Неточные совпадения
А нынче все умы
в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен и
в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь ее кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный,
Иль Вечный жид, или Корсар,
Или таинственный Сбогар.
Лорд Байрон прихотью удачной
Облек
в унылый романтизм
И безнадежный эгоизм.
Самый
Британский музеум, о котором я так неблагосклонно отозвался за то, что он поглотил меня на целое утро
в своих громадных сумрачных залах, когда мне хотелось на свет Божий, смотреть все живое, — он разве не есть огромная сокровищница,
в которой не только ученый, художник, даже просто фланер, зевака, почерпнет какое-нибудь знание, уйдет с идеей обогатить память свою не одним фактом?
Оттого я довольно равнодушно пошел вслед за другими
в Британский музеум, по сознанию только необходимости видеть это колоссальное собрание редкостей и предметов знания.
Кеткарт, заступивший
в марте 1852 года Герри Смита, издал, наконец, 2 марта 1853 года
в Вильямстоуне, на границе колонии, прокламацию,
в которой объявляет, именем своей королевы, мир и прощение Сандильи и народу Гаики, с тем чтобы кафры жили, под ответственностью главного вождя своего, Сандильи,
в Британской Кафрарии, но только далее от колониальной границы, на указанных местах.
Наш консул считается значительным виноторговцем, но он живет очень скромно
в сравнении с
британскими негоциантами.
Это
британский тип красоты, нежной, чистой и умной, если можно так выразиться: тут не было никаких роз, ни лилий, ни бровей дугой; все дело было
в чистоте и гармонии линий и оттенков, как
в отлично составленном букете.
Готтентотам тоже не позволено, без особого разрешения губернатора, селиться
в Британской Кафрарии.
Впрочем,
в 1837 году некоторые налоги были отменены, например налог с дохода, с слуг, также с некоторых продуктов. Многие ошибочно думают, что вообще колонии, и
в том числе капская, доходами своими обогащают
британскую казну; напротив, последняя сама должна была тратить огромные суммы.
Нельзя искать справедливости
в образовании великих империй, например Римской или
Британской.
Ибо
Британская империя, как и всякая империя,
в пределе своем есть мир, земной шар.
Талантливый и своеобразный английский империалист Крэмб видит значение английского империализма
в том, чтобы «внушить всем людям, живущим
в пределах
Британской империи, английское мировоззрение» [См. Крэмб. Германия и Англия.].
Когда я начинал новый труд, я совершенно не помнил о существовании «Записок одного молодого человека» и как-то случайно попал на них
в British Museum'e, [
Британском музее (англ.).] перебирая русские журналы.
Зато на другой день, когда я часов
в шесть утра отворил окно, Англия напомнила о себе: вместо моря и неба, земли и дали была одна сплошная масса неровного серого цвета, из которой лился частый, мелкий дождь, с той
британской настойчивостью, которая вперед говорит: «Если ты думаешь, что я перестану, ты ошибаешься, я не перестану».
В семь часов поехал я под этой душей
в Брук Гауз.
Но если мы вздумаем сравнивать Лира с Большовым, то найдем, что один из них с ног до головы король
британский, а другой — русский купец;
в одном все грандиозно и роскошно,
в другом все хило, мелко, все рассчитано на медные деньги.
Она будет торчать на вышке, кутая
в широкое обезьянье боа свой красный
британский нос.
«Пушкин не мог понимать, — говорит г. Милюков, — той ужасной болезни, какою томилось общество европейское, не мог питать к нему той неумолимой ненависти и презрения, какие кипели
в душе
британского певца, рожденного посреди самого просвещенного народа, не мог проливать тех горьких, кровавых слез, какими плакал Байрон.
Не может человек, живущий
в Канаде или
в Канзасе,
в Богемии,
в Малороссии, Нормандии, быть свободен, пока он считает себя — и часто гордится этим —
британским, североамериканским, австрийским, русским, французским гражданином.
