, что
в коридоры никто собственною
охотой не заходит; я знаю, что есть коридоры обязательные, которые самою судьбою устроиваются
в виду известных
вопросов; но положение человека, поставленного
в необходимость блуждать и колебаться между страхом гибели и надеждой на чудесное падение стен, от этого отнюдь не делается более ясным.
Участие
в поездке Нины Леонтьевны решило капитальный
вопрос о том, что
в предполагаемой
охоте могут принять участие и дамы; конечно, такой оборот взволновал прекрасную половину и прежде всего поднял
вопрос о костюмах.
Крапчик не с большой
охотой передал Егору Егорычу записку, опасаясь, что тот, по своему раскиданному состоянию духа, забудет о ней и даже потеряет ее, что отчасти и случилось. Выехав из своего отеля и направившись прямо к Сперанскому, Егор Егорыч, тем не менее, думал не об докладной записке, а о том, действительно ли масоны и хлысты имеют аналогию между собой, —
вопрос, который он хоть и решил утвердительно, но не вполне был убежден
в том.
Всё те же правители, так же ездят на свидания, такие же встречи, и
охоты, и пиры, и балы, и мундиры, и такие же дипломаты, и разговоры о союзах и войнах; такие же парламенты,
в которых так же разбираются
вопросы восточные и африканские, и союзов, и разрывов, и гомруля, и 8-часового дня.
Каким образом могла прожить такая семья на такие ничтожные средства, тем более, что были привычки дорогие, как чай? Ответ самый простой: все было свое. Огород давал все необходимые
в хозяйстве овощи, корова — молоко, куры — яйца, а дрова и сено Николай Матвеич заготовлял сам. Немалую статью
в этом хозяйственном обиходе представляли
охота и рыбная ловля. Больным местом являлась одежда, а сапоги служили вечным неразрешимым
вопросом.
И вот перед этими людьми встает
вопрос: искать других небес. Там они тоже будут чужие, но зато там есть настоящее солнце, есть тепло и уже решительно не нужно думать ни о сене, ни о жите, ни об огурцах. Гуляй, свободный и беспечный, по зеленым паркам и лесам, и ежели есть
охота, то решай
в голове судьбы человечества.
…Улицы кипели народом, там-сям стояли отдельные группы, что-то читая, что-то слушая; крик и песни, громкие разговоры, грозные возгласы и движения — все показывало ту лихорадочную возбужденность, ту удвоенную жизнь, то судорожное и страстное настроение,
в котором был Париж того времени; казалось, что у камней бился пульс,
в воздухе была примешана электрическая струя, наводившая душу на злобу и беспокойство, на
охоту борьбы, потрясений, страшных
вопросов и отчаянных разрешений, на все, чем были полны писатели XVIII века.
Лисица или волк никак не смогли бы понять этого, — не смогли бы потому, что
в них нет жизненной потребности лаять во время
охоты. И они, как заяц, могли бы спросить: «зачем это?» Но для гончей собаки
вопрос бессмыслен.
Тася, дрожавшая теперь как
в лихорадке, не чувствовала ни малейшей
охоты к еде. Она отрицательно покачала головой, не найдя
в себе силы ответить на
вопрос страшного человека.
Каково же поэтому было удивление монахов, когда однажды ночью
в их ворота постучался человек, который оказался горожанином и самым обыкновенным грешником, любящим жизнь. Прежде чем попросить у настоятеля благословения и помолиться, этот человек потребовал вина и есть. На
вопрос, как он попал из города
в пустыню, он отвечал длинной охотничьей историей: пошел на
охоту, выпил лишнее и заблудился. На предложение поступить
в монахи и спасти свою душу он ответил улыбкой и словами: «Я вам не товарищ».
Что-то знакомое казалось ему
в чертах ее смуглого, коричневого лица и особенно
в выражении ее черных глаз. «Где я видел ее или схожую с ней?» — возник
в уме его
вопрос да так и засел гвоздем
в голове. Он указал казакам накормить бабу, коли есть ей
охота.
Беззаветно храбрый, чуткий до щепетильности
в вопросах чести и долга, с широкой русской душой и не менее широкой русской удалью, Герасим Сергеевич, однако, рано вышел
в отставку, питая с молодости страсть к сельскому хозяйству, а свою храбрость и удаль всецело вложил
в охоту, которой посвящал все свободное от хозяйственных занятий время.
Теперь говорить обо всем этом, кажется, можно только
в интересах исторических, как о любопытном и прискорбном явлении, характеризующем то десятилетие, когда у нас, после
охоты к реформам, возобладала безумная страсть перечить всяким улучшениям; но поднять этот
вопрос и довести его до того положения,
в которое он был уже поставлен графом Д. А. Толстым,
в ближайшем будущем едва ли не безнадежно.