Неточные совпадения
Он
был бледный, убитый, в том бесчувственно-страшном состоянии, в каком бывает человек, видящий
перед собою черную, неотвратимую
смерть, это страшилище, противное естеству нашему…
— Н… нет, видел, один только раз в жизни, шесть лет тому. Филька, человек дворовый у меня
был; только что его похоронили, я крикнул, забывшись: «Филька, трубку!» — вошел, и прямо к горке, где стоят у меня трубки. Я сижу, думаю: «Это он мне отомстить», потому что
перед самою
смертью мы крепко поссорились. «Как ты смеешь, говорю, с продранным локтем ко мне входить, — вон, негодяй!» Повернулся, вышел и больше не приходил. Я Марфе Петровне тогда не сказал. Хотел
было панихиду по нем отслужить, да посовестился.
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну, до свидания… ах да! Ведь вот что забыл!
Передайте, Родион Романович, вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась за неделю до
смерти, и при мне дело
было. Недели через две-три Авдотья Романовна может и деньги получить.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что
смерть тебя вдруг застанет, как ты
есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь
перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Ему казалось, что он весь запылился, выпачкан липкой паутиной; встряхиваясь, он ощупывал костюм, ловя на нем какие-то невидимые соринки, потом, вспомнив, что, по народному поверью, так «обирают» себя люди
перед смертью, глубоко сунул руки в карманы брюк, — от этого стало неловко идти, точно он связал себя. И, со стороны глядя, смешон, должно
быть, человек, который шагает одиноко по безлюдной окраине, — шагает, сунув руки в карманы, наблюдая судороги своей тени, маленький, плоский, серый, — в очках.
Смерть у них приключалась от вынесенного
перед тем из дома покойника головой, а не ногами из ворот; пожар — от того, что собака выла три ночи под окном; и они хлопотали, чтоб покойника выносили ногами из ворот, а
ели все то же, по стольку же и спали по-прежнему на голой траве; воющую собаку били или сгоняли со двора, а искры от лучины все-таки сбрасывали в трещину гнилого пола.
Софья Андреева (эта восемнадцатилетняя дворовая, то
есть мать моя)
была круглою сиротою уже несколько лет; покойный же отец ее, чрезвычайно уважавший Макара Долгорукого и ему чем-то обязанный, тоже дворовый, шесть лет
перед тем, помирая, на одре
смерти, говорят даже, за четверть часа до последнего издыхания, так что за нужду можно бы
было принять и за бред, если бы он и без того не
был неправоспособен, как крепостной, подозвав Макара Долгорукого, при всей дворне и при присутствовавшем священнике, завещал ему вслух и настоятельно, указывая на дочь: «Взрасти и возьми за себя».
Алексей Никанорович (Андроников), занимавшийся делом Версилова, сохранял это письмо у себя и, незадолго до своей
смерти,
передал его мне с поручением «приберечь» — может
быть, боялся за свои бумаги, предчувствуя
смерть.
«И как они все уверены, и те, которые работают, так же как и те, которые заставляют их работать, что это так и должно
быть, что в то время, как дома их брюхатые бабы работают непосильную работу, и дети их в скуфеечках
перед скорой голодной
смертью старчески улыбаются, суча ножками, им должно строить этот глупый ненужный дворец какому-то глупому и ненужному человеку, одному из тех самых, которые разоряют и грабят их», думал Нехлюдов, глядя на этот дом.
Социальная борьба, отвлекающая человека от размышлений над своей судьбой и смыслом своего существования, уляжется, и человек
будет поставлен
перед трагизмом
смерти, трагизмом любви, трагизмом конечности всего в этом мире.
— Не стану я вас, однако, долее томить, да и мне самому, признаться, тяжело все это припоминать. Моя больная на другой же день скончалась. Царство ей небесное (прибавил лекарь скороговоркой и со вздохом)!
Перед смертью попросила она своих выйти и меня наедине с ней оставить. «Простите меня, говорит, я, может
быть, виновата
перед вами… болезнь… но, поверьте, я никого не любила более вас… не забывайте же меня… берегите мое кольцо…»
Но виновный
был нужен для мести нежного старика, он бросил дела всей империи и прискакал в Грузино. Середь пыток и крови, середь стона и предсмертных криков Аракчеев, повязанный окровавленным платком, снятым с трупа наложницы, писал к Александру чувствительные письма, и Александр отвечал ему: «Приезжай отдохнуть на груди твоего друга от твоего несчастия». Должно
быть, баронет Виллие
был прав, что у императора
перед смертью вода разлилась в мозгу.
Десять лет
перед своей
смертью Вадим женился на моей кузине, и я
был шафером на свадьбе.
— Распоряжение
перед смертью сделал? — спросила она домашних, когда все
было кончено.
Я сказал Лидии
перед смертью, что она
была огромной духовной поддержкой моей жизни.
