Неточные совпадения
Да, видно, Бог прогневался.
Как восемь лет исполнилось
Сыночку моему,
В подпаски свекор сдал его.
Однажды жду Федотушку —
Скотина уж пригналася,
На улицу иду.
Там видимо-невидимо
Народу! Я прислушалась
И бросилась в толпу.
Гляжу, Федота бледного
Силантий держит за ухо.
«Что держишь ты его?»
— Посечь хотим маненичко:
Овечками прикармливать
Надумал он
волков! —
Я вырвала Федотушку,
Да с
ног Силантья-старосту
И сбила невзначай.
— О, баловень, сибарит! — говорил
Волков, глядя, куда бы положить шляпу, и, видя везде пыль, не положил никуда; раздвинул обе полы фрака, чтобы сесть, но, посмотрев внимательно на кресло, остался на
ногах.
Где замечала явную ложь, софизмы, она боролась, проясняла себе туман, вооруженная своими наблюдениями, логикой и волей. Марк топал в ярости
ногами, строил батареи из своих доктрин и авторитетов — и встречал недоступную стену. Он свирепел, скалил зубы, как «
волк», но проводником ее отповедей служили бархатные глаза, каких он не видал никогда, и лба его касалась твердая, но нежная рука, и он, рыча про себя, ложился смиренно у
ног ее, чуя победу и добычу впереди, хотя и далеко.
О дичи я не спрашивал, водится ли она, потому что не проходило ста шагов, чтоб из-под
ног лошадей не выскочил то глухарь, то рябчик. Последние летали стаями по деревьям. На озерах, в двадцати саженях, плескались утки. «А есть звери здесь?» — спросил я. «Никак нет-с, не слыхать: ушканов только много, да вот бурундучки еще». — «А медведи,
волки?..» — «И не видать совсем».
Если вдруг выпадет довольно глубокий снег четверти в две, пухлый и рыхлый до того, что
нога зверя вязнет до земли, то башкирцы и другие азиатские и русские поселенцы травят, или, вернее сказать, давят, в большом числе русаков не только выборзками, но и всякими дворными собаками, а лис и
волков заганивают верхами на лошадях и убивают одним ударом толстой ременной плети, от которой, впрочем, и человек не устоит на
ногах.
Матушка и моя старая няня, возвращавшаяся с нами из-за границы, высвободившись из-под вороха шуб и меховых одеял, укутывавших наши
ноги от пронзительного ветра, шли в «упокой» пешком, а меня Борис Савельич нес на руках, покинув предварительно свой кушак и шапку в тарантасе. Держась за воротник его волчьей шубы, я мечтал, что я сказочный царевич и еду на сказочном же сером
волке.
Мы прошли опять в «Тонус» и заказали вино; девочке заказали сладкие пирожки, и она стала их анатомировать пальцем, мурлыча и болтая
ногами, а мы с Паркером унеслись за пять лет назад. Некоторое время Паркер говорил мне «ты», затем постепенно проникся зрелищем перемены в лице изящного загорелого моряка, носящего штурманскую форму с привычной небрежностью опытного морского
волка, — и перешел на «вы».
Меж тем черкес, с улыбкой злобной,
Выходит из глуши дерев.
И
волку хищному подобный,
Бросает взор… стоит… без слов,
Ногою гордой попирает
Убитого… увидел он,
Что тщетно потерял патрон;
И вновь чрез горы убегает.
Матерой или старый
волк, не лишенный еще сил, может кинуться на лошадь; бывали примеры, что
волк бросался на шею лошади и жестоко ее ранил своими клыками, даже кусал за
ноги охотника.
Очень странно, что
волк почти никогда не отвертывает, не отрывает своей
ноги, завязшей в капкане, несмотря на отчаянные усилия, которые он для того употребляет.
Рассказав не менее ста раз, всем и каждому, счастливое событие со всеми его подробностями, я своими руками стащил
волка к старому скорняку и заставил при себе снять с него шкуру. Я положил
волку двадцать четыре дробины под левую лопатку.
Волк был необыкновенно велик и сыт; в одной его
ноге нашли два железных жеребья, давно заросшие в теле. Очевидно, что он был стрелян.
Волк попадает всегда одной
ногой, лиса же изредка двумя; это случается, когда она прыгает, скачет, а не бежит рысью или не идет тихой ходою.
Если
волк попадет заднею
ногою, то уносит капкан дальше, но если переднею и высоко, то уходит недалеко...
Потом они расходятся. Иногда фельдшер немного провожает Астреина, который побаивается
волков. На крыльце им кидается под
ноги Друг. Он изгибается, тычет холодным носом в руки и повизгивает. Деревня тиха и темна, как мертвая. Из снежной пелены едва выглядывают, чернея, треугольники чердаков. Крыши слабо и зловеще белеют на мутном небе.
«Создан мне, господи, — говорит злой человек, — главу железную, очи медные, язык серебряный, сердце булату крепкого,
ноги волка рыскучего; а недругу ненавистнику моему создай, господи, щеки местовые, язык овечей, ум телечей, сердце заячье».
«Нет, — говорю, — ваше превосходительство, вы извольте назначить как наверное, так, — говорю, — и ждать будем; а то я, — говорю, — тоже дома не сижу:
волка, мол,
ноги кормят».
Мухортый также напряженно слушал, поводя ушами, и, когда
волк кончил свое колено, переставил
ноги и предостерегающе фыркнул.
