Неточные совпадения
Кити в это
время, давно уже совсем готовая, в белом платье, длинном вуале и венке померанцевых цветов, с посаженой матерью и сестрой Львовой стояла в зале Щербацкого дома и смотрела в окно, тщетно ожидая уже более получаса известия от своего шафера о
приезде жениха в церковь.
Она теперь с радостью мечтала о
приезде Долли с детьми, в особенности потому, что она для детей будет заказывать любимое каждым пирожное, а Долли оценит всё ее новое устройство. Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно
время и вить его и учиться, как это делать.
Она боялась, чтобы дочь, имевшая, как ей казалось, одно
время чувство к Левину, из излишней честности не отказала бы Вронскому и вообще чтобы
приезд Левина не запутал, не задержал дела, столь близкого к окончанию.
Вместе с путешественником было доложено о
приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и с которым нужно было переговорить. После его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем дел и еще надо было съездить по серьезному и важному делу к одному значительному лицу. Алексей Александрович только успел вернуться к пяти часам,
времени своего обеда, и, пообедав с правителем дел, пригласил его с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Левин в этот свой
приезд сошелся опять близко с бывшим товарищем по университету, профессором Катаваcовым, с которым он не видался со
времени своей женитьбы.
Но в это самое
время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая
приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
Он ожидал найти то же состояние самообманыванья, которое, он слыхал, так часто бывает у чахоточных и которое так сильно поразило его во
время осеннего
приезда брата.
— Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм — принсип, а без принсипов жить в наше
время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его
приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?
Только впоследствии объяснилось, что Иван Федорович приезжал отчасти по просьбе и по делам своего старшего брата, Дмитрия Федоровича, которого в первый раз отроду узнал и увидал тоже почти в это же самое
время, в этот самый
приезд, но с которым, однако же, по одному важному случаю, касавшемуся более Дмитрия Федоровича, вступил еще до
приезда своего из Москвы в переписку.
В тридцати верстах от него находилось богатое поместие князя Верейского. Князь долгое
время находился в чужих краях, всем имением его управлял отставной майор, и никакого сношения не существовало между Покровским и Арбатовым. Но в конце мая месяца князь возвратился из-за границы и приехал в свою деревню, которой отроду еще не видал. Привыкнув к рассеянности, он не мог вынести уединения и на третий день по своем
приезде отправился обедать к Троекурову, с которым был некогда знаком.
И вот этот-то страшный человек должен был приехать к нам. С утра во всем доме было необыкновенное волнение: я никогда прежде не видал этого мифического «брата-врага», хотя и родился у него в доме, где жил мой отец после
приезда из чужих краев; мне очень хотелось его посмотреть и в то же
время я боялся — не знаю чего, но очень боялся.
Мы Европу все еще знаем задним числом; нам всем мерещатся те
времена, когда Вольтер царил над парижскими салонами и на споры Дидро звали, как на стерлядь; когда
приезд Давида Юма в Париж сделал эпоху, и все контессы, виконтессы ухаживали за ним, кокетничали с ним до того, что другой баловень, Гримм, надулся и нашел это вовсе не уместным.
Я на своем столе нацарапал числа до ее
приезда и смарывал прошедшие, иногда намеренно забывая дня три, чтоб иметь удовольствие разом вымарать побольше, и все-таки
время тянулось очень долго, потом и срок прошел, и новый был назначен, и тот прошел, как всегда бывает.
К чрезвычайным событиям нашего курса, продолжавшегося четыре года (потому что во
время холеры университет был закрыт целый семестр), — принадлежит сама холера,
приезд Гумбольдта и посещение Уварова.
Так оканчивалась эта глава в 1854 году; с тех пор многое переменилось. Я стал гораздо ближе к тому
времени, ближе увеличивающейся далью от здешних людей,
приездом Огарева и двумя книгами: анненковской биографией Станкевича и первыми частями сочинений Белинского. Из вдруг раскрывшегося окна в больничной палате дунуло свежим воздухом полей, молодым воздухом весны…
Обыкновенно перед
приездом господ отыскивали в одном из трактиров немудрящего повара или даже приехавшего в побывку трактирного полового и брали в усадьбу на
время пребывания барыни.
Вообще усадьба была заброшена, и все показывало, что владельцы наезжали туда лишь на короткое
время. Не было ни прислуги, ни дворовых людей, ни птицы, ни скота. С
приездом матушки отворялось крыльцо, комнаты кой-как выметались; а как только она садилась в экипаж, в обратный путь, крыльцо опять на ее глазах запиралось на ключ. Случалось даже, в особенности зимой, что матушка и совсем не заглядывала в дом, а останавливалась в конторе, так как вообще была неприхотлива.
Руководясь этим соображением, она решилась до
времени ничего окончательного не предпринимать, а ограничиться, в ожидании
приезда старшей сестры, приглашением рябовского священника. А там что будет.
По
приезде в Берлин нас очень любезно встретили немецкие организации и помогли нам на первое
время устроиться.