У меня никогда не
было особенного страха
перед собственной
смертью, и я мало о ней думал.
Она до конца сохранила ясность сознания и все, что говорила, вернее писала,
перед смертью,
было прекрасно.
Мне
было искренно жаль Мощинского, и, кроме того, в душе стояла какая-то пустота, сознание своего ничтожества
перед этой
смертью.
Страшна
была тайна жизни и
смерти, и
перед нею мы в то время
были, кажется, настоящими язычниками.
Всю жизнь у этого гордого, полного страстей, важного барина, настоящего гранд-сеньора,
была память о
смерти, и все время он хотел смириться
перед волей Бога.
Уход Толстого из семьи
перед смертью есть эсхатологический уход и полон глубокого смысла.
Память смертная, о которой
есть христианская молитва, у него всегда
была, он жил и мыслил
перед лицом
смерти, не его собственной, а других людей, всех умерших людей за всю историю.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни
перед лицом
смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего мира, вера в возможность окончательного социального устроения человечества и в верховное могущество науки — все это
было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Он поспешил
передать ему свой взгляд на дело, прибавив, что, по его мнению, может
быть, и смерть-то старика происходит, главное, от ужаса, оставшегося в его сердце после проступка, и что к этому не всякий способен.
— В Твери, — подтвердил генерал, —
перед самою
смертью состоялся перевод в Тверь, и даже еще пред развитием болезни. Вы
были еще слишком малы и не могли упомнить ни перевода, ни путешествия; Павлищев же мог ошибиться, хотя и превосходнейший
был человек.
— Теодор! — продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая свои удивительно красивые пальцы с розовыми лощеными ногтями, — Теодор, я
перед вами виновата, глубоко виновата, — скажу более, я преступница; но вы выслушайте меня; раскаяние меня мучит, я стала самой себе в тягость, я не могла более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам, но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим… puis, j’ai été si malade, я
была так больна, — прибавила она и провела рукой по лбу и по щеке, — я воспользовалась распространившимся слухом о моей
смерти, я покинула все; не останавливаясь, день и ночь спешила я сюда; я долго колебалась предстать пред вас, моего судью — paraî tre devant vous, mon juge; но я решилась наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту, ехать к вам; я узнала ваш адрес в Москве.
Потом Лаврецкий перешел в гостиную и долго не выходил из нее: в этой комнате, где он так часто видал Лизу, живее возникал
перед ним ее образ; ему казалось, что он чувствовал вокруг себя следы ее присутствия; но грусть о ней
была томительна и не легка: в ней не
было тишины, навеваемой
смертью.
Пущина с просьбой помочь ей
передать свои, фонвизинские, имения в казну, так как опасалась, что в случае ее
смерти законный наследник этих имений крепостник С. П. Фонвизин
будет притеснять крестьян.
Про Василия Львовича и того не знаю — говорят, не долго хворал
перед смертью, но он уже
был давно болен; давно мне твердили: que c'est le commencement de la foi!
— Люди
перед смертью бывают слабы, — начала она едва слышно, оставшись с Лобачевским. — Физические муки могут заставить человека сказать то, чего он никогда не думал; могут заставить его сделать то, чего бы он не хотел. Я желаю одного, чтобы этого не случилось со мною… но если мои мучения
будут очень сильны…
И в хрустально-чистом холодном воздухе торжественно, величаво и скорбно разносились стройные звуки: «Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!» И какой жаркой, ничем ненасытимой жаждой жизни, какой тоской по мгновенной, уходящей, подобно сну, радости и красоте бытия, каким ужасом
перед вечным молчанием
смерти звучал древний
напев Иоанна Дамаскина!
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают, знал, что все умрут, знал, что в сражениях солдаты погибают тысячами, очень живо помнил
смерть дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но
смерть мельника Болтуненка, который
перед моими глазами шел,
пел, говорил и вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
— А если бы этой
смерти не последовало, и
перед вами очутилось бы две женщины, — вам бы неловко
было! — заметила не без лукавства Мари.
— Ее мать
была дурным и подлым человеком обманута, — произнес он, вдруг обращаясь к Анне Андреевне. — Она уехала с ним от отца и
передала отцовские деньги любовнику; а тот выманил их у нее обманом, завез за границу, обокрал и бросил. Один добрый человек ее не оставил и помогал ей до самой своей
смерти. А когда он умер, она, два года тому назад, воротилась назад к отцу. Так, что ли, ты рассказывал, Ваня? — спросил он отрывисто.
— Нет, не то что скрывал, а я сама тогда не понимала. Прямо-то он не открывался мне, потому что я еще не готова
была. Это он и
перед смертью мне высказал.
