Неточные совпадения
— Да ведь я божьего промысла знать не могу… И к чему вы спрашиваете, чего нельзя спрашивать? К чему такие пустые
вопросы? Как может случиться, чтоб это от моего решения зависело? И кто меня тут
судьей поставил: кому жить, кому не жить?
Когда же
судьи не согласились с ним и продолжали его судить, то он решил, что не будет отвечать, и молчал на все их
вопросы.
Впрочем, если хотите, и я скажу вам свое серьезное мнение — только не о женском
вопросе, я не хочу быть
судьею в своем деле, а собственно о вас, m-r Бьюмонт.
Это была ужасная ночь, полная молчаливого отчаяния и бессильных мук совести. Ведь все равно прошлого не вернешь, а начинать жить снова поздно. Но совесть — этот неподкупный
судья, который приходит ночью, когда все стихнет, садится у изголовья и начинает свое жестокое дело!.. Жениться на Фене? Она первая не согласится… Усыновить ребенка — обидно для матери, на которой можно жениться и на которой не женятся. Сотни комбинаций вертелись в голове Карачунского, а решение
вопроса ни на волос не подвинулось вперед.
Мать слушала невнятные
вопросы старичка, — он спрашивал, не глядя на подсудимых, и голова его лежала на воротнике мундира неподвижно, — слышала спокойные, короткие ответы сына. Ей казалось, что старший
судья и все его товарищи не могут быть злыми, жестокими людьми. Внимательно осматривая лица
судей, она, пытаясь что-то предугадать, тихонько прислушивалась к росту новой надежды в своей груди.
«Отныне, — писал он, — город Дэбльтоун может гордиться тем обстоятельством, что его
судья, мистер Дикинсон, удачно разрешил
вопрос, над которым тщетно ломали головы лучшие ученые этнографы Нью-Йорка.
Судья Дикинсон получил вполне удовлетворительные ответы на
вопросы: «Your name?», «Your nation?» и на все другие, вытекавшие из обстоятельств дела.
— Вы думаете, что я дурочка? — поставила она
вопрос прямо. — Если
судья здесь и так вежлив, что послал вас рассказывать о себе таинственные истории, то будьте добры ему передать, что мы — тоже, может быть, — здесь!
Посмотришь кругом — публика ведет себя не только благонравно, но даже тоскливо, а между тем так и кажется, что вот-вот кто-нибудь закричит"караул", или пролетит мимо развязный кавалер и выдернет из-под тебя стул, или, наконец, просто налетит бряцающий ташкентец и предложит
вопрос:"А позвольте, милостивый государь, узнать, на каком основании вы осмеливаетесь обладать столь наводящей уныние физиономией?"А там сейчас протокол, а назавтра заседание у мирового
судьи, а там апелляция в съезд мировых
судей, жалоба в кассационный департамент, опять суд, опять жалоба, — и пошла писать.
Тем не менее мы не сразу пришли в уныние, а тоже попробовали: и в земские собрания ездили, стараясь, по возможности, сообщить полемико-политический оттенок
вопросу о содержании лошадей для чинов земской полиции, и в качестве мировых
судей действовали, стараясь извлечь из кражи мотка ниток на фабрике какой-нибудь политический принцип. Все мы испробовали, но нигде не обрели"политики", а взамен того везде наткнулись на слово: тоска! тоска! и тоска!
Иногда отказывались отвечать на
вопросы, иногда отвечали — коротко, просто и точно, словно не
судьям, а статистикам отвечали они для заполнения каких-то особенных таблиц.
Несчастная мышь, кроме одной первоначальной гадости, успела уже нагородить кругом себя, в виде
вопросов и сомнений, столько других гадостей; к одному
вопросу подвела столько неразрешенных
вопросов, что поневоле кругом нее набирается какая-то роковая бурда, какая-то вонючая грязь, состоящая из ее сомнений, волнений и, наконец, из плевков, сыплющихся на нее от непосредственных деятелей, предстоящих торжественно кругом в виде
судей и диктаторов и хохочущих над нею во всю здоровую глотку.
Правда, что никаких споров по праву владения не было, но все это не имело законной силы, а держалось на том, что если Протасов говорит, что его отец купил домишко от покойного деда Тарасовых, то Тарасовы не оспаривали владенных прав Протасовых; но как теперь требовались права, то прав нет, и совестному
судье воочию предлежало решать
вопрос: преступление ли вызвало закон или закон создал преступление?
Он впервые подумал о каком-то
судье и удивился, откуда его взял, и, главное, взял так, как будто это
вопрос давно уже решенный. Словно он уже крепко спал, и во сне кто-то разъяснил ему все, что нужно, про
судью и убедил его; потом он проснулся, сон позабыл, объяснения позабыл, а знает только, что есть
судья, вполне законный
судья, облеченный огромными и грозными полномочиями. И теперь, после минутного удивления, он принял этого неведомого
судью спокойно и просто, как встречают хорошего и старого знакомого.
— Осмеливаюсь обеспокоить вашу честь одним единственным
вопросом, — сказал он. — Вы изволите быть
судьей?
Он привык к тому, что все щекотливые и неприятные
вопросы решались
судьями, или присяжными, или просто какой-нибудь статьей закона, когда же
вопрос предлагали ему лично, на его разрешение, то он терялся.
Когда
судьи собрались, старшина присяжных громко и отчетливо стал читать
вопросы и ответы.
— Я у вас не спрашиваю отчетов, граф. Бог
судья, что я позволила разорить вам мое состояние, не только не препятствуя, но и не противореча. Но с минуты, когда вам угодно было со мною возбудить этот
вопрос, не находите ли вы естественным, что я хочу позаботиться о будущности моего ребенка и обеспечить его от грозящей нищеты каким-нибудь капиталом?
Не спрашивая позволения, Мариула подошла к окну, оборотилась к Липману спиной, вынула из-за пазухи запечатанный пакет и потом передала его своему
судье с
вопросом...
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих
вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился
судья, по каким-то неизвестным ему самому законам, решавший, чтò было нужно и чего не нужно делать.