Неточные совпадения
Она тяжело дышала, не глядя на него. Она испытывала
восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная
любовь его произведет на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла на Левина свои светлые правдивые глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила...
Он весел был. Чрез две недели
Назначен был счастливый срок.
И тайна брачныя постели
И сладостной
любви венок
Его
восторгов ожидали.
Гимена хлопоты, печали,
Зевоты хладная чреда
Ему не снились никогда.
Меж тем как мы, враги Гимена,
В домашней жизни зрим один
Ряд утомительных картин,
Роман во вкусе Лафонтена…
Мой бедный Ленский, сердцем он
Для оной жизни был рожден.
— Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя! — вскрикиваю я, целуя ее колени, и слезы ручьями льются из моих глаз — слезы
любви и
восторга.
Создавший себе в семидесятых годах славу идеализацией крестьянства, этот литератор, хотя и не ярко талантливый, возбуждал искреннейший
восторг читателей лиризмом своей
любви и веры в народ.
Я, например, говорил об его убеждениях, но, главное, о его вчерашнем
восторге, о
восторге к маме, о
любви его к маме, о том, что он целовал ее портрет…
Жаждал свободной
любви, а не рабских
восторгов невольника пред могуществом, раз навсегда его ужаснувшим.
Но что со мной: блаженство или смерть?
Какой
восторг! Какая чувств истома!
О, Мать-Весна, благодарю за радость
За сладкий дар
любви! Какая нега
Томящая течет во мне! О, Лель,
В ушах твои чарующие песни,
В очах огонь… и в сердце… и в крови
Во всей огонь. Люблю и таю, таю
От сладких чувств
любви! Прощайте, все
Подруженьки, прощай, жених! О милый,
Последний взгляд Снегурочки тебе.
Стабровский очень был обрадован, когда «слявяночка» явилась обратно, счастливая своим молодым самопожертвованием. Даже Дидя, и та была рада, что Устенька опять будет с ней. Одним словом, все устроилось как нельзя лучше, и «славяночка» еще никогда не чувствовала себя такою счастливой. Да, она уже была нужна, и эта мысль приводила ее в
восторг. Затем она так любила всю семью Стабровских, мисс Дудль, всех. В этом именно доме она нашла то, чего ей не могла дать даже отцовская
любовь.
Я уже стал постарше и был способен понять этот
восторг, понять
любовь матери.
— Ах, сделайте милость, о madame Живиной извольте отложить попечение: она теперь в
восторге от своего мужа, а прежде точно, что была в вас влюблена; но, впрочем, найдутся, может быть, и другие, которые не менее вас любят, по крайней мере, родственной
любовью.
В одно утро, наконец, Вихров и Мари поехали к ним вдвоем в коляске. Герой мой и тут, глядя на Мари, утопал в
восторге — и она с какой-то неудержимой
любовью глядела на него.
История этой
любви очень проста: он тогда только что возвратился с Кавказа, слава гремела об его храбрости, все товарищи его с удивлением и
восторгом говорили об его мужестве и твердости, — голова моя закружилась — и я, забыв все другие качества человека, видела в нем только героя-храбреца.
Но и в его глазах сияла
любовь, и он с
восторгом смотрел на нее.
Она поняла, что он нашел его, обрадовался своей находке и, может быть, дрожа от
восторга, ревниво спрятал его у себя от всех глаз; что где-нибудь один, тихонько от всех, он с беспредельною
любовью смотрел на личико своего возлюбленного дитяти, — смотрел и не мог насмотреться, что, может быть, он так же, как и бедная мать, запирался один от всех разговаривать с своей бесценной Наташей, выдумывать ее ответы, отвечать на них самому, а ночью, в мучительной тоске, с подавленными в груди рыданиями, ласкал и целовал милый образ и вместо проклятий призывал прощение и благословение на ту, которую не хотел видеть и проклинал перед всеми.