Казаков жил у своего друга, тамбовского помещика Ознобишина, двоюродного брата Ильи Ознобишина, драматического писателя и прекрасного актера-любителя, останавливавшегося в этом номере во
время своих
приездов в Москву на зимний сезон.
После смерти Е. И. Козицкой дом перешел к ее дочери, княгине А. Г. Белосельской-Белозерской. В этом-то самом доме находился исторический московский салон дочери Белосельского-Белозерского — Зинаиды Волконской. Здесь в двадцатых годах прошлого столетия собирались тогдашние представители искусства и литературы. Пушкин во
время своих
приездов в Москву бывал у Зинаиды Волконской, которой посвятил известное стихотворение...
Уже вскоре после
приезда, в кухне во
время обеда, вспыхнула ссора: дядья внезапно вскочили на ноги и, перегибаясь через стол, стали выть и рычать на дедушку, жалобно скаля зубы и встряхиваясь, как собаки, а дед, стуча ложкой по столу, покраснел весь и звонко — петухом — закричал...
Доктор рассказал мне, что незадолго до моего
приезда, во
время медицинского осмотра скота на морской пристани, у него произошло крупное недоразумение с начальником острова и что будто бы даже в конце концов генерал замахнулся на него палкой; на другой же день он был уволен по прошению, которого не подавал.
От
приезду моего на почтовый стан до того
времени, как лошади вновь впряжены были в мою повозку, прошло по крайней мере целой час. Но повозки его превосходительства запряжены были не более как в четверть часа… и поскакали они на крылех ветра. А мои клячи, хотя лучше казалися тех, кои удостоилися везти превосходительную особу, но, не бояся гранодерского кнута, бежали посредственною рысью.
Затем, почти после полугодового молчания, Евгений Павлович уведомил свою корреспондентку, опять в длинном и подробном письме, о том, что он, во
время последнего своего
приезда к профессору Шнейдеру, в Швейцарию, съехался у него со всеми Епанчиными (кроме, разумеется, Ивана Федоровича, который, по делам, остается в Петербурге) и князем Щ.
В воскресенье получил я, любезный друг Николай, твои листки от 16-го числа. Пожалуйста, никогда не извиняйся, что не писал. Ты человек занятый и общественными и частными делами, то есть своими, — следовательно,
время у тебя на счету. Вот я, например, ровно ничего не делаю и тут не успеваю с моей перепиской. Впрочем, на это свои причины и все одни и те же. Продолжается немощное мое положение. Марьино с самого нашего
приезда без солнца, все дожди и сырость. Разлюбило меня солнышко, а его-то я и ищу!..
В то
время иностранцам было много хода в России, и Ульрих Райнер не остался долго без места и без дела. Тотчас же после
приезда в Москву он поступил гувернером в один пансион, а оттуда через два года уехал в Калужскую губернию наставником к детям богатого князя Тотемского.
Но в то же
время я заметил, что Дарья Васильевна и Александра Ивановна Ковригина не так нам обрадовались, как в прежние
приезды.
После я имел это письмо в своих руках — и был поражен изумительным тактом и даже искусством, с каким оно было написано: в нем заключалось совершенно верное описание кончины бабушки и сокрушения моего отца, но в то же
время все было рассказано с такою нежною пощадой и мягкостью, что оно могло скорее успокоить, чем растравить горесть Прасковьи Ивановны, которую известие о смерти бабушки до нашего
приезда должно было сильно поразить.
— Да, обманывал, уже целый месяц; еще до
приезда отца начал; теперь пришло
время полной откровенности.
Вот в это-то
время, незадолго до их
приезда, я кончил мой первый роман, тот самый, с которого началась моя литературная карьера, и, как новичок, сначала не знал, куда его сунуть.
Пашенька чувствует прилив нежности, которая постепенно переходит в восторг. Она ластится к бабеньке, целует у ней ручки и глазки, называет царицей и божественной. Марья Петровна сама растрогана; хоть и порывается она заметить, по поводу Михея Пантелеева, что все-таки следует иногда"этим подлецам"снисходить, но заметка эта утопает в другом рассуждении, выражающемся словами:"а коли по правде, что их, канальев, и жалеть-то!"Таким образом
время проводится незаметно до самого
приезда дяденек.
И прежде случалось, что Дерунов по
временам наезжал в Петербург по своим делам, но
приезды эти всегда совершались более чем скромно.
— Вы давеча упрекнули меня в неискренности… Вы хотите знать, почему я все
время никуда не показывалась, — извольте! Увеличивать своей особой сотни пресмыкающихся пред одним человеком, по моему мнению, совершенно лишнее. К чему вся эта комедия, когда можно остаться в стороне? До вашего
приезда я, по свойственной всем людям слабости, завидовала тому, что дается богатством, но теперь я переменила свой взгляд и вдвое счастливее в своем уголке.