Побежал
волк, а утюг горячий по
ногам его бьет и так по камням стучит, как будто целый полк солдат идет.
Шел по улице
волк и всех прохожих бил хвостом. Хвост у него был щетинистый, твердый, как палка: и то мальчика
волк ударит, то девочку, а то одну старую старушку ударил так сильно, что она упала и расшибла себе нос до крови. Другие
волки хвост поджимают к
ногам, когда ходят, а этот держал свой хвост высоко. Храбрый был
волк, но и глупый тоже.
Надела волчиха большую шляпу с лентами, а волчаткам надела на
ноги глубокие калоши, потому что после дождя была грязь. Сами же они с
волком всегда босые ходили, даже зимою.
Ну и дома все очень обрадовались, что у
волка такой хороший новый хвост. Волчиха, так та даже заплакала от радости: сидит, лапами морду утирает, а слезы так и льются, целая лужа на полу натекла,
ноги промочить можно, если без калош. А волчатки прыгают и кричат весело...
Но только, как пришил ему доктор утюг горячий, вышло совсем нехорошо: идет
волк по улице, а утюг горячий ему
ноги так и обжигает.
До десятка собак с разнообразным лаем, ворчаньем и хрипеньем бросились на вошедших. Псы были здоровенные, жирные и презлые. Кроме маленькой шавки, с визгливым лаем задорно бросившейся гостям под
ноги, каждая собака в одиночку на
волка ходила.
Мильтон был близко от
волка, но, видно, боялся схватить его, а Булька, как ни торопился на своих коротких
ногах, не мог поспеть.
Я поглядел и увидал — по полю бегут два
волка: один матерой, другой молодой. Молодой нес на спине зарезанного ягненка, а зубами держал его за
ногу. Матерой
волк бежал позади.
— Да куда же я пойду? У меня
ноги больные! — ожесточенно воскликнул он, глядя на кондуктора как затравленный
волк.
Но человек — я сам или близкий мне — сидит в тюрьме; или я сам или близкий мне лишился в сражении
ноги, или меня терзают
волки: деятельность, направленная на побег из тюрьмы, на лечение
ноги, на отбивание от
волков, не удовлетворит меня, потому что заключение в тюрьме, боль
ноги и терзание
волков составляют только крошечную часть моего страдания.
Внизу лестницы встретились два брата: Аркадий и Валерий, «рохля» и «живчик». Аркадий (рохля) был старше Валерия (живчика) лет на шесть и гораздо его солиднее. Он был тоже породистый «полукровок»: как Валерий, пухлый и с кадыком, но как будто уже присел на
ноги. С лица он походил разом на одутловатое дитя и на дрессированного
волка. От него пахло необыкновенными духами, напоминавшими аромат яблочных зерен.
Но человек, занятый только залечиванием своих
ног, когда ему их оторвали на поле сражения, на котором он отрывал
ноги другим, или занятый только тем, чтобы провести наилучшим образом свое время в одиночной синей тюрьме, после того как он сам прямо или косвенно засадил туда людей, или человек, только заботящийся о том, чтобы отбиться и убежать от
волков, разрывающих его, после того как он сам зарезал тысячи живых существ и съел; — человек не может находить, что всё это, случающееся с ним, есть то самое, что должно быть.
Комиссар вошел не один, а с целой ватагой агентов и полицейских сержантов, которые всей гурьбой бросились к Николаю Герасимовичу и вцепились ему в руки,
ноги и платье, как стая гончих собак в затравленного
волка.
— Ступай, но коня уж оставь
волкам на закуску, а то к копытам мои земляки чутки, как медведи к меду; услышат и захватят опять. Выберись отсюда лучше на змеиных
ногах, то есть ползком; расскажи своим, что русские наступают на них, поведи их проселками на наших и кроши их вдребезги! Ступай, а мне еще надо докончить свое дело.
— А чтобы
ноги у нас не отнялись в тепле да в холе сидючи…
Волки мы были,
волками и умрем. Лес нам нужен, воля, а не избы теплые. Не на спокой шли мы к тебе, а на дело. Сам, чай, ведаешь…
Марта покачала головой и, поглядев исподлобья на своего повелителя, превратившегося из ужасного
волка в смирную овечку, поспешила оставить собеседников одних. Никласзон ударил рукою по бумаге, которую бросил на стол перед напуганным бароном, перекачнул стул, на котором сидел, так, что длинный задок его опирался краем об стену, и, положа
ноги на стол, произнес грозно...
Николай хотел колоть, но Данило прошептал: «Не надо, соструним», — и переменив положение, наступил
ногою на шею
волку.
Волк ляснул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними
ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед.
Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть
волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние
ноги стали на край водомоины.
В пасть
волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали
ноги, и Данило раза два с одного бока на другой перевалил
волка.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с
волком собак, из-под которых виднелась седая шерсть
волка, его вытянувшаяся задняя
нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали
волка, который мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к
волку мимо
ног лошадей.
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу
волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность,
волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между
ног и наддал скоку. Но тут — Николай видел только, что что-то сделалось с Караем — он мгновенно очутился на
волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Красный Любим выскочил из-за Милки, стремительно бросился на
волка и схватил его за гачи (ляжки задних
ног), но в ту же секунду испуганно перескочил на другую сторону.
Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
Но
волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как это она всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние
ноги.