Но в том-то и ужас, что эти тела — невидимые —
есть, они непременно, неминуемо должны
быть: потому что в математике, как на экране, проходят
перед нами их причудливые, колючие тени — иррациональные формулы; и математика, и
смерть — никогда не ошибаются.
К тому же и такая
была у меня мысль, что
перед смертью кажный человек сокровенным ведением просвещается; стало
быть, если б совесть его
была чем ни на
есть замарана, зачем же бы ему не примириться с ней
перед смертью: там ведь не человеческий суд, а божий!
Иду я к Власу, а сам дорогой все думаю: господи ты боже наш! что же это такое с нам
будет, коли да не оживет она? Господи! что же, мол, это
будет! ведь засудят меня на
смерть, в остроге живьем, чать, загибнешь: зачем, дескать, мертвое тело в избе держал! Ин вынести ее за околицу в поле — все полегче, как целым-то миром
перед начальством в ответе
будем.
В сущности, однако ж, в том положении, в каком он находился, если бы и возникли в уме его эти вопросы, они
были бы лишними или, лучше сказать, только измучили бы его, затемнили бы вконец тот луч, который хоть на время осветил и согрел его существование. Все равно, ему ни идти никуда не придется, ни задачи никакой выполнить не предстоит.
Перед ним широко раскрыта дверь в темное царство
смерти — это единственное ясное разрешение новых стремлений, которые волнуют его.
Левушка Крутицын
был мальчик нервный и впечатлительный; он не выдержал
перед мыслью о предстоящей семейной разноголосице и поспешил произнести суд над укоренившимися в семье преданиями, послав себе вольную
смерть.
Вот меня и отпустили, и я теперь на богомоление в Соловки к Зосиме и Савватию благословился и пробираюсь. Везде
был, а их не видал и хочу им
перед смертью поклониться.
— Помолимся! — сказала Настенька, становясь на колени
перед могилой. — Стань и ты, — прибавила она Калиновичу. Но тот остался неподвижен. Целый ад
был у него в душе; он желал в эти минуты или себе
смерти, или — чтоб умерла Настенька. Но испытание еще тем не кончилось: намолившись и наплакавшись, бедная девушка взяла его за руку и положила ее на гробницу.
Я все-таки хотела
быть настоящей ему женой и раскаялась
перед ним, как только может человек раскаяться
перед смертью.
«Ах, скверно!» подумал Калугин, испытывая какое-то неприятное чувство, и ему тоже пришло предчувствие, т. е. мысль очень обыкновенная — мысль о
смерти. Но Калугин
был не штабс-капитан Михайлов, он
был самолюбив и одарен деревянными нервами, то, что называют, храбр, одним словом. — Он не поддался первому чувству и стал ободрять себя. Вспомнил про одного адъютанта, кажется, Наполеона, который,
передав приказание, марш-марш, с окровавленной головой подскакал к Наполеону.
Панталеоне тоже собирался в Америку, но умер
перед самым отъездом из Франкфурта. «А Эмилио, наш милый, несравненный Эмилио — погиб славной
смертью за свободу родины, в Сицилии, куда он отправился в числе тех „Тысячи“, которыми предводительствовал великий Гарибальди; мы все горячо оплакали кончину нашего бесценного брата, но, и проливая слезы, мы гордились им — и вечно
будем им гордиться и свято чтить его память!
У него
было большое, грубое, красное лицо с мясистым носом и с тем добродушно-величавым, чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, какое свойственно мужественным и простым людям, видавшим часто и близко
перед своими глазами опасность и
смерть.
Первое: вы должны
быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что
будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да
будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о
смерти, которая таким образом явится
перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
— Да вот что, хозяин: беда случилась, хуже
смерти пришлось; схватили окаянные опричники господина моего, повезли к Слободе с великою крепостью, сидит он теперь, должно
быть, в тюрьме, горем крутит, горе мыкает; а за что сидит, одному богу ведомо; не сотворил никакого дурна ни
перед царем, ни
перед господом; постоял лишь за правду, за боярина Морозова да за боярыню его, когда они лукавством своим, среди веселья, на дом напали и дотла разорили.
Хотя
перед самоубийством человек проклинает свою жизнь, хотя он положительно знает, что для него
смерть есть свобода, но орудие
смерти все-таки дрожит в его руках, нож скользит по горлу, пистолет, вместо того чтоб бить прямо в лоб, бьет ниже, уродует.
Потом приснилась Людмиле великолепная палата с низкими, грузными сводами, — и толпились в ней нагие, сильные, прекрасные отроки, — а краше всех
был Саша. Она сидела высоко, и нагие отроки
перед нею поочередно бичевали друг друга. И когда положили на пол Сашу, головою к Людмиле, и бичевали его, а он звонко смеялся и плакал, — она хохотала, как иногда хохочут во сне, когда вдруг усиленно забьется сердце, — смеются долго, неудержимо, смехом сомозабвения и
смерти…