Так что, например, если б Тейтч в стенах Берлинского университета защищал диссертацию на тему о
любви к отечеству, то Форкенбек (президент рейхстага) не только не оборвал бы его и не пригрозил бы ему призывом к порядку, но первый же с
восторгом объявил бы его доктором отечестволюбия.
М-lle Эмма сразу поняла, что творилось с Аннинькой, и только покачала головой. Разве для такой «галки», как Аннинька, первая
любовь могла принести что-нибудь, кроме несчастья? Да еще
любовь к какому-то лупоглазому прощелыге, который, может быть, уж женат. М-lle Эмма была очень рассудительная особа и всего больше на свете дорожила собственным покоем. И к чему, подумаешь, эти дурацкие
восторги: увидала красивого парня и распустила слюни.
Глядя на людей, связанных
любовью, не помнящих себя от
восторга, он улыбался иронически и думал: «Погодите, опомнитесь; после первых радостей начнется ревность, сцены примирения, слезы.
Еще одно его смущало, его сердило: он с
любовью, с умилением, с благодарным
восторгом думал о Джемме, о жизни с нею вдвоем, о счастии, которое его ожидало в будущем, — и между тем эта странная женщина, эта госпожа Полозова неотступно носилась… нет! не носилась — торчала… так именно, с особым злорадством выразился Санин — торчала перед его глазами, — и не мог он отделаться от ее образа, не мог не слышать ее голоса, не вспоминать ее речей, не мог не ощущать даже того особенного запаха, тонкого, свежего и пронзительного, как запах желтых лилий, которым веяло от ее одежд.
Санин никогда еще не бывал в комнате Джеммы. Все обаяние
любви, весь ее огонь, и
восторг, и сладкий ужас — так и вспыхнули в нем, так и ворвались в его душу, как только он переступил заветный порог… Он кинул вокруг умиленный взор, пал к ногам милой девушки и прижал лицо свое к ее стану…
Про мать он говорил с некоторой холодной и торжественной похвалой, как будто с целью предупредить всякое возражение по этому предмету; про тетку он отзывался с
восторгом, но и с некоторой снисходительностью; про сестру он говорил очень мало и как будто бы стыдясь мне говорить о ней; но про рыженькую, которую по-настоящему звали
Любовью Сергеевной и которая была пожилая девушка, жившая по каким-то семейным отношениям в доме Нехлюдовых, он говорил мне с одушевлением.
Текло время. Любовные раны зажили, огорчения рассеялись, самолюбие успокоилось, бывшие любовные
восторги оказались наивной детской игрой, и вскоре Александровым овладела настоящая большая
любовь, память о которой осталась надолго, на всю его жизнь…
Единственное, что могла Кусака, это упасть на спину, закрыть глаза и слегка завизжать. Но этого было мало, это не могло выразить ее
восторга, благодарности и
любви, — и с внезапным наитием Кусака начала делать то, что, быть может, когда-нибудь она видела у других собак, но уже давно забыла. Она нелепо кувыркалась, неуклюже прыгала и вертелась вокруг самой себя, и ее тело, бывшее всегда таким гибким и ловким, становилось неповоротливым, смешным и жалким.
Не веря сам своим очам,
Нежданным счастьем упоенный,
Наш витязь падает к ногам
Подруги верной, незабвенной,
Целует руки, сети рвет,
Любви,
восторга слезы льет,
Зовет ее — но дева дремлет,
Сомкнуты очи и уста,
И сладострастная мечта
Младую грудь ее подъемлет.
Он был в
восторге от великолепия памятника, но к его
восторгу примешивалось некоторое беспокойное чувство: он боялся, как бы кто не стал критиковать его пирамиды, которая была для него заветным произведением его ума, вкуса, преданности и
любви к усопшему Савелию.
