Неточные совпадения
Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж
к морю отправляюсь я.
Потом за трубкой раскаленной,
Волной соленой оживленный,
Как мусульман в своем раю,
С восточной гущей кофе пью.
Иду гулять. Уж благосклонный
Открыт Casino; чашек звон
Там раздается; на балкон
Маркёр
выходит полусонный
С метлой в руках, и у крыльца
Уже сошлися два купца.
Часа в три мы снялись с якоря, пробыв ровно три месяца в Нагасаки: 10 августа пришли и 11 ноября ушли. Я лег было спать, но топот людей, укладка якорной цепи разбудили меня. Я
вышел в ту минуту, когда мы
выходили на первый рейд,
к Ковальским, так называемым, воротам. Недавно я еще катался тут. Вон и бухта, которую мы осматривали, вон Паппенберг, все знакомые рытвины и ложбины на дальних высоких горах, вот Каменосима, Ивосима, вон, налево, синеет мыс Номо, а вот и простор, беспредельность,
море!
Но зато мелькают между ними — очень редко, конечно, — и другие — с натяжкой, с насилием языка. Например, моряки пишут: «Такой-то фрегат где-нибудь в бухте стоял «мористо»: это уже не хорошо, но еще хуже
выходит «мористее», в сравнительной степени. Не морскому читателю, конечно, в голову не придет, что «мористо» значит близко, а «мористее» — ближе
к открытому
морю, нежели
к берегу.
Я не пошел туда, а повернул вправо по ключику Ада, чтобы
выйти в один из верхних притоков соседней реки Кумуху, намереваясь по ней спуститься
к морю. В сумерки мы немного не дошли до водораздела и стали биваком в густом лесу.
Ближайшей
к морю рекой, по которой можно
выйти на Бикин, будет Буй.
Амагу будет южной границей, где лось
выходит к берегу
моря.
На поляне, ближайшей
к морю, поселился старовер Долганов, занимающийся эксплуатацией туземцев, живущих на соседних с ним реках. Мне не хотелось останавливаться у человека, который строил свое благополучие за счет бедняков; поэтому мы прошли прямо
к морю и около устья реки нашли Хей-ба-тоу с лодкой. Он прибыл
к Кумуху в тот же день, как
вышел из Кусуна, и ждал нас здесь около недели.
Мы рассчитали, что если пойдем по тропе, то
выйдем на реку Найну
к корейцам, и если пойдем прямо, то придем на берег
моря к скале Ван-Син-лаза. Путь на Найну нам был совершенно неизвестен, и
к тому же мы совершенно не знали, сколько времени может занять этот переход. До
моря же мы рассчитывали дойти если не сегодня, то, во всяком случае, завтра
к полудню.
Подкрепив силы чаем с хлебом, часов в 11 утра мы пошли вверх по реке Сальной. По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он ближе всего подходит
к морю. Со стороны Арзамасовки подъем на него крутой, а с западной стороны — пологий. Весь хребет покрыт густым смешанным лесом. Перевал будет на реке Ли-Фудзин, по которой мы
вышли с реки Улахе
к заливу Ольги.
На другой день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского охотничьего балагана шли 2 тропы: одна — вниз, по реке Синанце, а другая — вправо, по реке Аохобе (по-удэгейски — Эhе, что значит — черт). Если бы я пошел по Синанце, то
вышел бы прямо
к заливу Джигит. Тогда побережье
моря между реками Тютихе и Иодзыхе осталось бы неосмотренным.
За перевалом, следуя течению воды
к востоку, мы часа в 3,5 дня
вышли на реку Инза-Лазагоу — Долина серебряной скалы. Река эта будет самым большим и ближайшим
к морю притоком Тютихе. В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них, в свою очередь, слагается из нескольких мелких ручьев.
По ней можно
выйти на берег
моря к бухтам Ванчин и Валентина.
На 7 км ниже в Санхобе впадает небольшая речка, не имеющая названия. По ней можно
выйти к самым истокам Билембе, впадающей в
море севернее бухты Терней. Немного выше устья этой безымянной речки Дунца принимает в себя еще один приток, который китайцы называют Сяоца. Тут тропы разделились: одна пошла вверх по Дунце, а другая свернула влево.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул
к биваку. Слева от меня было
море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
Как
вышли из буфты в Твердиземное
море, так стремление его
к России такое сделалось, что никак его нельзя было успокоить. Водопление стало ужасное, а Левша все вниз в каюты нейдет — под презентом сидит, нахлобучку надвинул и
к отечеству смотрит.
Выйдя из парка, бродячая труппа спустилась крутой, сыпучей тропинкой
к морю.
Засветили в доме огня, и вижу я с улицы-то, как они по горницам забегали: известно, прибрать что ни на есть надо. Хозяин же был на этот счет уже нашустрен и знал, за какой причиной в ночную пору чиновник наехал.
Морили они нас на морозе с четверть часа; наконец
вышел к нам сам хозяин.
« — Быть или не быть — вот в чем вопрос. Что доблестнее для души: сносить удары оскорбительной судьбы, или вооружиться против
моря зол и победить его, исчерпав разом! Умереть… уснуть!..» Нет, это не
выходит, холодно: это не задушевно — не правда ли? — отнесся он
к немцу.
Окиян-море всем
морям мати;
выходила из него церковь соборная; что во той ли во церкви во соборныя почивают мощи попа римского, попа римского Климентия; обошло то
море окол всей земли; все реки
к морю собегалися, все
к окиян-морю приклонилися.
Яик, по указу Екатерины II переименованный в Урал,
выходит из гор, давших ему нынешнее его название; течет
к югу вдоль их цепи, до того места, где некогда положено было основание Оренбургу и где теперь находится Орская крепость; тут, разделив каменистый хребет их, поворачивает на запад и, протекши более двух тысяч пятисот верст, впадает в Каспийское
море.
