Неточные совпадения
И с сокрушением сердечным
Готов несчастный Кочубей
Перед
всесильным, бесконечным
Излить тоску мольбы своей.
Но не отшельника святого,
Он гостя узнает иного:
Свирепый Орлик перед ним.
И, отвращением томим,
Страдалец горько вопрошает:
«Ты здесь, жестокий
человек?
Зачем последний мой ночлег
Еще Мазепа возмущает...
Около реки Пия есть два утеса Садзасу-мамасани, имеющие человекоподобные формы. Удэгейцы говорят, что раньше это были
люди, но
всесильный Тему (хозяин рыб и морских животных) превратил их в скалы и заставил караулить береговые сопки.
Но не могу поверить, о
всесильный! чтобы
человек мольбу сердца своего воссылал ко другому какому-либо существу, а не к тебе.
Поместившись в уголке, эти
люди не от мира сего толковали о самых скучнейших материях для непосвященного: о пошлинах на привозной из-за границы чугун, о конкуренции заграничных машинных фабрикантов, о той
всесильной партии великих в заводском мире фирм с иностранными фамилиями, которые образовали государство в государстве и в силу привилегий, стоявших на стороне иностранных капиталов, давили железной рукой хромавшую на обе ноги русскую промышленность.
Если так, то гораздо неодолимее потребность спать: самый страстный любовник едва ли может пробыть без сна четверо суток; гораздо неодолимее потребности «любить» потребность есть и пить: это истинно безграничная потребность, потому что нет
человека, не признающего силы ее, между тем как о любви очень многие не имеют и понятия; из-за этой потребности совершается гораздо больше и гораздо труднейших подвигов, нежели от «
всесильного» могущества любви.
Ларион отвергал сатану, а надо было принять его, жития святых заставили — без сатаны непонятно падение
человека. Ларион видел бога единым творцом мира,
всесильным и непобедимым, — а откуда же тогда безобразное? По житиям святых выходило, что мастер всего безобразного и есть сатана. Я и принял его в такой должности: бог создает вишню, сатана — лопух, бог — жаворонка, сатана — сову.
И если бы
всесильный нам не запретил Самоубийства… Боже мой, великий боже! Как гнусны, бесполезны, как ничтожны Деянья
человека на земле!
Так он,
всесильный, низлагает
человека, егда возгордится!..
Люди всесильнее сознают, что самое главное в жизни — жизнь.
И заплакал. Этот старый черт, все еще пахнущий мехом, этот шут в черном сюртуке, этот пономарь с отвислым носом, совратитель маленьких девочек — заплакал! Но еще хуже то, что, поморгав глазами, заплакал и я, «мудрый, бессмертный,
всесильный!». Так плакали мы оба, два прожженных черта, попавших на землю, а
люди — я счастлив отдать им должное! — с сочувствием смотрели на наши горькие слезы. Плача и одновременно смеясь, я сказал...
Несчастный и бессильный
человек имеет
всесильного Бога.
От общественной деятельности, о которой она мечтала, она должна отказаться навсегда — волею
всесильного графа, ее мужа, у ней связаны руки более, нежели у жены самого простого
человека.
«Вот тебе и карьера, вот тебе и мечты о покровительстве
всесильного, о придворной жизни, красавицах… — думал совершенно упавший духом молодой
человек. — Красавицы! — он вспомнил коварную брюнетку и ее жгучий поцелуй. — Попутал бес, в какую попался кашу; может, всю жизнь придется расхлебывать…» — пронеслось у него в голове.
Насколько было правды в его словах — неизвестно.
Люди антиаракчеевской партии безусловно верили ему и даже варьировали его рассказ далеко не в пользу
всесильного, а потому ненавистного им графа. Другие же говорили иное, и, по их словам, граф в Зарудине только преследовал нарушения принципа бескорыстного и честного служения Царю и Отечеству, а личное столкновение с Павлом Кирилловичем не играло в отставке последнего никакой существенной роли.
Несмотря на это, старики Хомутовы очень хорошо понимали, с какими намерениями
всесильный граф Аракчеев зачастил в их скромное жилище и благодарили Бога за выпадающую их дочери высокую долю стать женою первого после государя
человека в России.
В то самое время, когда она, без ведома сына, устроила ему, как ей казалось, блестящую будущность, переведя его в военные поселения, под непосредственное начальство
всесильного Аракчеева, в московском обществе появился новый кавалер,
человек лет тридцати пяти, тотчас же записанный московскими кумушками в «женихи».
Россия погибает от безответственного русского
человека, который все возлагает то на социальную среду, то на судьбу, то на
всесильное самодержавное правительство, то на
всесильный пролетариат.