Неточные совпадения
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как
белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как
возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и
возится с ним;
с мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
За стойкой, как
водится, почти во всю ширину отверстия, стоял Николай Иваныч, в пестрой ситцевой рубахе, и,
с ленивой усмешкой на пухлых щеках, наливал своей полной и
белой рукой два стакана вина вошедшим приятелям, Моргачу и Обалдую; а за ним в углу, возле окна, виднелась его востроглазая жена.
В назначенный день я пошел к Прелину. Робко,
с замирающим сердцем нашел я маленький домик на Сенной площади,
с балконом и клумбами цветов. Прелин, в светлом летнем костюме и
белой соломенной шляпе,
возился около цветника. Он встретил меня радушно и просто, задержал немного в саду, показывая цветы, потом ввел в комнату. Здесь он взял мою книгу, разметил ее, показал, что уже пройдено, разделил пройденное на части, разъяснил более трудные места и указал, как мне догнать товарищей.
Зайцы выцветают не вдруг: сначала делаются чалыми, потом
побелеет внешняя сторона задних ног, или гачи, и тогда говорят: заяц в штанах; потом
побелеет брюхо, а за ним все прочие части, и только пятном на лбу и полосою по спине держится красноватая, серая шерсть; наконец, заяц весь
побелеет, как лунь, как колпик [Лунь — чеглик (самец] белохвостика, довольно большой хищной птицы низшего разряда: он весь
белый и нисколько не похож на свою темно-красноватую пеструю самку, превосходящую его величиной почти вдвое, а колпик —
белый аист
с красными ногами и носом; он
водится около Астрахани), как первый снег.
[В некоторых, более лесных уездах Оренбургской губернии, где растут породы и смолистых дерев,
водятся олени, рыси и росомахи; в гористых местах — дикие козы, а в камышах и камышистых уремах по Уралу — кабаны] Между белками попадаются очень белесоватые, почти
белые, называемые почему-то горлянками, и белки-летяги: последние имеют
с обеих сторон, между переднею и заднею лапкою, кожаную тонкую перепонку, которая, растягиваясь, помогает им прыгать
с дерева на дерево, на весьма большое расстояние.
Я жил в тумане отупляющей тоски и, чтобы побороть ее, старался как можно больше работать. Недостатка в работе не ощущалось, — в доме было двое младенцев, няньки не угождали хозяевам, их постоянно меняли; я должен был
возиться с младенцами, каждый день мыл пеленки и каждую неделю ходил на Жандармский ключ полоскать
белье, — там меня осмеивали прачки.
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча,
с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора
с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах,
с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене,
с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену,
с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня,
с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как
водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор,
белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Прежде всего не узнаю того самого города, который был мне столь памятен по моим в нем страданиям. Архитектурное обозрение и костоколотная мостовая те же, что и были, но смущает меня нестерпимо какой-то необъяснимый цвет всего сущего. То, бывало, все дома были
белые да желтые, а у купцов
водились с этакими голубыми и желтыми отворотцами, словно лацканы на уланском мундире, — была настоящая житейская пестрота; а теперь, гляжу, только один неопределенный цвет, которому нет и названия.
Красуля принадлежит к породе форели и вместе
с нею
водится только в чистых, холодных и быстрых реках, даже в небольших речках или ручьях, и в новых, не загаженных навозом прудах, на них же устроенных, но только в глубоких и чистых; стан ее длинен, брусковат, но шире щучьего; она очень красива; вся, как и форель, испещрена крупными и мелкими, черными, красными и
белыми крапинами; хвост и перья имеет сизые; нижнюю часть тела — беловато-розового цвета; рот довольно большой; питается мелкою рыбой, червяками и разными насекомыми, падающими в воду снаружи и в ней живущими.
Таинственное поручение страшно обрадовало меня, и я полетел в Адмиралтейскую слободу
с быстротой стрижа. Там, в темной мастерской медника, я увидал молодого кудрявого человека
с необыкновенно синими глазами; он лудил кастрюлю, но — был не похож на рабочего. А в углу, у тисков,
возился, притирая кран, маленький старичок
с ремешком на
белых волосах.
Те, как
водится, начинали
с расспросов о том, есть ли в селе барин, строг ли
с мужиками, есть ли барыня и барчонки, о том, кто староста, стар ли, молод ли он; потом мало-помалу объясняли Акуле, что вот-де они ходят из села в село, собирают хлебец да копеечки во имя Христово, заходят в монастыри, бывают далече, в Киеве и Иерусалиме, на богомолье и что, наконец, жутко приходится им иногда жить на
белом свете.
Бабочка Проскурняковая (Malvoe), названная так потому, что
водится на полевых рожах, или проскурняке; она имеет темные крылья
с белыми пятнами, зубчатые по краешкам.
— Дивлюсь я тебе, Василий Борисыч, — говорил ему Патап Максимыч. — Сколько у тебя на всякое дело уменья, столь много у тебя обо всем знанья, а век свой корпишь над крюковыми книгами [Певчие книги. Крюки — старинные русские ноты, до сих пор обиходные у старообрядцев.], над келейными уставами да шатаешься по
белу свету
с рогожскими порученностями. При твоем остром разуме не
с келейницами
возиться, а торги бы торговать, деньгу наживать и тем же временем бедному народу добром послужить.
Невольно напрашивалось сравнение
с нашими деревенскими избами и было далеко не в пользу последних. Не было здесь ни черных тараканов, ни прусаков, ни той грязи, которая обычна в избах. Только маленькие ящерки, очень некрасивые,
с уродливыми головками, которых, говорят, ничем не выживешь, и которые
водятся по всем домам тропических местностей, бойко разгуливали по
белому потолку, производя страшный шум, или, вернее, шуршанье.
Больше же всего Токарева возмущало в Тане ее невыносимое разгильдяйство, — она приехала сюда, не взяв
с собою из одежды решительно ничего, — не стоит
возиться, а тут без церемонии носила
белье и платья Варвары Васильевны и Кати.