Неточные совпадения
Городничий. Нет, нет; позвольте уж мне самому. Бывали трудные случаи
в жизни, сходили, еще даже и спасибо получал. Авось бог
вынесет и теперь. (Обращаясь к Бобчинскому.)Вы говорите, он молодой человек?
Городничий. Две недели! (
В сторону.)Батюшки, сватушки!
Выносите, святые угодники!
В эти две недели высечена унтер-офицерская жена! Арестантам не выдавали провизии!. На улицах кабак, нечистота! Позор! поношенье! (Хватается за голову.)
«Пей, вахлачки, погуливай!»
Не
в меру было весело:
У каждого
в груди
Играло чувство новое,
Как будто
выносила их
Могучая волна
Со дна бездонной пропасти
На свет, где нескончаемый
Им уготован пир!
Однако Клима Лавина
Крестьяне полупьяные
Уважили: «Качать его!»
И ну качать… «Ура!»
Потом вдову Терентьевну
С Гаврилкой, малолеточком,
Клим посадил рядком
И жениха с невестою
Поздравил! Подурачились
Досыта мужики.
Приели все, все припили,
Что господа оставили,
И только поздним вечером
В деревню прибрели.
Домашние их встретили
Известьем неожиданным:
Скончался старый князь!
«Как так?» — Из лодки
вынеслиЕго уж бездыханного —
Хватил второй удар...
Съестного сколько
вынесетУтроба — то и спрашивай,
А водки можно требовать
В день ровно по ведру.
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной
в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь
вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Наставшее затем утро также не благоприятствовало проискам польской интриги, так как интрига эта, всегда действуя
в темноте, не может
выносить солнечного света.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог
вынести без боли
в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело.
«То и прелестно, — думал он, возвращаясь от Щербацких и
вынося от них, как и всегда, приятное чувство чистоты и свежести, происходившее отчасти и оттого, что он не курил целый вечер, и вместе новое чувство умиления пред ее к себе любовью, — то и прелестно, что ничего не сказано ни мной, ни ею, но мы так понимали друг друга
в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций, что нынче яснее, чем когда-нибудь, она сказала мне, что любит.
Вот и она, — прибавила она, взглянув
в окно на красавицу Итальянку-кормилицу, которая
вынесла ребенка
в сад, и тотчас же незаметно оглянувшись на Вронского.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он
в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги
вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот день он провел вне дома, и, когда приехал поздно вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.
Вернувшись с Кити с вод и пригласив к себе к кофе и полковника, и Марью Евгеньевну, и Вареньку, князь велел
вынести стол и кресла
в садик, под каштан, и там накрыть завтрак.
Здоровый, свежий, как девка, детина, третий от руля, запевал звонко один, вырабатывая чистым голосом; пятеро подхватывало, шестеро
выносило — и разливалась беспредельная, как Русь, песня; и, заслонивши ухо рукой, как бы терялись сами певцы
в ее беспредельности.
По причине толщины, он уже не мог ни
в каком случае потонуть и как бы ни кувыркался, желая нырнуть, вода бы его все
выносила наверх; и если бы село к нему на спину еще двое человек, он бы, как упрямый пузырь, остался с ними на верхушке воды, слегка только под ними покряхтывал да пускал носом и ртом пузыри.
Мадера, точно, даже горела во рту, ибо купцы, зная уже вкус помещиков, любивших добрую мадеру, заправляли ее беспощадно ромом, а иной раз вливали туда и царской водки,
в надежде, что всё
вынесут русские желудки.
В голове просто ничего, как после разговора с светским человеком: всего он наговорит, всего слегка коснется, все скажет, что понадергал из книжек, пестро, красно, а
в голове хоть бы что-нибудь из того
вынес, и видишь потом, как даже разговор с простым купцом, знающим одно свое дело, но знающим его твердо и опытно, лучше всех этих побрякушек.
Так как он первый
вынес историю о мертвых душах и был, как говорится,
в каких-то тесных отношениях с Чичиковым, стало быть, без сомнения, знает кое-что из обстоятельств его жизни, то попробовать еще, что скажет Ноздрев.
