Неточные совпадения
— Как стих найдет! Сегодня вот
Я тоже добр, а
временем —
Как пес,
бываю зол.
Вообще же необходимым последствием такой любознательности
бывает то, что градоначальник в скором
времени приобретает репутацию сердцеведца…
Они оба одинаково старались в последующей жизни вычеркнуть из своей памяти все уродливые, постыдные обстоятельства этого нездорового
времени, когда оба они редко
бывали в нормальном настроении духа, редко
бывали сами собою.
В это
время Левин часто
бывал в доме Щербацких и влюбился в дом Щербацких.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я помню это
время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе, и какая поэзия и высота была ты для него, и я знаю, что чем больше он с тобой жил, тем выше ты для него становилась. Ведь мы смеялись
бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не души его…
Столкновения эти происходили часто и оттого, что они не знали еще, что друг для друга важно, и оттого, что всё это первое
время они оба часто
бывали в дурном расположении духа.
Дома ей, за заботами о детях, никогда не
бывало времени думать.
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и не знал, куда употребить всю свою деятельность. Разговоры в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занимали часть его
времени; но он, давнишний городской житель, не позволял себе уходить всему в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда
бывал в Москве; оставалось еще много досуга и умственных сил.
Он ожидал найти то же состояние самообманыванья, которое, он слыхал, так часто
бывает у чахоточных и которое так сильно поразило его во
время осеннего приезда брата.
Так
бывает на лицах чиновников во
время осмотра приехавшим начальником вверенных управлению их мест: после того как уже первый страх прошел, они увидели, что многое ему нравится, и он сам изволил наконец пошутить, то есть произнести с приятною усмешкой несколько слов.
И что всего страннее, что может только на одной Руси случиться, он чрез несколько
времени уже встречался опять с теми приятелями, которые его тузили, и встречался как ни в чем не
бывало, и он, как говорится, ничего, и они ничего.
Временами из соседей завернет к нему,
бывало, отставной гусар-поручик, прокуренный насквозь трубочный куряка, или брандер-полковник, мастер и охотник на разговоры обо всем.
Впрочем,
бывают разные усовершенствования и изменения в метóдах, особенно в нынешнее
время; все это более зависит от благоразумия и способностей самих содержательниц пансиона.
Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во
время трудностей переселения в дороге, то не его вина, и в том властен Бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете немало, и
бывают примеры, что вымирают-де целые деревни.
Но господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чем не
бывало садятся за стол в какое хочешь
время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом, [Сомовий плёс — «хвост у сома, весь из жира».
Конечно, не один Евгений
Смятенье Тани видеть мог;
Но целью взоров и суждений
В то
время жирный был пирог
(К несчастию, пересоленный);
Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже;
За ним строй рюмок узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян
бывал!
Воображение мое, как всегда
бывает в подобных случаях, ушло далеко вперед действительности: я воображал себе, что травлю уже третьего зайца, в то
время как отозвалась в лесу первая гончая.
Сонечка, голубка моя, только деньгами способствовала, а самой, говорит, мне теперь, до
времени, у вас часто
бывать неприлично, так разве в сумерки, чтобы никто не видал.
Письмо матери его измучило. Но относительно главнейшего, капитального пункта сомнений в нем не было ни на минуту, даже в то еще
время, как он читал письмо. Главнейшая суть дела была решена в его голове, и решена окончательно: «Не
бывать этому браку, пока я жив, и к черту господина Лужина!»
Ибо
бывает такое
время, когда непременно надо хоть куда-нибудь да пойти!
— Никогда ее в это
время у меня не
бывает, да и спит она давно, но… мне все равно! Прощай!
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится.
Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то, и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается. Вот что умные-то люди говорят.
Точно,
бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и
время не помню, и не слышу, когда служба кончится.
Красавицы! слыхал я много раз:
Вы думаете что? Нет, право, не про вас;
А что
бывает то ж с фортуною у нас;
Иной лишь труд и
время губит,
Стараяся настичь её из силы всей;
Другой как кажется, бежит совсем от ней:
Так нет, за тем она сама гоняться любит.
По крайней мере не надутый.
Вот новости! — я пользуюсь минутой,
Свиданьем с вами оживлен,
И говорлив; а разве нет
времен,
Что я Молчалина глупее? Где он, кстати?
Еще ли не сломил безмолвия печати?
Бывало, песенок где новеньких тетрадь
Увидит, пристает: пожалуйте списать.
А впрочем, он дойдет до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных.
Подумаешь, как счастье своенравно!
Бывает хуже, с рук сойдет;
Когда ж печальное ничто на ум не йдет,
Забылись музыкой, и
время шло так плавно;
Судьба нас будто берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе ждет из-за угла.
Положимте, что так.
Блажен, кто верует, тепло ему на свете! —
Ах! боже мой! ужли я здесь опять,
В Москве! у вас! да как же вас узнать!
Где
время то? где возраст тот невинный,
Когда,
бывало, в вечер длинный
Мы с вами явимся, исчезнем тут и там,
Играем и шумим по стульям и столам.
А тут ваш батюшка с мадамой, за пикетом;
Мы в темном уголке, и кажется, что в этом!
Вы помните? вздрогнём, что скрипнет столик,
дверь…
Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но человеку
бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает — скоро ли, тихо ли оно проходит.
К постели подошли двое толстых и стали переворачивать Самгина с боку на бок. Через некоторое
время один из них, похожий на торговца солеными грибами из Охотного ряда, оказался Дмитрием, а другой — доктором из таких, какие
бывают в книгах Жюль Верна, они всегда ошибаются, и верить им — нельзя. Самгин закрыл глаза, оба они исчезли.
