Неточные совпадения
Из Сечи пришла весть, что татары
во время отлучки козаков ограбили в ней все, вырыли скарб, который втайне держали козаки под землею, избили и забрали в
плен всех, которые оставались, и со всеми забранными стадами и табунами направили путь прямо к Перекопу.
Человек ввергся в стихию звериного хаоса и мучительной историей, трудовым развитием, длительным процессом творчества должен выйти из этого зверино-хаотического состояния, очеловечиться, стать
во весь свой рост, освободиться из
плена для нового и окончательного избрания себе бытия в Боге или небытия вне Бога.
Человечество, и за ним и весь мир порабощены злом, попили
во власть необходимости, находятся в
плену у диавола.
«Пусть-де меня растерзают звери лютые, чем попасться мне в руки разбойничьи, поганые и доживать свой век в
плену,
во неволе».
И не поехал: зашагал
во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в худший
плен не попасть, но вижу, что эти люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и говорят...
Едва не попал в
плен штабс-капитан Ленкоранского полка Линевич [Впоследствии главнокомандующий
во время японской войны], слишком зарвавшийся вперед, но его отбили у турок наши охотники.
На шестьдесят оставшихся в живых человек, почти за пять месяцев отчаянной боевой работы, за разгон шаек, за десятки взятых в
плен и перебитых в схватках башибузуков, за наши потери ранеными и убитыми нам прислали восемь медалей, которые мы распределили между особенно храбрыми, не имевшими еще за войну Георгиевских крестов; хотя эти последние, также отличившиеся и теперь тоже стоили наград, но они ничего не получили, во-первых, потому, что эта награда была ниже креста, а во-вторых, чтобы не обидеть совсем не награжденных товарищей.
— Да, отвечу я, действительно, обе эти характерные особенности выработались
во время пребывания литературы в
плену и обе несомненно свидетельствуют о ее попытках прорваться сквозь неприятельскую цепь.
Чудак этот служил в Отечественную войну в войсках и был взят в
плен и отведен
во Францию, откуда вернулся, набравшись тогдашних либеральных идей, которые, впрочем, переработал по-своему.
Случалось даже, что целые деревни были уведены в
плен и рассеяны;
во времена, нами описываемые, эти пещеры не были еще, как теперь, завалены сухими листьями и хворостом и одна из них находилась не в большом расстоянии от деревни Палицына.
У меня не был, а проезжал мимо не раз. Смотрел я на него из окна в бинокль: сидит в телеге, обернется лицом к усадьбе и вытаращит глаза. Думал я, думал: никогда у нас никакого „духа“ не бывало и вдруг завелся… Кого ни спросишь: что, мол, за дух такой? — никто ничего не знает, только говорят: строгость пошла. Разумеется, затосковал еще пуще. А ну как и
во мне этот „дух“ есть? и меня в преклонных моих летах в
плен уведут?
Отчего уходящий приятель хохочет, выйдя за дверь, тут же дает самому себе слово никогда не приходить к этому чудаку, хотя этот чудак, в сущности, и превосходнейший малый, и в то же время никак не может отказать своему воображению в маленькой прихоти: сравнить, хоть отдаленным образом, физиономию своего недавнего собеседника
во все время свидания с видом того несчастного котеночка, которого измяли, застращали и всячески обидели дети, вероломно захватив его в
плен, сконфузили в прах, который забился наконец от них под стул, в темноту, и там целый час на досуге принужден ощетиниваться, отфыркиваться и мыть свое обиженное рыльце обеими лапами и долго еще после того враждебно взирать на природу и жизнь и даже на подачку с господского обеда, припасенную для него сострадательною ключницею?
Но после к
плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом,
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел
во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью.
Во-о Францию два гренадёра
Из русского
плена брели…
И об-ба они…
— Почему мы отданы в тяжкий
плен злым и ослеплён народ вавилонянами нашими и подавлен тьмою, тысячью пут опутан угнетённый — почему? Создан я, как сказано, по образу и подобию божиему — почто же обращают меня
во зверя и скота — нем господь? Разделился мир на рабов и владык — слеп господь? Подавлен врагами, в грязь и ложь брошен народ — бессилен господь? Вот я спрашиваю — где ты, вездесущий и всевидящий, всесильный и благой?