Нервная раздражительность поддерживала его беспрерывно в каком-то восторженно-меланхолическом состоянии; он всегда готов был плакать, грустить — он любил в тихие вечера долго-долго смотреть на небо, и кто знает, какие видения чудились ему в этой тишине; он часто жал руку своей жене и смотрел на нее с невыразимым
восторгом; но к этому
восторгу примешивалась такая глубокая грусть, что
Любовь Александровна сама не могла удержаться от слез.
О, как недостаточен, как бессилен язык человеческий для выражения высоких чувств души, пробудившейся от своего земного усыпления! Сколько жизней можно отдать за одно мгновение небесного, чистого
восторга, который наполнял в сию торжественную минуту сердца всех русских! Нет,
любовь к отечеству не земное чувство! Оно слабый, но верный отголосок непреодолимой
любви к тому безвестному отечеству, о котором, не постигая сами тоски своей, мы скорбим и тоскуем почти со дня рождения нашего!
О женщинах и
любви он всегда говорил страстно, с
восторгом, но ни разу не был влюблен.
Не мальчик в порыве минутного
восторга лепечет пред тобою необдуманные клятвы, а человек, уже испытанный летами, просто и прямо, чуть не с ужасом, высказывает то, что он признал несомненною правдой. Да,
любовь твоя все для меня заменила — все, все!
Себя он всегда стушевывал и так приучил к этому весь дом, что все, и свои и чужие люди, обращали все свое внимание на князя Дмитрия, а старший его брат, Яков, шел за ним и смотрел на него не с ревностью, не с завистью, а с
восторгом, в котором сказывалась благородная и поэтическая натура этого прекрасного человека, пылавшего
любовью ко всему прекрасному.
Не вдруг увянет наша младость,
Не вдруг
восторги бросят нас,
И неожиданную радость
Еще обнимем мы не раз;
Но вы, живые впечатленья,
Первоначальная
любовь,
Небесный пламень упоенья,
Не прилетаете вы вновь.
«Забудь меня: твоей
любви,
Твоих
восторгов я не стою.
Да, там лежало все это: и
любовь, и ревность, и
восторг, и отчаяние…
Узнав о моей
любви, он пришел в
восторг неописанный: поздравил, обнял меня и тотчас же пустился вразумлять меня, толковать мне всю важность моего нового положения.
Андрей. О молодость, чудная, прекрасная молодость! Моя дорогая, моя хорошая, не волнуйтесь так!.. Верьте мне, верьте… Мне так хорошо, душа полна
любви,
восторга… О, нас не видят! Не видят! За что, за что я полюбил вас, когда полюбил — о, ничего не понимаю. Дорогая моя, хорошая, чистая, будьте моей женой! Я вас люблю, люблю… как никого никогда…
«Да что же это? Вот я и опять понимаю!» — думает в
восторге Саша и с легкостью, подобной чуду возрождения или смерти, сдвигает вдавившиеся тяжести, переоценивает и прошлое, и душу свою, вдруг убедительно чувствует несходство свое с матерью и роковую близость к отцу. Но не пугается и не жалеет, а в радости и
любви к проклятому еще увеличивает сходство: круглит выпуклые, отяжелевшие глаза, пронзает ими безжалостно и гордо, дышит ровнее и глубже. И кричит атамански...
— Если когда-нибудь, — сказал он, — сердце ваше знало чувство
любви, если вы помните ее
восторги, если вы хоть раз улыбнулись при плаче новорожденного сына, если что-нибудь человеческое билось когда-нибудь в груди вашей, то умоляю вас чувствами супруги, любовницы, матери, — всем, что ни есть святого в жизни, — не откажите мне в моей просьбе! — откройте мне вашу тайну! — что вам в ней?..
Протяни мне твои маленькие прозрачные ручки; дохни на эти строки твоим чистым дыханием и поклонись из них своей грациозной головкой всему широкому миру божьему, куда случай занесет неискусный рассказ мой про твою заснувшую весну, про твою
любовь до слез, про твои горячие, пламенные
восторги!
В
восторге поднял он ее, прижал к груди своей и долго не мог выговорить двух слов; против его сердца билось другое, нежное, молодое, любящее со всем усердием первой
любви.
