Неточные совпадения
Только на осьмой день, около полдён, измученная команда
увидела стрелецкие высоты и радостно затрубила
в рога. Бородавкин вспомнил, что великий князь Святослав Игоревич, прежде нежели побеждать
врагов, всегда посылал сказать:"Иду на вы!" — и, руководствуясь этим примером, командировал своего ординарца к стрельцам с таким же приветствием.
Сережа, и прежде робкий
в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла
в голову загадка о том, друг или
враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна
видела, что он собирается плакать.
Вы
видите: все
в нем
враг, искуситель или предатель.
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул о том, что должен был переменить много мест и должностей, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз
в опасности со стороны
врагов, и много еще рассказал он такого, из чего Тентетников мог
видеть, что гость его был скорее практический человек.
И постепенно
в усыпленье
И чувств и дум впадает он,
А перед ним воображенье
Свой пестрый мечет фараон.
То
видит он: на талом снеге,
Как будто спящий на ночлеге,
Недвижим юноша лежит,
И слышит голос: что ж? убит.
То
видит он
врагов забвенных,
Клеветников и трусов злых,
И рой изменниц молодых,
И круг товарищей презренных,
То сельский дом — и у окна
Сидит она… и всё она!..
Он
враг всех излияний; многие его даже осуждают за такую твердость его нрава и
видят в ней признак гордости или бесчувствия; но подобных ему людей не приходится мерить обыкновенным аршином, не правда ли?
Иль он сквозь бранный дым
увиделВрага Мазепу, и
в сей миг
Свои лета возненавидел
Обезоруженный старик?
— Лжец! — обозвал он Рубенса. — Зачем, вперемежку с любовниками, не насажал он
в саду нищих
в рубище и умирающих больных: это было бы верно!.. А мог ли бы я? — спросил он себя. Что бы было, если б он принудил себя жить с нею и для нее? Сон, апатия и лютейший
враг — скука! Явилась
в готовой фантазии длинная перспектива этой жизни, картина этого сна, апатии, скуки: он
видел там себя, как он был мрачен, жосток, сух и как, может быть, еще скорее свел бы ее
в могилу. Он с отчаянием махнул рукой.
Бога сделали
врагом свободы и хотели
видеть свободу
в освобождении от идеи Бога.
Занавеска отдернулась, и Алеша
увидел давешнего
врага своего,
в углу, под образами, на прилаженной на лавке и на стуле постельке. Мальчик лежал накрытый своим пальтишком и еще стареньким ватным одеяльцем. Очевидно, был нездоров и, судя по горящим глазам,
в лихорадочном жару. Он бесстрашно, не по-давешнему, глядел теперь на Алешу: «Дома, дескать, теперь не достанешь».
— А вот мой личный
враг идет, — промолвил он, вдруг вернувшись ко мне, —
видите этого толстого человека с бурым лицом и щетиной на голове, вон что шапку сгреб
в руку да по стенке пробирается и на все стороны озирается, как волк?
Ночуя
в одной комнате с человеком, коего мог он почесть личным своим
врагом и одним из главных виновников его бедствия, Дубровский не мог удержаться от искушения. Он знал о существовании сумки и решился ею завладеть. Мы
видели, как изумил он бедного Антона Пафнутьича неожиданным своим превращением из учителей
в разбойники.
В 1846,
в начале зимы, я был
в последний раз
в Петербурге и
видел Витберга. Он совершенно гибнул, даже его прежний гнев против его
врагов, который я так любил, стал потухать; надежд у него не было больше, он ничего не делал, чтоб выйти из своего положения, ровное отчаяние докончило его, существование сломилось на всех составах. Он ждал смерти.
В старом режиме стража тюрьмы состояла из довольно добродушных русских солдат, которые
видели в заключенных не «
врагов народа», а
врагов правительства, начальник тюрьмы управлял патриархально, если не был особенным зверем, что, конечно, случалось.
В режиме советском, революционном, стража тюрьмы
видела в заключенных «
врагов народа» и революции, и управление тюрьмы было отнюдь не патриархальным, оно отражало диктатуру и террор.
Я не знал, что такое «бырь», и прозвище не обижало меня, но было приятно отбиваться одному против многих, приятно
видеть, когда метко брошенный тобою камень заставляет
врага бежать, прятаться
в кусты. Велись эти сражения беззлобно, кончались почти безобидно.
Но иногда он производит впечатление
врага общества, он
видит в обществе,
в совершенном обществе
врага личности.
Но кроме
врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же
враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется,
в чистых полях), то непременно и там
увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит на стогу или на сурчине, —
увидит и, зашумев как буря, упадет на бедного зайца внезапно из облаков, унесет
в длинных и острых когтях на далекое расстояние и, опустясь на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Мне случалось наезжать на стаи куропаток, которые при мне прятались таким образом, потому что
в то же время
видели плавающего
в облаках своего смертельного
врага.
