Неточные совпадения
«Ты видел, — отвечала она, — ты донесешь!» — и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки; ее волосы касались
воды; минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в
волны.
Я, с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от
воды, что казалось, сейчас
волна его схватит и унесет; но видно, это была не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин.
Какие б чувства ни таились
Тогда во мне — теперь их нет:
Они прошли иль изменились…
Мир вам, тревоги прошлых лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни,
волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья…
Другие дни, другие сны;
Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья,
И в поэтический бокал
Воды я много подмешал.
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и
волн, блеска
воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка — все двигалось, кружилось и опадало.
Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск
волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета», — все было сном, где свет и
вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене.
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно
волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Евгений смотрит: видит лодку;
Он к ней бежит, как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его за гривенник охотно
Чрез
волны страшные везет.
Было тепло, тихо, только колеса весело расплескивали красноватую
воду неширокой реки, посылая к берегам вспененные
волны, — они делали пароход еще более похожим на птицу с огромными крыльями.
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит
волны; там беспечно отдыхает вытащенная на берег лодка, уткнувшись одним концом в
воду, другим в песок.
Напрасно водили меня показывать, как красиво вздуваются паруса с подветренной стороны, как фрегат, лежа боком на
воде, режет
волны и мчится по двенадцати узлов в час.
Правильного волнения почти нет:
вода бурлит, как кипяток;
волны потеряли очертания.
Вода крутилась и кипела, ветер с воем мчал ее в виде пыли, сек
волны, которые, как стадо преследуемых животных, метались на прибрежные каменья, потом на берег, затопляя на мгновение хижины, батареи, плетни и палисады.
Лодки эти превосходны в морском отношении: на них одна длинная мачта с длинным парусом. Борты лодки, при боковом ветре, идут наравне с линией
воды, и нос зарывается в
волнах, но лодка держится, как утка; китаец лежит и беззаботно смотрит вокруг. На этих больших лодках рыбаки выходят в море, делая значительные переходы. От Шанхая они ходят в Ниппо, с товарами и пассажирами, а это составляет, кажется, сто сорок морских миль, то есть около двухсот пятидесяти верст.
Я остался и вслушивался в треск кузнечиков, доносившийся с берега, в тихий плеск
волн; смотрел на игру фосфорических искр в
воде и на дальние отражения береговых огней в зеркале залива.
«И опять-таки мы все воротились бы домой! — думал я, дополняя свою грезу: берег близко, рукой подать; не утонули бы мы, а я еще немного и плавать умею». Опять неопытность! Уметь плавать в тихой
воде, в речках, да еще в купальнях, и плавать по морским, расходившимся
волнам — это неизмеримая, как я убедился после, разница. В последнем случае редкий матрос, привычный пловец, выплывает.
Волны вытолкнут его назад, а ветер заревет, закружится около, застонет, засвистит, обрызжет и обольет корабль облаком
воды, вырвет парус и, торжествующий, понесется по необозримому, мрачному пространству, гоня
воду, как прах.
Между тем наши закинули невод и поймали одну камбалу, одну морскую звезду и один трепанг. Вдруг подул сильный норд-вест и повеял таким холодом и так быстро сменил зной, что я едва успел надеть сюртук. Горы покрылись разорванными клочьями облаков,
вода закипела,
волны глухо зашумели.
Когда пенистая
волна накрывала легкое суденышко с носа, казалось, что вот-вот море поглотит его совсем, но
вода скатывалась с палубы, миноносец всплывал на поверхность и упрямо шел вперед.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер.
Волны с шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в
воду.
Они бегали по
воде и каждый раз, когда отходила
волна, заглядывали под камни, переворачивали травинки и выискивали корм.
Симпатичные птички эти постоянно заглядывали под щепки, камни и ракушки и то и дело заходили в
воду, и, только когда сильная прибойная
волна дальше обыкновенного забегала на берег, они вспархивали и держались на воздухе до тех пор, пока
вода не отходила назад.
Шепот ветра в моих ушах, тихое журчанье
воды за кормою меня раздражали, и свежее дыханье
волны не охлаждало меня; соловей запел на берегу и заразил меня сладким ядом своих звуков.
Ах, мама, что со мной? Какой красою
Зеленый лес оделся! Берегами
И озером нельзя налюбоваться.
Вода манит, кусты зовут меня
Под сень свою; а небо, мама, небо!
Разлив зари зыбучими
волнамиКолышется.
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских
волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи,
вода, звучно журча, бежит с длинных волос на землю, и дева светится сквозь
воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Но
волна горячего участия к этой незнакомой девочке прилила к моему сердцу почти физическим ощущением теплоты, точно в грудь мне налили горячей
воды.
Я вскочил на печь, забился в угол, а в доме снова началась суетня, как на пожаре;
волною бился в потолок и стены размеренный, всё более громкий, надсадный вой. Ошалело бегали дед и дядя, кричала бабушка, выгоняя их куда-то; Григорий грохотал дровами, набивая их в печь, наливал
воду в чугуны и ходил по кухне, качая головою, точно астраханский верблюд.
Несмотря на огромное различие в обилии и силе
вод, и те и другие реки имеют один уже характер: русло их всегда песчано, всегда углублено; сбывая летом,
вода обнажает луговую сторону, и река катит свои
волны в широко разметанных желтых песках, перебиваемых косами разноцветной гальки: следовательно, настоящие берега их голы, бесплодны и, по-моему, не представляют ничего приятного, отрадного взору человеческому.
Имя тоже очень выразительное: идет ли утка по земле — беспрестанно покачивается то на ту, то другую сторону; плывет ли по
воде во время ветра — она качается, как лодочка по
волнам.
