— Бориса исключили из
военной школы за то, что он отказался выдать товарищей, сделавших какую-то шалость. Нет, не за то, — торопливо поправила она, оглядываясь. — За это его посадили в карцер, а один учитель все-таки сказал, что Боря ябедник и донес; тогда, когда его выпустили из карцера, мальчики ночью высекли его, а он, на уроке, воткнул учителю циркуль в живот, и его исключили.
В Александровском училище нет даже и следов того, что в других
военных школах, особенно в привилегированных, называется «цуканьем» и состоит в грубом, деспотическом и часто даже унизительном обращении старшего курса с младшим: дурацкий обычай, собезьяненный когда-то, давным-давно, у немецких и дерптских студентов, с их буршами и фуксами, и обратившийся на русской черноземной почве в тупое, злобное, бесцельное издевательство.
Под сенью Кавказа садил он виноград, в степях полуденной России — сосновые и дубовые леса, открывал порт на Бельте, заботился о привозе пива для своего погреба, строил флот, заводил ассамблеи и училища, рубил длинные полы у кафтанов, комплектовал полки, потому что, как он говорил, при
военной школе много учеников умирает, а не добро голову чесать, когда зубья выломаны из гребня; шутил, рассказывал о своих любовных похождениях и часто, очень часто упоминал о какой-то таинственной Катеньке; все это говорил Петр под сильным дождем, готовясь на штурм неприятельских кораблей, как будто на пирушку!
— Кантонист — солдатский сын, со дня рождения числившийся за военным ведомством и обучавшийся в низшей
военной школе.] другой из черкесов, третий из раскольников, четвертый православный мужичок, семью, детей милых оставил на родине, пятый жид, шестой цыган, седьмой неизвестно кто, и все-то они должны ужиться вместе во что бы ни стало, согласиться друг с другом, есть из одной чашки, спать на одних нарах.
Неточные совпадения
Выйдя очень молодым блестящим офицером из
школы, он сразу попал в колею богатых петербургских
военных. Хотя он и ездил изредка в петербургский свет, все любовные интересы его были вне света.
Чиновники были отставлены от должности; дома гражданской архитектуры поступили в казну и обращены были на разные богоугодные заведения и
школы для кантонистов, [Кантонисты — солдатские сыновья, с самого рождения определенные в
военное ведомство.] все распушено было в пух, и Чичиков более других.
Военная дисциплина — великая
школа, дальнейшее зависит от него.
Мальчик ходит в воскресную
школу до 14—15 лет, а потом друзья его определяют его в
военную службу.
— Несчастные, даже учатся
военным наукам, но им все, все должно простить, даже это тяготение к
школе убийств. Им по-прежнему сочувствуют в Европе?
От вокзала до Которосли, до Американского моста, как тогда мост этот назывался, расстояние большое, а на середине пути стоит ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это
военная прогимназия, переделанная из
школы военных кантонистов, о воспитании которых в полку нам еще капитан Ярилов рассказывал.
— А я, напротив того, полагаю, что если бы
военные поселения и связанные с ними
школы военных кантонистов не были упразднены, так сказать, на рассвете дней своих, то Россия давно уж была бы покрыта целой сетью фаланстеров и мы были бы и счастливы и богаты! Да-с!
Вернувшись в Елизаветград, я на вечере у полковника Мельцера узнал, что Романовы дали слово Соловьеву отдать за него дочь ‹…›…никакая
школа жизни не может сравниться с
военного службой, требующей одновременно строжайшей дисциплины, величайшей гибкости и твердости хорошего стального клинка в сношениях с равными и привычку к мгновенному достижению цели кратчайшим путем.
Когда я сличаю свою нравственную распущенность и лень на школьной и университетской скамьях с принужденным самонаблюдением и выдержкой во время трудной адъютантской службы, то должен сказать, что кирасирский
Военного Ордена полк был для меня возбудительною
школой.
Считая, вероятно, для сына, предназначаемого в
военную службу, мое товарищество полезным, хотя бы в видах практики в русском языке, полковник сперва упросил Крюммера отпускать меня в гостиницу в дни, когда сам приезжал и брал к себе сына, а затем, узнавши, что изо всей
школы на время двухмесячных каникул я один останусь в ней по отдаленности моих родителей, он упросил Крюммера отпустить меня к ним вместе с сыном.
Само дело показывало, что надо их убирать куда-нибудь с глаз подальше. В большинстве случаев они и сами этого желали и сразу же, обняв умом свое новое положение, старались попадать в музыкантские
школы или в швальни, где нет дела с ружьем. А от ружья пятились хуже, чем черт от поповского кропила, и вдруг обнаружили твердое намерение от настоящего
военного ремесла совсем отбиться.
— Это ничего, — говорил он, — лишь бы только духовенство стояло на высоте своего призвания и ясно сознавало свои задачи. К моему несчастью, я знаю священников, которые, по своему развитию и нравственным качествам, не годятся в
военные писаря, а не то что в священники. А вы согласитесь, плохой учитель принесет
школе гораздо меньше вреда, чем плохой священник.
— Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! — сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в
школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.
Государь император, имея в виду, что при многих воинских частях также учреждены воскресные бесплатные
школы, что по затруднительности за ними надзора злоумышленные люди могут и в этих
школах проводить вредные и ложные учения, что притом обнаружены уже некоторые преступные покушения увлечь и нижних чинов к нарушению долга службы и присяги, высочайше повелеть соизволил, в предупреждение могущих быть пагубных последствий, ныне же закрыть все учрежденные при войсках воскресные
школы и вообще всякие училища для лиц, не принадлежащих к
военному ведомству, и впредь никаких сборищ посторонних людей в зданиях, занимаемых войсками, отнюдь не допускать».
8-го июня было объявлено о закрытии воскресных
школ и других училищ, учрежденных при войсках, для лиц, не принадлежащих к
военному ведомству.
Тогда-то он и был вынужден поступить на службу столоначальником в
военное министерство и бился до назначения его в Варшаву профессором в главную
школу, потом в университет, и получения места редактора"Варшавского дневника"с хорошим окладом и огромной казенной квартирой. Но это случилось уже к 70-му году.
В обществе чувствовалось все сильнее либеральное течение, и одним из его симптомов сделались воскресные
школы. Вскоре их ограничили, но в мою первую петербургскую зиму это превратилось даже в некоторых местностях Петербурга в светскую моду. Учили чумазых сапожных и кузнечных мальчиков фрейлины, барышни, дамы, чиновники,
военные, пажи, лицеисты, правоведы, разумеется, и студенты.