В остальные четыре дня та же маленькая партия коряков, любознательность
в вкусы которых оказались довольно подходящими, руководимая доктором Федором Васильевичем, бывавшим прежде
в Лондоне, и пользовавшаяся услугами Ашанина как человека, довольно хорошо объясняющегося по-английски, побывала
в Британском музее,
в библиотеке и просидела два вечерних часа
в парламенте, куда попала благодаря счастливой случайности.
Глафира, однако, не имела времени останавливаться над разрешением этого курьезного вопроса и, сев
в карету, была поражена новым странным явлением: бородач очутился у ее дверец, захлопнул их и, взвившись змеем, уже красовался на козлах рядом с кучером и притом
в вязаном, полосатом
британском колпачке на голове.
В его ушах еще звучали полные силы и гневного трепета акценты артистки. Он схватил вот эти слова своей цепкой памятью, за которую
в гимназии получал столько пятерок: Прикосновенье незаконной дщери Трон Англии позорит и мрачит, И весь народ
британский благородный Фигляркою лукавою обманут!
Кто
в первый раз попадал
в City на одну из улиц около
Британского банка, тот и сорок один год назад бывал совершенно огорошен таким движением. И мне с моей близорукостью и тогда уже приходилось плохо на перекрестках и при перехождении улиц. Без благодетельных bobby (как лондонцы зовут своих городовых) я бы не ушел от какой-нибудь контузии, наткнувшись на дышло или на оглобли.
Так были мной распределены и те мои знакомства, какие я намечал, когда добывал себе письма
в Лондон
в разные сферы. Но, кроме всякого рода экскурсий, я хотел иметь досуги и для чтения, и для работы
в Британском музее, библиотека которого оказала мне даже совершенно неожиданную для меня услугу как русскому писателю.
Культ Шекспира
в Бург-театре прямо отвечал тому культу
британского творца, каким проникнута была критика
в лице Гервинуса и других специалистов по Шекспиру.
Он остался верен своим идеалам и своей социальной доктрине; но жизнь
британского общества и народа многому его научила, и он входил
в нее с искренним интересом, без высокомерного самодовольства, которым так часто страдали французы его эпохи, когда им приводилось жить вне своего отечества.
Кроме Бедекера печатного, у меня оказался и живой путеводитель — А.И.Бенни, который нашел мне комнату
в том доме, где и он квартировал,
в квартале
Британского музея, около самой бойкой и шумной Oxford Street.
Свои экскурсии по Лондону я распределил на несколько отделов. Меня одинаково интересовали главные течения тогдашней английской жизни, сосредоточенные
в столице
британской империи: политика, то есть парламент, литература, театр, философско-научное движение, клубная и уличная жизнь, вопрос рабочий, которым
в Париже я еще вплотную не занимался.
Салон Льюиса и Дж. Элиот нашел я
в тот сезон, конечно, самым замечательным по своей любви к умственной свободе, по отсутствию
британского"cant'a"(то есть лицемерия) и национальной или сословной нетерпимости. Тут действительно все дышало идейной жизнью, демократическими симпатиями и смелостью своих убеждений.
Под его дирижерским смычком вальс"На прекрасном голубом Дунае"звучал так подмывательно, что и чопорная
британская публика приходила
в игривое настроение, ходя кольцом вокруг эстрады, где Штраус не только играл, но и подпрыгивал под ритм своих вальсов.
Прошло три с лишком года после прекращения"Библиотеки".
В Лондоне,
в июне 1868 года, я работал
в круглой зале
Британского музея над английской статьей"Нигилизм
в России", которую мне тогдашний редактор"Fortnightly Review"Дж. Морлей (впоследствии министр
в кабинете Гладстона) предложил написать для его журнала.
Ни один город
в Европе не дает этого впечатления громадной материальной и культурной мощи, как
британская столица.
И вот, когда мне пришлось, говоря о русской молодежи 60-х годов, привести собственные слова из статьи моей
в"Библиотеке"""День"о молодом поколении"(где я выступал против Ивана Аксакова), я, работая
в читальне
Британского музея, затребовал тот журнал, где напечатана статья, и на мою фамилию Боборыкин, с инициалами П.Д., нашел
в рукописном тогда каталоге перечень всего, что я напечатал
в"Библиотеке".