Горная порода, вынесенная из оврага и разрушенная морским прибоем, превратилась в гравий и образовала широкую отмель.
Вода взбегала на нее с сердитым шипеньем и тотчас уходила в песок, оставляя после себя узенькую полоску пены, но следующая
волна подхватывала ее и бросала на отмель дальше прежнего.
В это мгновение огромная
волна нагнала лодку как-то сразу и сбоку и сзади и наполнила ее
водой почти до половины.
Вода каскадом сбегала с ее спины, но тотчас ее накрывала другая
волна, за ней третья.
Но вот
волна проходила, отблеск пропадал, и тогда казалось, будто небесное светило снова погрузилось «в лоно стеклянных
вод».
Волны подгоняли нашу утлую ладью, вздымали ее кверху и накреняли то на один, то на другой бок. Она то бросалась вперед, то грузно опускалась в промежутки между
волнами и зарывалась носом в
воду. Чем сильнее дул ветер, тем быстрее бежала наша лодка, но вместе с тем труднее становилось плавание. Грозные валы, украшенные белыми гребнями, вздымались по сторонам. Они словно бежали вперегонки, затем опрокидывались и превращались в шипящую пену.
Сумерки быстро спускались на землю. В море творилось что-то невероятное. Нельзя было рассмотреть, где кончается
вода и где начинается небо. Надвигающаяся ночь, темное небо, сыпавшее дождем с изморозью, туман — все это смешалось в общем хаосе. Страшные
волны вздымались и спереди и сзади. Они налетали неожиданно и так же неожиданно исчезали, на месте их появлялась глубокая впадина, и тогда казалось, будто лодка катится в пропасть.
Тяжело загруженная лодка глубоко сидела в
воде, и
волны начали захлестывать ее с боков.
Точно маленькая щепочка, лодка наша металась среди яростных
волн. Порой казалось, что она бросается вперед, то будто стоит на месте. Стало совсем темно. С трудом можно было рассмотреть, что делается рядом. Как автомат, не отдавая себе отчета, я откачивал
воду из лодки и мало беспокоился о том, что она не убывала.
Когда удалялся прилив, я бегом
До самой
воды добегала,
Когда же прилив возвращался опять
И
волны грядой подступали,
От них я спешила назад убежать,
А
волны меня настигали!..
Осенью озеро ничего красивого не представляло. Почерневшая холодная
вода била пенившеюся
волной в песчаный берег с жалобным стоном, дул сильный ветер; низкие серые облака сползали непрерывною грядой с Рябиновых гор. По берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они поднимались с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от берега сторожились утки целыми стаями. В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и летели дальше.
Он и сам залез было в
воду по брюхо и два-три раза лакнул ее языком. Но соленая
вода ему не понравилась, а легкие
волны, шуршавшие о прибрежный гравий, пугали его. Он выскочил на берег и опять принялся лаять на Сергея. «К чему эти дурацкие фокусы? Сидел бы у берега, рядом со стариком. Ах, сколько беспокойства с этим мальчишкой!»
Пусть шумит
вода, пусть плывут мимо лесистые, затянутые синеватой пленкой берега, пусть с неба льются
волны теплого света.
Набежавшая
волна с моря разлилась по правой стороне моста и замочила ноги Володе; два солдата, шлепая ногами по
воде, прошли мимо него.
Теперь качка стала еще сильнее. Каждый раз, когда нос корабля, взобравшись на
волну и на мгновение задержавшись на ней, вдруг решительно, с возрастающей скоростью врывался в
воду, Елена слышала, как его борта с уханьем погружались в море и как шипели вокруг него точно рассерженные
волны.
Один течет
волной живою,
По камням весело журча,
Тот льется мертвою
водою...
Там о заре прихлынут
волныНа брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из
вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской...
В унынье тяжком и глубоком
Она подходит — и в слезах
На
воды шумные взглянула,
Ударила, рыдая, в грудь,
В
волнах решилась утонуть —
Однако в
воды не прыгнула
И дале продолжала путь.
Он то и дело беспокойно передвигает кожаную фуражку — надвинет ее на глаза, надует губы и озабоченно смотрит вокруг; собьет фуражку на затылок, помолодеет и улыбается в усы, думая о чем-то приятном, — и не верится, что у него много работы, что медленная убыль
воды беспокоит его, — в нем гуляет
волна каких-то, видимо, неделовых дум.
В эти минуты светозарный Феб быстро выкатил на своей огненной колеснице еще выше на небо; совсем разредевший туман словно весь пропитало янтарным тоном. Картина обагрилась багрецом и лазурью, и в этом ярком, могучем освещении, весь облитый лучами солнца, в
волнах реки показался нагой богатырь с буйною гривой черных волос на большой голове. Он плыл против течения
воды, сидя на достойном его могучем красном коне, который мощно рассекал широкою грудью
волну и сердито храпел темно-огненными ноздрями.
Несколько мужчин, женщин и девушек, в странных костюмах, с обнаженными руками и ногами до колен, появились из маленьких деревянных будок, построенных на берегу, и, взявшись за руки, кинулись со смехом в
волны, расплескивая
воду, которая брызгала у них из-под ног тяжелыми каплями, точно расплавленное золото.
Волны все бежали и плескались, а на их верхушках, закругленных и зыбких, играли то белая пена, то переливы глубокого синего неба, то серебристые отблески месяца, то, наконец, красные огни фонарей, которые какой-то человек, сновавший по
воде в легкой лодке, зажигал зачем-то в разных местах, над морем…
Молодые люди спустились к Москве-реке и пошли вдоль ее берега. От
воды веяло свежестью, и тихий плеск небольших
волн ласкал слух.
Это была «Бегущая по
волнам», судно, покинутое экипажем, оставленное
воде, ветру и одиночеству.