Неточные совпадения
Бросились они все разом в болото, и больше половины их тут потопло («многие за
землю свою поревновали», говорит летописец); наконец,
вылезли из трясины и видят:
на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
Мы
вылезали из экипажа, становились
на колени и целовали
землю…
— А я опять знаю, что двигаться нельзя в таких делах. Стою и не шевелюсь.
Вылез он и прямо
на меня… бледный такой… глаза опущены, будто что по
земле ищет. Признаться тебе сказать, у меня по спине мурашки побежали, когда он мимо прошел совсем близко, чуть локтем не задел.
Большая неуклюжая коляска медленно съехала с шоссе
на плац и остановилась. Из нее с одной стороны тяжело
вылез, наклонив весь кузов набок, полковой командир, а с другой легко соскочил
на землю полковой адъютант, поручик Федоровский — высокий, щеголеватый офицер.
Хозяин послал меня
на чердак посмотреть, нет ли зарева, я побежал,
вылез через слуховое окно
на крышу — зарева не было видно; в тихом морозном воздухе бухал, не спеша, колокол; город сонно прилег к
земле; во тьме бежали, поскрипывая снегом, невидимые люди, взвизгивали полозья саней, и все зловещее охал колокол. Я воротился в комнаты.
Валёк поставил условием, что я должен до света лежать или сидеть
на гробе, не сходя с него, что бы ни случилось, если даже гроб закачается, когда старик Калинин начнет
вылезать из могилы. Спрыгнув
на землю, я проиграю.
Феня была большая охотница до цветов, и все окна были уставлены цветочными горшками, но и цветки были тоже все старинные: герани, кактусы (эти кактусы сильно походили
на шишковатые зеленые косы, которые
вылезали прямо из
земли), петухи, жасмин, олеандры, гортензии и т. д.
— Я ел
землю, я был
на самом верху,
на гребне Орлиного Гнезда, и был сброшен оттуда… И как счастливо упал! Я был уже
на вершине Орлиного Гнезда, когда у защищавшихся не было патронов, не хватало даже камней.
На самом гребне скалы меня столкнули трупом. Я, падая, ухватился за него, и мы вместе полетели в стремнину. Ночью я пришел в себя,
вылез из-под трупа и ушел к морю…
Вот эта-то глухомань и была для маленькой Маши ее детским садом, куда она
вылезала из окна вровень с
землей. Отец, бывало,
на репетиции, мать хлопочет по хозяйству, а Машенька гуляет одна-одинешенька. Рвет единственные цветы — колючий репей и в кровь руки исколет. Большие ливни вымывают иногда кости.
Тени плавают, задевают стебли трав; шорох и шёпот вокруг; где-то суслик
вылез из норы и тихо свистит. Далеко
на краю
земли кто-то тёмный встанет — может, лошадь в ночном — постоит и растает в море тёплой тьмы. И снова возникает, уже в ином месте, иной формы… Так всю ночь бесшумно двигаются по полям немые сторожа земного сна, ласковые тени летних ночей. Чувствуешь, что около тебя,
на всём круге земном, притаилась жизнь, отдыхая в чутком полусне, и совестно, что телом твоим ты примял траву.
На дворе толклись мужики в синих вытертых портках, в розовых и красных рубахах, босоногие, растрёпанные, и, хотя одёжа
на них была цветная, все они казались серыми, точно долго лежали в
земле, только что
вылезли из неё и ещё не отряхнулись. Молча дёргали его за руку, щупали хитрыми глазами, некоторые мычали что-то, а дурашливый Никита Проезжев, плотник, спросил тенорком...
— Я купца убил, я и ножик тебе подсунул. Я и тебя хотел убить, да
на дворе зашумели: я сунул тебе ножик в мешок и
вылез в окно. — Аксенов молчал и не знал, что сказать. Макар Семенов спустился с нары, поклонился в
землю и сказал...
Сани остановились у кладбищенских ворот. Узелков и Шапкин
вылезли из саней, вошли в ворота и направились по длинной, широкой аллее. Оголенные вишневые деревья и акации, серые кресты и памятники серебрились инеем. В каждой снежинке отражался ясный солнечный день. Пахло, как вообще пахнет
на всех кладбищах: ладаном и свежевскопанной
землей…