Британский гений
в мире пластического искусства был уже блистательно представлен"Национальной галереей","Кенсинтонским музеем"и другими хранилищами.
В Британском музее с его антиками каждый из нас мог доразвить себя до их понимания. И вообще это колоссальное хранилище всем своим пошибом держало вас
в воздухе приподнятой умственности. Там я провел много дней не только
в ходьбе по залам с их собраниями, но и
в работе
в библиотечной ротонде, кажется до сих пор единственной во всей Европе.
Я признавал и теперь признаю, что можно находить общественные идеалы Герберта Спенсера подлежащими критике, но я не мог разделять мнения тогдашних и позднейших почитателей русского публициста, что он"повалил"
британского мыслителя, с которым и я дерзал спорить
в Лондоне.
Она и смотрела скорее английским подростком, чем русской девочкой по тринадцатому году; блондинка, с одной чисто
британской особенностью: у нее выдавались два зуба
в верхней челюсти, и она носила машинку из каучука, которая ее ужасно раздражала.
В Британском музее и писалась черновая статьи.
Моего прошлогоднего чичероне по Лондону, А.И.Бенни, уже не было тогда
в Лондоне, но добрейший Рольстон здравствовал, жил все там же, поблизости
Британского музея, где неизменно и состоял библиотекарем. Он любезно подыскал мне и квартирку
в той же улице, где и сам жил, так что мне не было надобности выезжать
в отель. Я прямо с вокзала и отправился туда.
Он был большого роста, широкий
в плечах, корректно одетый
в сюртучную пару, говорил без жестов, отчетливо,"ужасно"по-английски, то есть со всеми особенностями
британского прононса, значительно упирая на слова, и с одной преобладающей интонацией.
А та, настоящая биржа, куда лились все артерии Лондона и City с его еще не виданным мною движением, давала чувство матерьяльной мощи, которая, однако, не могла залечить две зияющие раны
британской культуры: проституцию, главное, пролетариат, которого также нельзя было видеть
в Париже
в таких подавляющих размерах.
В Лондоне
в 1867 году, когда он был моим путеводителем по
британской столице, он тотчас же познакомил меня с тем самым Рольстоном (библиотекарем
Британского музея), который один из первых англичан стал писать по русской литературе.
— Мы говорим об этом русском движении
в печати, но,
в сущности, никто у нас о нем хорошенько не знает, — так он, с
британской честностью, высказался мне.
Лондон, как синтез
британской городской культуры, научил меня чувствовать все роковые контрасты мировой культуры. Нельзя было и после Парижа не видеть мощи и высоты этой культуры, но
в то же время и не сознавать, до какой степени. капиталистический и сословный строй Англии тормозил еще тогда истинное равноправнее этой прославленной стране свободы.
Только
в это второе пребывание
в британской"столице мира"я почувствовал, какая это громадина и чем она
в своих самых характерных чертах отличается от такой же громадины — Парижа. Но Париж после Лондона должен казаться гораздо мельче, при всем том, какое он пространство занимает и даже при его теперешних двух с половиноюмиллионах жителей.
БиконсфильдБенджамин Дизраэли (1804–1881) — английский государственный деятель, премьер-министр Англии
в 1868 и 1874–1880 гг., вдохновитель
британской колонизаторской политики, активно выступавший против освободительного движения славянских народов.
Всякий купивший у нас не менее чем на 50 р., выбирает и получает бесплатно одну из следующих пяти вещей: чайник из
британского металла, сто визитных карточек, план города Москвы, чайницу
в виде нагой китаянки и книгу „Жених удивлен, или Невеста под корытом“, рассказ Игривого Весельчака».
Анюта смотрит на меня с минуту таким взглядом, точно она бенгальский тигр из
Британской Индии, потом молча грозит
в ту сторону, где предполагается сейчас местонахождение «сиятельной» няньки, а затем, выпустив из рук кастрюлю, заливается плачем.
Сам Бонапарт, как мы знаем, находился
в Египте, где и был заперт, как
в клетке, со своим тридцатишеститысячным войском,
британскими кораблями.