Французы отступают из сожженной Москвы и гонят с собою пленных. Новые ужасы развертываются перед Пьером. Отстающих пленных пристреливают. «Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его
во время казни и которая была незаметна
во время
плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в, душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Среди ужасов, которые видит Пьер Безухов
во время своего
плена, его охватывает «чувство радости и крепости жизни», «чувство готовности на все, нравственной подобранности».
И чувство это — готовности на все, нравственной подобранности — чувство это не только не покидало его
во время
плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения».
— Слава Господу… Скажите генералу, что если понадобится, мы умрем на своем посту, но в
плен,
во всяком случае, не сдадимся и не сдадим оставшихся орудий, клянусь!
Во второй сцене Эдгар входит с отцом, сажает отца у дерева, а сам уходит. Слышен шум битвы, вбегает Эдгар и говорит, что сраженье проиграно. Лир и Корделия в
плену. Глостер опять отчаивается. Эдгар, все не открываясь отцу, говорит ему, что не надо отчаиваться, и Глостер тотчас же соглашается с ним.
В другой раз,
во время «сквозной оказии» на Грозную, Толстой чуть не попал в
плен к чеченцам и только, благодаря лихости своего коня, ускакал от них со своим кунаком, мирным чеченцем Садо.
Рассказывали, что эскадра совершенно уничтожена, лучшие броненосцы потоплены, остальные захвачены японцами, Рождественский и Небогатов в
плену,
во Владивосток прорвался только один крейсер; японский же флот не понес никаких потерь.
В 1777 году,
во время похода в Судакских горах, был ранен в шею и в голову стрелою и в руку кинжалом. Обессиленный от потери крови, он упал и был взят в
плен турками.
— Она может сделать очень много для вас; она уже много для вас сделала… Прибавлю еще, хотя скромность ее запечатывала мне уста, невидимый благотворитель и корреспондент ваш
во все время вашего
плена — есть бывшая моя воспитанница.
Госпожа Зегевольд от изумления не могла прийти в себя; но
во время дружеских изъяснений государыни с Луизою пастор рассказал дипломатке со всею немецкою пунктуальностию и нежностию отца, что бывшая его воспитанница, по взятии ее в
плен под Мариенбургом, попала в дом к Шереметеву и оттуда к Меншикову.
Во время полного разгрома колонны Прибышевского, он был сильно изранен, но перед самым
пленом своим успел оторвать порученное ему знамя от древка и спрятать под своей одеждой.
Много татар было взято в
плен, и среди них
во время последнего боя оказался татарин, одетый в шитые золотом и серебром одежды.
Кстати об Ояме — он, оказывается, жив и здоров, несмотря на то, что о его погибели телеграфировали
во все газеты, а в «Вестнике Маньчжурской Армии» так картинно было описано его самоубийство на гибнущем транспорте,
во избежание русского
плена.
И чувство это не только не покидало его
во всё время
плена, но напротив возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А, между тем, впоследствии и
во всю свою жизнь, Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце
плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Секты духоборческие, или молоканские, занесены на Русь с протестантского Запада; они проникли к нам еще в то отдаленное от нас время, когда в Западной Европе происходило сильное движение умов по случаю реформации [Еретики новгородские: Бакшин, Висковатов, Артемий и т. д.]; усилились же в XVIII столетии сначала под влиянием лютеранства, которому покровительствовал Бирон, а потом, по отзыву самих молоканов, вследствие пропаганды крестьян, отданных в военную службу и долго находившихся в
плену между протестантами за границей,
во время войн за австрийское наследство и семилетней.
Итак,
во всех тяжелых и соблазнительных положениях своего
плена, Мошкин показал себя человеком мужественным, неподкупным и беззаветно преданным православной вере и русскому царю. Таким он, нимало не обинуясь, выставляет себя сам в челобитной со скаского, и так же представляют его личность современные комментаторы челобитной; но я опять говорю, что человек, сохраняющий в себе здравый смысл, не может принять все рассказанное в этой «скаске».
Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его
во время казни, и которая была незаметна
во время
плена, теперь опять овладела его существованием.
Во время своего выздоровления, Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев, и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но
во сне он еще долго видел себя всё в тех же условиях
плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из
плена; смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.