Неточные совпадения
— Экое
страдание! — вырвался мучительный
вопль у Сони.
И вот морская даль, под этими синими и ясными небесами, оглашается звуками русской песни, исполненной неистового веселья, Бог знает от каких радостей, и сопровождаемой исступленной пляской, или послышатся столь известные вам, хватающие за сердце стоны и
вопли от каких-то старинных, исторических, давно забытых
страданий.
Александр Привалов, потерявший голову в этой бесконечной оргии, совсем изменился и, как говорили о нем, — задурил. Вконец притупившиеся нервы и расслабленные развратом чувства не могли уже возбуждаться вином и удовольствиями: нужны были человеческие
страдания, стоны,
вопли, человеческая кровь.
Господи! неужели нужно, чтоб обстоятельства вечно гнели и покалывали человека, чтоб не дать заснуть в нем энергии, чтобы не дать замереть той страстности стремлений, которая горит на дне души, поддерживаемая каким-то неугасаемым огнем? Ужели вечно нужны будут
страдания, вечно
вопли, вечно скорби, чтобы сохранить в человеке чистоту мысли, чистоту верования?
Одно можно было вывести из всех его отвлеченных выражений и восклицаний — это
вопль невыносимых
страданий и мук о том, что он заел молодость и весь век Сусанны Николаевны.
При этом в игре Лябьева ясно слышались
вопли и
страдания честного человека, которого негодяй и мерзавец тащит в пропасть.
И новый
вопль, безумно-печальный, полный
страданием, как море водой, огненный и страшный, как правда — новый человеческий
вопль.
«Больной», с которым я имею дело как врач, — это нечто совершенно другое, чем просто больной человек, — даже не близкий, а хоть сколько-нибудь знакомый; за этих я способен болеть душою, чувствовать вместе с ними их
страдания; по отношению же к первым способность эта все больше исчезает; и я могу понять одного моего приятеля-хирурга, гуманнейшего человека, который, когда больной
вопит под его ножом, с совершенно искренним изумлением спрашивает его...
Осторожно я склонилась над ним, склонилась к его губам, — синим и запекшимся от
страданий, ужасных физических
страданий, какие пришлось испытать ему, — коснулась их и — не смогла сдержать испуганного и отчаянного
вопля. Губы отца были холодны, как лед.
Громче, громче становился этот
вопль… Все слышнее и реальнее звучал он в звуках рояля. Из глубины рыдающей симфонии он перебежал в залу и потряс ее своды, зловещий, источный, рыдающий голос человеческого горя и неописуемого
страдания…
— Нет, нет, Юлия Ипполитовна! Нет! А по-моему, уж лучше пусть
страдания. Какие угодно
страдания, только бы жить! Только бы жить! Умрешь, — господи, ничего не будешь видеть! Хоть всю жизнь готова
вопить от боли, только бы жить! — Она засмеялась. — Нет, и думать не хочу о смерти! Так неприятно!