«Да, у нее нужно
бывать», — решил Самгин, но второй раз увидеть ее ему не скоро удалось, обильные, но запутанные дела Прозорова требовали много
времени, франтоватый письмоводитель был очень плохо осведомлен, бездельничал, мечтал о репортаже в «Петербургской газете».
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился в гимназии, при переходе в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев в тюрьме, отец его в это
время помер, Кумов прожил некоторое
время в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России,
побывал на Урале, на Кавказе, жил у духоборов, хотел переселиться с ними в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
Слуга старого
времени удерживал,
бывало, барина от расточительности и невоздержания, а Захар сам любил выпить с приятелями на барский счет; прежний слуга был целомудрен, как евнух, а этот все бегал к куме подозрительного свойства.
Илья Ильич жил как будто в золотой рамке жизни, в которой, точно в диораме, только менялись обычные фазисы дня и ночи и
времен года; других перемен, особенно крупных случайностей, возмущающих со дна жизни весь осадок, часто горький и мутный, не
бывало.
Грозы не страшны, а только благотворны там
бывают постоянно в одно и то же установленное
время, не забывая почти никогда Ильина дня, как будто для того, чтоб поддержать известное предание в народе. И число и сила ударов, кажется, всякий год одни и те же, точно как будто из казны отпускалась на год на весь край известная мера электричества.
«Еще к тетке обратилась! — думал он, — этого недоставало! Вижу, что ей жаль, что любит, пожалуй… да этой любви можно, как товару на бирже, купить во столько-то
времени, на столько-то внимания, угодливости… Не ворочусь, — угрюмо думал он. — Прошу покорно, Ольга, девочка! по ниточке,
бывало, ходила. Что с ней?»
— Где
побывал это
время, Аким Акимыч, что поделывал, горемычный?
Да, голод, а не аппетит: у мужиков не
бывает аппетита. Аппетит вырабатывается праздностью, моционом и негой, голод —
временем и тяжкой работой.
— И я не удивлюсь, — сказал Райский, — хоть рясы и не надену, а проповедовать могу — и искренно, всюду, где замечу ложь, притворство, злость — словом, отсутствие красоты, нужды нет, что сам
бываю безобразен… Натура моя отзывается на все, только разбуди нервы — и пойдет играть!.. Знаешь что, Аянов: у меня давно засела серьезная мысль — писать роман. И я хочу теперь посвятить все свое
время на это.
Все
время, пока Борис занят был с Марфенькой, бабушка задумчиво глядела на него, опять припоминала в нем черты матери, но заметила и перемены: убегающую молодость, признаки зрелости, ранние морщины и странный, непонятный ей взгляд, «мудреное» выражение. Прежде,
бывало, она так и читала у него на лице, а теперь там было написано много такого, чего она разобрать не могла.
Одно только нарушало его спокойствие — это геморрой от сидячей жизни; в перспективе представлялось для него тревожное событие — прервать на
время эту жизнь и
побывать где-нибудь на водах. Так грозил ему доктор.
У Анны Андреевны в последнее
время я
бывал даже довольно часто.
Но особенно грустно мне было припоминать ее глубоко удивленные взгляды, которые я часто заставал на себе во все наше
время: в них сказывалось совершенное понимание своей судьбы и ожидавшего ее будущего, так что мне самому даже
бывало тяжело от этих взглядов, хотя, признаюсь, я в разговоры с ней тогда не пускался и третировал все это как-то свысока.
Он вынул платок, как бы опять собираясь заплакать. Он был сильно потрясен и, кажется, в одном из самых своих дурных «состояний», в каких я мог его запомнить за все
время нашего знакомства. Обыкновенно и даже почти всегда он
бывал несравненно свежее и бодрее.
— Не то что смерть этого старика, — ответил он, — не одна смерть; есть и другое, что попало теперь в одну точку… Да благословит Бог это мгновение и нашу жизнь, впредь и надолго! Милый мой, поговорим. Я все разбиваюсь, развлекаюсь, хочу говорить об одном, а ударяюсь в тысячу боковых подробностей. Это всегда
бывает, когда сердце полно… Но поговорим;
время пришло, а я давно влюблен в тебя, мальчик…
В этом ресторане, в Морской, я и прежде
бывал, во
время моего гнусненького падения и разврата, а потому впечатление от этих комнат, от этих лакеев, приглядывавшихся ко мне и узнававших во мне знакомого посетителя, наконец, впечатление от этой загадочной компании друзей Ламберта, в которой я так вдруг очутился и как будто уже принадлежа к ней нераздельно, а главное — темное предчувствие, что я добровольно иду на какие-то гадости и несомненно кончу дурным делом, — все это как бы вдруг пронзило меня.
Рассчитывали на дующие около того
времени вестовые ветры, но и это ожидание не оправдалось. В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я от жара ушел спать в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! — говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не
бывало, шквал прошел, и фрегат опять задремал в штиле.
Порыв ветра нагнал холод, дождь, туман, фрегат сильно накренило — и берегов как не
бывало: все закрылось белой мглой; во ста саженях не стало видно ничего, даже шкуны, которая все
время качалась, то с одного, то с другого бока у нас.
Нигде человек не
бывает так жалок, дерзок и по
временам так внезапно счастлив, как на море.
Я все
время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь,
бывало, утром к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается в одном свете: деревья с водой, земля с небом… Придешь потом через несколько дней — и эти бледные очерки обратились уже в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…
«Вот какое различие
бывает во взглядах на один и тот же предмет!» — подумал я в ту минуту, а через месяц, когда, во
время починки фрегата в Портсмуте, сдавали порох на сбережение в английское адмиралтейство, ужасно роптал, что огня не дают и что покурить нельзя.