И те, которые отправились с кошевым
в угон за татарами, и тех уже не было давно: все положили головы, все сгибли — кто положив на самом бою честную голову, кто от безводья и бесхлебья среди крымских солончаков, кто
в плену пропал, не
вынесши позора; и самого прежнего кошевого уже давно не было на свете, и никого из старых товарищей; и уже давно поросла травою когда-то кипевшая козацкая сила.
Казалось, как будто, не
вынося мучений
в домах, многие нарочно выбежали на улицу: не ниспошлется ли
в воздухе чего-нибудь, питающего силы.
Он
выносил беспокойный труд с решительным напряжением воли, чувствуя, что ему становится все легче и легче по мере того, как суровый корабль вламывался
в его организм, а неумение заменялось привычкой.
— Да что же это я! — продолжал он, восклоняясь опять и как бы
в глубоком изумлении, — ведь я знал же, что я этого не
вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту… пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю… Чего ж я теперь-то? Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко… ведь меня от одной мысли наяву стошнило и
в ужас бросило…
Дуня из этого свидания по крайней мере
вынесла одно утешение, что брат будет не один: к ней, Соне, к первой пришел он со своею исповедью;
в ней искал он человека, когда ему понадобился человек; она же и пойдет за ним, куда пошлет судьба.
Вот
в чем одном признавал он свое преступление: только
в том, что не
вынес его и сделал явку с повинною.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! —
в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь
в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не
вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
Мало было ему, что муку
вынес, когда за дверью сидел, а
в дверь ломились и колокольчик звонил, — нет, он потом уж на пустую квартиру,
в полубреде, припомнить этот колокольчик идет, холоду спинного опять испытать потребовалось….
— Нет, не видал, да и квартиры такой, отпертой, что-то не заметил… а вот
в четвертом этаже (он уже вполне овладел ловушкой и торжествовал) — так помню, что чиновник один переезжал из квартиры… напротив Алены Ивановны… помню… это я ясно помню… солдаты диван какой-то
выносили и меня к стене прижали… а красильщиков — нет, не помню, чтобы красильщики были… да и квартиры отпертой нигде, кажется, не было.
(Раскольникову несколько раз
в эти дни мелькалась и вспоминалась клочками вся эта сцена с Порфирием;
в целом он бы не мог
вынести воспоминания.)
Это ночное мытье производилось самою Катериной Ивановной, собственноручно, по крайней мере два раза
в неделю, а иногда и чаще, ибо дошли до того, что переменного белья уже совсем почти не было, и было у каждого члена семейства по одному только экземпляру, а Катерина Ивановна не могла
выносить нечистоты и лучше соглашалась мучить себя по ночам и не по силам, когда все спят, чтоб успеть к утру просушить мокрое белье на протянутой веревке и подать чистое, чем видеть грязь
в доме.
В передней было очень темно и пусто, ни души, как будто все
вынесли; тихонько, на цыпочках прошел он
в гостиную: вся комната была ярко облита лунным светом; все тут по-прежнему: стулья, зеркало, желтый диван и картинки
в рамках.
Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее
в глаза,
в губы… Потом вдруг вскакивает и
в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку.
В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его, наконец, и
выносит из толпы.
Вдруг хохот раздается залпом и покрывает все: кобыленка не
вынесла учащенных ударов и
в бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!
«Боже, что с ним!» Обе плакали, обе
вынесли крестную муку
в эти полтора часа ожидания.
Анна терпеливо
выносила все причуды тетки, исподволь занималась воспитанием сестры и, казалось, уже примирилась с мыслию увянуть
в глуши…
Он едва
вынес этот удар, поседел
в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться… но тут настал 48-й год.