Раиса Павловна незаметно удалилась, предоставив молодых людей самим себе. Теперь она была уверена за Лушу. А Луша в это
время с оживлением рассказывала, с каким нетерпением все ждали
приезда заводовладельца, и представила в самом комическом свете его въезд в господский дом.
Приезд Лаптева и борьба с Раисой Павловной слили воедино всех и на
время заставили забыть личные дрязги, счеты и неприятности.
Вы встаете и садитесь около самой воды, неподалеку от группы крестьян, к которой присоединился и ваш ямщик, и долгое
время бесцельно следите мутными глазами за кружками, образующимися на поверхности воды. Лошади от вашей повозки отложены и пущены пастись на траву; до вас долетает вздрагиванье бубенчиков, но как-то смутно и неясно, как будто уши у вас заложило. В группе крестьян возобновляется прерванный вашим
приездом разговор.
Как нарочно, обстоятельства так сложились для Бодрецова, что
приезд его в Петербург совпал с тем памятным
временем, когда северная Пальмира как бы замутилась.
Я жил в Гиляевке только летом, да и то часто уезжал по редакционным делам. Во
время моих
приездов мы нередко вместе обедали и ужинали то у В.М. Лаврова, то у В.А. Гольцева, то у меня.
Только в последнее
время, уведомляя о близком своем
приезде, прислал два письма, почти одно за другим.
Сверстов побежал за женой и только что не на руках внес свою gnadige Frau на лестницу. В дворне тем
временем узналось о
приезде гостей, и вся горничная прислуга разом набежала в дом. Огонь засветился во всех почти комнатах. Сверстов, представляя жену Егору Егорычу, ничего не сказал, а только указал на нее рукою. Марфин, в свою очередь, поспешил пододвинуть gnadige Frau кресло, на которое она села, будучи весьма довольна такою любезностью хозяина.
В чем собственно состоял гегелизм, Зинаида Ираклиевна весьма смутно ведала; но, тем не менее, в обществе, которое до того
времени делилось на масонов и волтерианцев, начали потолковывать и о философии Гегеля [Гегель Георг-Вильгельм-Фридрих (1770—1831) — великий немецкий философ.], слух о чем достигнул и до Егора Егорыча с самых первых дней
приезда его в Москву.
Юлия Матвеевна, подписав эти бумаги, успокоилась и затем начала тревожиться, чтобы свадьба была отпразднована как следует, то есть чтобы у жениха и невесты были посаженые отцы и матери, а также и шафера; но где ж было взять их в деревенской глуши, тем более, что жених, оставшийся весьма недовольным, что его невесту награждают приданым и что затевают торжественность, просил об одном, чтобы свадьба скорее была совершена, потому что московский генерал-губернатор, у которого он последнее
время зачислился чиновником особых поручений, требовал будто бы непременно его
приезда в Москву.
Узнав о цели нашего
приезда, Ошмянский сначала не понял и присел. Но когда мы объяснили ему, что мы странствующие дворяне, предпринявшие подвиг самосохранения, и с этою целью предлагающие свои услуги всем евреям, желающим обратиться на истинный путь, и когда Глумов как бы невзначай махнул у него под носом синей ассигнацией, то он выпрямился и радостно замахал руками. Ассигнация же в это
время исчезла без остатка.
И вот вожделенный момент подвернулся сам собою. Долгое
время, с самого
приезда Анниньки, Порфирий Владимирыч, запершись в кабинет, прислушивался к смутному шуму, доносившемуся до него с другого конца дома; долгое
время он отгадывал и недоумевал… И наконец учуял.
Только
приезд Арины Петровны несколько оживлял эту жизнь, и надо сказать правду, что ежели Порфирий Владимирыч поначалу морщился, завидев вдали маменькину повозку, то с течением
времени он не только привык к ее посещениям, но и полюбил их.
Наша правдивая история близится к концу. Через некоторое
время, когда Матвей несколько узнал язык, он перешел работать на ферму к дюжему немцу, который, сам страшный силач, ценил и в Матвее его силу. Здесь Матвей ознакомился с машинами, и уже на следующую весну Нилов, перед своим отъездом, пристроил его в еврейской колонии инструктором. Сам Нилов уехал, обещав написать Матвею после
приезда.
Слова её падали медленно, как осенние листья в тихий день, но слушать их было приятно. Односложно отвечая, он вспоминал всё, что слышал про эту женщину: в своё
время город много и злорадно говорил о ней, о том, как она в первый год по
приезде сюда хотела всем нравиться, а муж ревновал её, как он потом начал пить и завёл любовницу, она же со стыда спряталась и точно умерла — давно уже никто не говорил о ней ни слова.
— Нет, Николай Артемьевич, вы сегодня с самого вашего
приезда не в духе. Вы даже, на мои глаза, похудели в последнее
время. Я боюсь, что курс лечения вам не помогает.
Оказалось, что целью
приезда старика было благо и счастье той самой страны, на пользу которой он в свое
время так много поревновал.