Она вся разбилась об утесы и вместе с великолепным кораблем «Black Prince» и с английским золотом пошла ко дну около Белых камней, которые и теперь еще внушительно торчат из воды там, где узкое горло бухты расширяется
к морю, с правой стороны, если
выходишь из Балаклавы.
В заговорах от лихорадок, называемых «Молитва св. Сисиния», рассказывается, как
к святому, стоящему на морском берегу,
вышли из
моря «семь простовласых дев»; по молитве святого, явившиеся архангелы избили этих дев; число и имена лихорадок и архангелов непостоянно: лихорадок бывает двенадцать, вместо Сисиния — Сихаил и Михаил, имена архангелов — Урил, Рафаил, Варахель, Рагуил, Афанаил, Тоил.
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между
моря и небес
На корабль — и в щель залез.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы конями,
Все донскими жеребцами,
А теперь нам
вышел срок —
И лежит нам путь далек:
Мимо острова Буяна
В царство славного Салтана…»
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По
морю по Окияну
К славному царю Салтану...
А теперь нам
вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По
морю по Окияну
К славному царю Салтану...
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Князь опять: душа-де просит…
Так и тянет и уносит…
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на
море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.
Шредер ее не очень осматривал (эти медики бывают иногда свысока небрежны), а только сказал мне в другой комнате, что это осталось после болезни и что с весной недурно куда-нибудь съездить
к морю или, если нельзя, то просто переселиться на дачу. Одним словом, ничего не сказал, кроме того, что есть слабость или там что-то. Когда Шредер
вышел, она вдруг сказала мне опять, ужасно серьезно смотря на меня...
Яков встал рано утром, когда солнце еще не палило так жарко и с
моря веяло бодрой свежестью. Он
вышел из барака
к морю умываться и, подойдя
к берегу, увидал Мальву. Она сидела на корме баркаса, причаленного
к берегу, и, спустив за борт голые ноги, расчесывала мокрые волосы.
Он стоит среди площади и смотрит на Короля. Справа медленно
выходит Поэт, направляясь за толпою
к морю.
На пятый день одному рыбаку случилось поймать очень большую, прекрасную рыбу, и захотел он подарить ее царю. Вот пришел он
к Поликрату на двор, и когда Поликрат
вышел к нему, рыбак сказал: «Царь, я поймал эту рыбу и принес тебе, потому что такую прекрасную рыбу только царю кушать». Поликрат поблагодарил рыбака и позвал его
к себе обедать. Рыбак отдал рыбу и пошел
к царю, а повара разрезали рыбу и нашли в ней тот самый перстень, что Поликрат бросил в
море.
— А главная причина, что морской человек бога завсегда должон помнить. Вода — не сухая путь. Ты с ей не шути и о себе много не полагай… На сухой пути человек больше о себе полагает, а на воде — шалишь! И по моему глупому рассудку
выходит, милый баринок, что который человек на
море бывал и имеет в себе понятие, тот беспременно должон быть и душой прост, и
к людям жалостлив, и умом рассудлив, и смелость иметь, одно слово, как, примерно, наш «голубь», Василий Федорыч, дай бог ему здоровья!
Сопровождавшие нас удэхейцы расположились в балагане, а мы — в своем шатре. Мне хотелось определить географические координаты устья ключика Сололи, но так как небо было не совсем чистое, то я решил совершить еще одну экскурсию по реке Самарге. Истоки ее находятся в высоком горном узле, откуда берут начало реки Анюй, Копи, Хор и Самарга, текущие в разные стороны от Сихотэ-Алиня. Таким образом, с Самарги можно
выйти на Уссури, Амур и обратно
к морю.
Поярков поднялся из Якутска по рекам Алдану, Учуру и Гонаму и, перевалив через Становой хребет, спустился по рекам Брянте и Зее
к Амуру, а по нему проплыл до устья и
вышел в Охотское
море.
Восьмого апреля мы подошли
к реке Тепты, по которой можно
выйти на реку Мука, впадающую в Ботчи. Это обычный путь для удэхейцев, совершающих зимнее путешествие вдоль берега
моря на собаках.
В селении Улема я застал ороча. Савушку Бизанка, с которым мы плыли на лодках вдоль берега
моря к реке Самарге. Он сообщил нам, что Иван Михайлович (Чочо), из того же рода Бизанка, обеспокоенный нашим отсутствием, ввиду надвигавшейся распутицы
выслал его нам навстречу.
Оказалось, что удэхейцы разошлись. Услышав звуки топоров и увидев зарево огня на берегу
моря, местные удэхейцы пошли на разведку. Подойдя почти вплотную
к нам, они стали наблюдать. Убедившись, что они имеют дело с людьми, которые их не обидят, удэхейцы
вышли из засады. Вскоре явились и наши провожатые. Они нашли юрту и в ней женщину. Узнав, что мужчины отправились на разведку, они позвали ее с собой и пошли прямо на бивак.
К восьми часам утра мы перебрались через последний мыс и подошли
к реке Нельме. На другой ее стороне стояла юрта. Из отверстия в ее крыше
выходил дым; рядом с юртой на песке лежали опрокинутые вверх дном лодки, а на самом берегу
моря догорал костер, очевидно он был разложен специально для нас. Его-то мы и видели ночью. Из юрты
вышел человек и направился
к реке. В левой руке он держал за жабры большую рыбину, а в правой — нож.
— Если бы ты пожелал, чтобы я отдала себя на ложе этого вельможи, то я бы безропотно исполнила это твое желание, не
выйдя из его опочивальни, я отдала бы за тебя выкуп, но не пришла бы
к тебе, а бросилась в
море.