— Из-за этой любви я и не женился, потому что, знаете, третий человек
в доме — это уже помеха! И — не всякая жена может
вынести упражнения на скрипке. А я каждый день упражняюсь. Мамаша так привыкла, что уж не слышит…
В больнице, когда
выносили гроб, он взглянул на лицо Варвары, и теперь оно как бы плавало пред его глазами, серенькое, остроносое, с поджатыми губами, — они поджаты криво и оставляют открытой щелочку
в левой стороне рта,
в щелочке торчит золотая коронка нижнего резца. Так Варвара кривила губы всегда во время ссор, вскрикивая...
— Насколько ты, с твоей сдержанностью, аристократичнее других! Так приятно видеть, что ты не швыряешь своих мыслей, знаний бессмысленно и ненужно, как это делают все, рисуясь друг перед другом! У тебя есть уважение к тайнам твоей души, это — редко. Не
выношу людей, которые кричат, как заплутавшиеся
в лесу слепые. «Я, я, я», — кричат они.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел
в сад, заглянул
в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком
в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие
в темных ямах, непонятливо смотрит на ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты
вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
— Что же делать с ней? Ночью я буду бояться ее, да и нельзя держать
в тепле. Позвольте
в сарай
вынести?
Как всегда, после пассивного участия
в собраниях людей, он чувствовал себя как бы измятым словами, пестротою и обилием противоречий. И, как всегда, он
вынес из собрания у Лаптева обычное пренебрежение к людям.
— Я не
выношу праздничных улиц и людей, которые
в седьмой день недели одевают на себя чистенькие костюмы, маски счастливцев.
Со двора дома, напротив квартиры Самгина,
выносили деревянное сооружение,
в котором болтался куль, набитый соломой.
В годы своего студенчества он мудро и удачно избегал участия
в уличных демонстрациях, но раза два издали видел, как полиция разгоняла, арестовывала демонстрантов, и
вынес впечатление, что это делалось грубо, отвратительно.
— Ночью на бульвар
вынесете. И Васю — тоже, — сказал, пропуская их мимо себя, Яков, — сказал негромко,
в нос, и ушел во двор.
Круг все чаще разрывался, люди падали, тащились по полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали
в сторону,
в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную воду
в чане, брызгали ею
в лицо друг другу и, сбитые с ног, падали. Упала и эта маленькая неестественно легкая старушка, — кто-то поднял ее на руки,
вынес из круга и погрузил
в темноту, точно
в воду.
Вера эта звучала почти
в каждом слове, и, хотя Клим не увлекался ею, все же он
выносил из флигеля не только кое-какие мысли и меткие словечки, но и еще нечто, не совсем ясное, но
в чем он нуждался; он оценивал это как знание людей.
— Не
выношу кротких! Сделать бы меня всемирным Иродом, я бы как раз объявил поголовное истребление кротких, несчастных и любителей страдания. Не уважаю кротких! Плохо с ними, неспособные они, нечего с ними делать. Не гуманный я человек, я как раз железо произвожу, а — на что оно кроткому? Сказку Толстого о «Трех братьях» помните? На что дураку железо, ежели он обороняться не хочет? Избу кроет соломой, землю пашет сохой, телега у него на деревянном ходу, гвоздей потребляет полфунта
в год.
Но из его рассказов Самгин
выносил впечатление, что дядя Миша предлагает звать народ на помощь интеллигенции, уставшей
в борьбе за свободу народа.
— Ради ее именно я решила жить здесь, — этим все сказано! — торжественно ответила Лидия. — Она и нашла мне этот дом, — уютный, не правда ли? И всю обстановку, все такое солидное, спокойное. Я не
выношу новых вещей, — они, по ночам, трещат. Я люблю тишину. Помнишь Диомидова? «Человек приближается к себе самому только
в совершенной тишине». Ты ничего не знаешь о Диомидове?
Самгин простился со стариком и ушел, убежденный, что хорошо, до конца, понял его. На этот раз он
вынес из уютной норы историка нечто беспокойное. Он чувствовал себя человеком, который не может вспомнить необходимое ему слово или впечатление, сродное только что пережитому. Шагая по уснувшей улице, под небом, закрытым одноцветно серой массой облаков, он смотрел
в небо и щелкал пальцами, напряженно соображая: что беспокоит его?