В десять часов утра следующего дня Коротков наскоро
вскипятил чай, отпил без аппетита четверть стакана и, чувствуя, что предстоит трудный, хлопотливый день, покинул свою комнату и перебежал в тумане через мокрый асфальтовый двор. На двери флигеля было написано: «Домовой». Рука Короткова уже протянулась к кнопке, как глаза его прочитали: «По случаю смерти свидетельства не выдаются».
Неточные совпадения
Между тем я
вскипятил чайник, заварил
чай, налил ей чашку и подал с куском белого хлеба.
Он достал какой-то чугунок, даже чашку,
вскипятил воду, заварил
чаю, одним словом, услуживал с необыкновенным усердием, чем возбудил тотчас же в одном из больных несколько ядовитых насмешек на свой счет.
Уснул на полу. Мне подостлали какое-то тряпье, под голову баба дала свернутую шубку, от которой пахло керосином. Я долго не спал и проснулся, когда уже рассвело и на шестке
кипятили чугунок для
чая.
Чай тоже еще не был тогда введен в войсках, мы по утрам
кипятили в котелках воду на костре и запускали в кипяток сухари — вот и
чай.
Только когда перед привалом колонны начинают подтягиваться и перестраиваться для остановки, просыпаешься и с радостью думаешь о целом часе отдыха, когда можно развьючиться,
вскипятить воду в котелке и полежать на свободе, попивая горячий
чай.
Обрадовался я — показалось мне, что понял намерение его — испытать он хочет меня. Низко поклонясь, ушёл, живо
вскипятил самовар, внёс в комнату, а уже Антоний всё приготовил для
чая своей рукой и, когда я хотел уйти, сказал...
Нашли приют под большим камнем, оторванным от родной горы; кусты на нём раскинулись, свешиваясь вниз тёмным пологом, и легли мы в тёплой их тени. Костёр зажгли,
чай кипятим.
Лежу у опушки лесной, костер развёл,
чай кипячу. Полдень, жара, воздух, смолами древесными напоенный, маслян и густ — дышать тяжело. Даже птицам жарко — забились в глубь леса и поют там, весело строя жизнь свою. На опушке тихо. Кажется, что скоро растает всё под солнцем и разноцветно потекут по земле густыми потоками деревья, камни, обомлевшее тело моё.
Сел старик в лодку, уехал, а мы ушли подальше в падь,
чай вскипятили, сварили уху, раздуванили припасы и распрощались — старика-то послушались.
Стол стоял в простенке между окон, за ним сидело трое: Григорий и Матрёна с товаркой — пожилой, высокой и худой женщиной с рябым лицом и добрыми серыми глазами. Звали её Фелицата Егоровна, она была девицей, дочерью коллежского асессора, и не могла пить
чай на воде из больничного куба, а всегда
кипятила самовар свой собственный. Объявив всё это Орлову надорванным голосом, она гостеприимно предложила ему сесть под окном и дышать вволю «настоящим небесным воздухом», а затем куда-то исчезла.
Они с ней сварят хорошую уху, выпьют водки, поваляются на песке, разговаривая и любовно балуясь, потом, когда стемнеет,
вскипятят чайник
чая, напьются со вкусными баранками и лягут спать…
— Ну, пойду
чай кипятить… скоро гость проснется!
На ней варили
чай и
кипятили воду для стирки белья.
Знакомые лица, — осунувшиеся, зеленовато-серые от пыли, — казались новыми и чужими. Плечи вяло свисали, не хотелось шевелиться. Воды не было, не было не только, чтобы умыться, но даже для
чаю: весь ручей вычерпали до дна раньше пришедшие части. С большим трудом мы добыли четверть ведра какой-то жидкой грязи,
вскипятили ее и, засыпав
чаем, выпили. Подошли два знакомых офицера.
Дымились костры, солдаты
кипятили воду для
чая и грели консервы. От врачей султановского госпиталя мы узнали, что они со времени выхода из Мозысани тоже не работали и стояли, свернувшись, к югу от Мукдена. Но их, конечно, штаб корпуса не забыл известить об отступлении. Султанов, желтый, осунувшийся и угрюмый, сидел на складном стуле, и Новицкая клала сахар в его кофе.
Солдаты разжигали в земляных печурках каолян и
кипятили в котелках воду. Беловато-синие дымки вились над окопом. И назади, впереди, у наших и у японцев, — везде закурились дымки. В воздухе запахло гарью, напоминая о тепле и горячем
чае. С середины люнета донесся голос Катаранова...
Исанка ушла в кухню
вскипятить на примусе воды, пришла с кипятком, радостная, светящаяся. Пили
чай, болтали. Чувствовали себя близко-близко друг к другу; Исанка положила голову на плечо Борьки.