Неточные совпадения
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ
Зевая слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух был потребен,
И за столом
у них гостям
Носили блюда по чинам.
Ну что, какой твой нужда?» Тут, как
водится, с природною
русскому человеку ловкостию и плутовством, покупщик начнет уверять башкирца, что нужды
у него никакой нет, а наслышался он, что башкирцы больно добрые люди, а потому и приехал в Уфимское Наместничество и захотел с ними дружбу завести и проч. и проч.; потом речь дойдет нечаянно до необъятного количества башкирских земель, до неблагонадежности припущенников, [Припущенниками называются те, которые за известную ежегодную или единовременную плату, по заключенному договору на известное число лет, живут на башкирских землях.
— Вот то-то же, глупые головы, — прервал земский, — что вам убыли, если
у вас старшими будут поляки? Да и где нам с ними
возиться! Недаром в Писании сказано: «Трудно прать против рожна». Что нам за дело, кто будет государствовать в Москве:
русский ли царь, польский ли королевич? было бы нам легко.
— Вот, черт возьми! а я терпеть не могу и нашей невской. Пойдем-ка, братец, выпьем лучше бутылку вина:
у русских партизанов оно всегда
водится.
К больным можно было безопасно входить только тем,
у кого есть оленьи слезы или безоар — камень; но ни слез оленьих, ни камня безоара
у Ивана Ивановича не было, а в аптеках на Волховской улице камень хотя, может быть, и
водился, но аптекаря были — один из поляков, а другой немец, к
русским людям надлежащей жалости не имели и безоар-камень для себя берегли.
Они и теперь
возятся с ними наверху, в аудитории Фукса; даже Кавалера Подалириуса достали!» [
У Блуменбаха, в
русском переводе, он назван Подалирий, но мы всегда произносили по-латыни: Podalirius.]
— Дивлюсь я тебе, Василий Борисыч, — говорил ему Патап Максимыч. — Сколько
у тебя на всякое дело уменья, столь много
у тебя обо всем знанья, а век свой корпишь над крюковыми книгами [Певчие книги. Крюки — старинные
русские ноты, до сих пор обиходные
у старообрядцев.], над келейными уставами да шатаешься по белу свету с рогожскими порученностями. При твоем остром разуме не с келейницами
возиться, а торги бы торговать, деньгу наживать и тем же временем бедному народу добром послужить.
С разными"барами", какие и тогда
водились в известном количестве, я почти что не встречался и не искал их. А
русских обывателей Латинской страны было мало, и они также мало интересного представляли собою.
У Вырубова не было своего"кружка". Два-три корреспондента, несколько врачей и магистрантов, да и то разрозненно, — вот и все, что тогда можно было иметь. Ничего похожего на ту массу
русской молодежи — и эмигрантской и общей, какая завелась с конца 90-х годов и держится и посейчас.
— Ничего не понимаю! — пожав плечами, отвечал начальник. —
У нас, конечно, есть еще это
русское направление; но с ним пока еще нельзя кончить сразу: говорят, дух времени; что сделаете — национальность — с. Я говорил лет пять назад: Гарибальди положит
у нас начало беспокойств, — душите Гарибальди, — не надо нам его национальных идей, — по-своему хотели, ну вот теперь и
возитесь с национальным духом!