Слезы
восторга и благодарности — блаженные слезы блестят на бледном и прекрасном лице Суламифи. Изнемогая от
любви, она опускается на землю и едва слышно шепчет безумные слова...
— О Суламифь, — все, что хочешь! Попроси у меня мою жизнь — я с
восторгом отдам ее тебе. Я буду только жалеть, что слишком малой ценой заплатил за твою
любовь.
Нет у меня слов, чтобы передать
восторг этой ночи, когда один во тьме я обнял всю землю
любовью моею, встал на вершину пережитого мной и увидел мир подобным огненному потоку живых сил, бурно текущих к слиянию во единую силу, — цель её — недоступна мне.
В этой красоте, волнующей душу
восторгом живым, спрятались чёрные люди в длинных одеждах и гниют там, проживая пустые дни без
любви, без радостей, в бессмысленном труде и в грязи.
И так далеки и невозможны мне кажутся прежние религиозные
восторги и прежняя
любовь к нему, прежняя полнота жизни.
Сыновья мои — уж это другое поколение — конечно, также наслышавшиеся от своих наставников, говорили, что
любовь есть душа жизни, жизнь природы, изящность
восторгов, полный свет счастья, эссенция из всех радостей; если и причинит неимоверные горести, то одним дуновением благосклонности истребит все и восхитит на целую вечность. Это роза из цветов, амбра из благоуханий, утро природы… и проч. все такое.
— Что Дымов? Почему Дымов? Какое мне дело до Дымова? Волга, луна, красота, моя
любовь, мой
восторг, а никакого нет Дымова… Ах, я ничего не знаю… Не нужно мне прошлого, мне дайте одно мгновение… один миг!
Узнал, узнал он образ позабытый
Среди душевных бурь и бурь войны,
Поцеловал он нежные ланиты —
И краски жизни им возвращены.
Она чело на грудь ему склонила,
Смущают Зару ласки Измаила,
Но сердцу как ума не соблазнить?
И как
любви стыда не победить?
Их речи — пламень! вечная пустыня
Восторгом и блаженством их полна.
Любовь для неба и земли святыня,
И только для людей порок она!
Во всей природе дышит сладострастье;
И только люди покупают счастье!
О, как недостаточен, как бессилен язык человеческий для выражения высоких чувств души, пробудившейся от своего земного усыпления. Сколько жизней можно отдать за одно мгновение небесного чистого
восторга, который наполнял в сию торжественную минуту сердца всех русских! Нет,
любовь к отечеству не земное чувство! Она слабый, но верный отголосок непреодолимой
любви к тому безвестному отечеству, о котором, не постигая сами тоски своей, мы скорбим и тоскуем почти со дня рожденья нашего.
Она, в ответ на нежный шопот,
Немой
восторг спеша сокрыть,
Невинной дружбы тяжкий опыт
Ему решила предложить —
Таков обычай деревенский!
Помучить — способ самый женский.
Но уж давно известна нам
Любовь друзей и дружба дам!
Какое адское мученье
Сидеть весь вечер tête-à-tête,
С красавицей в осьмнадцать лет...
Всякий приезд Николая Павловича в корпус, — а он часто езжал к ним, — когда входила бодрым шагом эта высокая, с выпяченной грудью, горбатым носом над усами и с подрезанными бакенбардами фигура в военном сюртуке и могучим голосом здоровалась с кадетами, Касатский испытывал
восторг влюбленного, такой же, какой он испытывал после, когда встречал предмет
любви.
Голос то возвышался, то опадал, судорожно замирая, словно тая про себя и нежно лелея свою же мятежную муку ненасытимого, сдавленного желания, безвыходно затаенного в тоскующем сердце; то снова разливался соловьиною трелью и, весь дрожа, пламенея уже несдержимою страстию, разливался в целое море
восторгов, в море могучих, беспредельных, как первый миг блаженства
любви, звуков.