Неточные совпадения
Но их было десятка два, пятеро играли
в карты, сидя за
большим рабочим столом, человек семь окружали игроков, две растрепанных головы торчали на краю приземистой печи, невидимый,
в углу, тихонько, тенорком напевал заунывную песню, ему подыгрывала гармоника, на
ларе для теста лежал, закинув руки под затылок,
большой кудрявый человек, подсвистывая песне.
По временам он заходил вечером
в девичью (разумеется,
в отсутствие матушки, когда
больше досуга было), садился где-нибудь с краю на
ларе и слушал рассказы Аннушки о подвижниках первых времен христианства.
Учитель ничего этого не тронул, но он взлез на высокий сосновый
ларь, покрытый покатой крышей, достал с него
большие и разлатые липовые ночвы, чистые, как стекло зеркального магазина, и тотчас же начал спускаться с ними назад
в сарай, где им очень искусно были спрятаны злополучные кости.
Пришли
в пекарню, зажёг он огонь. Стоят два
больших чана, мешками покрыты, и длинный
ларь; лежит кульё ржаной муки, пшеничная
в мешках. Сорно и грязно, всюду паутина и серая пыль осела. Сорвал Миха с одного чана мешки, бросил на пол, командует...
Я отнес его
в хлебопекарню, где было чище и
больше воздуха, положил на старый
ларь, — он лежал желтый, точно кость, и неподвижен, как мертвый. Буйство прекратилось, повеяло предчувствием беды, все струсили и вполголоса стали ругать Кузина...
Но зато как проникновенно они говорили о «святом искусстве» и о сцене! Помню один светлый, зеленый июньский день. У нас еще не начиналась репетиция. На сцене было темновато и прохладно. Из
больших актеров пришли раньше всех Лара-Ларский и его театральная жена — Медведева. Несколько барышень и реалистов сидят
в партере. Лара-Ларский ходит взад и вперед по сцене. Лицо его озабочено. Очевидно, он обдумывает какой-то новый глубокий тип. Вдруг жена обращается к нему...
Ни у него, ни у меня денег не было. Он уже давно забрал у Валерьянова крупную сумму, чтобы послать ей, и теперь находился
в состоянии крепостной зависимости, порвать которую ему мешала простая порядочность. Изредка он подрабатывал несколько копеек у местного живописца вывесок. Но этот заработок был
большим секретом от труппы: помилуйте, разве Лара-Ларский вытерпел бы такое надругание над искусством!
Подозрения
Лары перешли
в уверенность, когда ей, под
большою, конечно, клятвой, была показана Глафирой фотография, изображающая генеральшу вместе с Гордановым. Ей было страшно и гадко, глядя на это изображение; она видела его и ему не доверяла, но это не мешало ей чаще и чаще размышлять о Горданове. А между тем Горданов, получавший обо всем этом добрые сведения от Глафиры, просил Жозефа пособить ему оправдаться пред его сестрой и сказал, что он ждет от нее ответа на его письмо.
Несмотря на
большой светский навык, Бодростин плохо отшутился и уехал крайне недовольный тем, что он
в этом визите вышел как бы неловким подсыльным вестовщиком,
в каковой должности его признала Синтянина своим поручением трубить о ее дружбе и сочувствии ко всеми покинутой
Ларе.
— Ангел, душка, лапочка моя,
Лара: возьми у него мою расписку. Он сказал, что он тебе ее отдаст. Мне
больше ничего не нужно: мне он ее не отдаст, а тебе он все отдаст, потому что он
в тебя страстно влюблен.
Обед шел очень оживленно и даже весело. Целое море огня с зажженных во множестве бра, люстр и канделябр освещало
большое общество, усевшееся за длинный стол
в высокой белой с позолотой зале
в два света. На хорах гремел хор музыки, звуки которой должны были долетать и до одинокой
Лары, и до крестьян, оплакивавших своих коровушек и собиравшихся на огничанье.
Дом и усадьба Бодростиных представляли нечто ужасное.
В большом зале, где происходил вчерашний пир, по-прежнему лежал на столе труп Бодростина, а
в боковой маленькой зале нижнего этажа пристройки, где жила последнее время
Лара, было сложено на диване ее бездыханное, покрытое белою простыней, тело.
— Они обидели меня клеветой, но это бы я снес; но обиды бедной
Ларе, но обиды этой другой святой женщине я снесть не могу! Я впрочем… с
большим удовольствием умру, потому что стыдно сознаться, а я разочарован
в жизни; не вижу
в ней смысла и… одним словом, мне все равно!