Зайца
увидишь по большей части издали, можешь подойти к нему близко, потому что лежит он
в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что на голой и черной земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз
врагов своих, что даже сороки и вороны нападут на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он
в страхе не будет знать, куда деваться…
Затем подошел к князю, крепко сжал и потряс ему обе руки и объявил, что, конечно, он вначале, как услышал, был
враг, что и провозгласил за бильярдом, и не почему другому, как потому, что прочил за князя и ежедневно, с нетерпением друга, ждал
видеть за ним не иначе как принцессу де Роган; но теперь
видит сам, что князь мыслит по крайней мере
в двенадцать раз благороднее, чем все они «вместе взятые»!
6 июня… Газеты мрачны. Высаживаются
враги в разных пунктах наших садов и плавают
в наших морях. Вообще сложное время, и бог знает чем все это кончится. Настоящих действователей у нас не
вижу. Кровь льется, и много оплакиваемых…
Во-вторых, как это ни парадоксально на первый взгляд, но я могу сказать утвердительно, что все эти люди,
в кругу которых я обращаюсь и которые взаимно
видят друг
в друге «политических
врагов», —
в сущности, совсем не
враги, а просто бестолковые люди, которые не могут или не хотят понять, что они болтают совершенно одно и то же.
И все эти прихотливые буржуа
видят друг
в друге смертельных
врагов, предаются беспрерывным взаимным пререканиям и
в этих чисто внешних эволюциях доходят иногда до такого пафоса, что издали кажется, не забыли ли они, что у всех у них одна цель: чтоб государство оставалось неприкосновенным, и чтоб буржуа был сыт, стоял во главе и благодушествовал.
Мать слушала его слабый, вздрагивающий и ломкий голос и, со страхом глядя
в желтое лицо, чувствовала
в этом человеке
врага без жалости, с сердцем, полным барского презрения к людям. Она мало
видела таких людей и почти забыла, что они есть.
Когда Власов
видел, что на него идут люди, он хватал
в руки камень, доску, кусок железа и, широко расставив ноги, молча ожидал
врагов.
— Разве мы хотим быть только сытыми? Нет! — сам себе ответил он, твердо глядя
в сторону троих. — Мы должны показать тем, кто сидит на наших шеях и закрывает нам глаза, что мы все
видим, — мы не глупы, не звери, не только есть хотим, — мы хотим жить, как достойно людей! Мы должны показать
врагам, что наша каторжная жизнь, которую они нам навязали, не мешает нам сравняться с ними
в уме и даже встать выше их!..
— Схожу-с! — повторил капитан и, не желая возвращаться к брату, чтоб не встретиться там впредь до объяснения с своим
врагом, остался у Лебедева вечер. Тот было показывал ему свое любимое ружье, заставляя его заглядывать
в дуло и говоря: «Посмотрите, как оно, шельма, расстрелялось!» И капитан смотрел, ничего, однако, не
видя и не понимая.
По случаю этого нашего выстрела вы услышите различные толки матросов и
увидите их одушевление и проявление чувства, которого вы не ожидали
видеть, может быть, — это чувство злобы, мщения
врагу, которое таится
в душе каждого.
Враги видели, что что-то непонятное творилось
в грозном Севастополе. Взрывы эти и мертвое молчание на бастионах заставляли их содрогаться; но они не смели верить еще под влиянием сильного, спокойного отпора дня, чтоб исчез их непоколебимый
враг, и, молча, не шевелясь, с трепетом, ожидали конца мрачной ночи.
По этим данным я
в детстве составил себе такое твердое и ясное понятие о том, что Епифановы наши
враги, которые готовы зарезать или задушить не только папа, но и сына его, ежели бы он им попался, и что они
в буквальном смысле черные люди, что,
увидев в год кончины матушки Авдотью Васильевну Епифанову, la belle Flamande, ухаживающей за матушкой, я с трудом мог поверить тому, что она была из семейства черных людей, и все-таки удержал об этом семействе самое низкое понятие.
Я
видел потом, не веря глазам своим, что на эстраду вдруг откуда-то вскочила студентка (родственница Виргинского), с тем же своим свертком под мышкой, так же одетая, такая же красная, такая же сытенькая, окруженная двумя-тремя женщинами, двумя-тремя мужчинами,
в сопровождении смертельного
врага своего гимназиста.
Теряя свои владения одно за другим, теснимый со всех сторон
врагами,
видя внутреннее расстройство государства, Иоанн был жестоко поражен
в своей гордости, и это мучительное чувство отразилось на его приемах и наружности.
Иоанн смотрел на Морозова, не говоря ни слова. Кто умел читать
в царском взоре, тот прочел бы
в нем теперь скрытую ненависть и удовольствие
видеть врага своего униженным; но поверхностному наблюдателю выражение Иоанна могло показаться благосклонным.
Но вместе с сим,
увидев в ее жалобе лишь предлог для косвенного нападения на его собственную, начальника края, персону, изволил присовокупить, что, истратив силы
в борьбе с внутренними
врагами, не имеет твердого основания полагать, чтобы он мог быть
в требуемом смысле полезным.
Бегут нестройными толпами
И
видят:
в поле меж
врагами,
Блистая
в латах, как
в огне,
Чудесный воин на коне
Грозой несется, колет, рубит,
В ревущий рог, летая, трубит…
Раньше наша компания старалась держаться во всех играх вместе, а теперь я
видел, что Чурка и Кострома играют всегда
в разных партиях, всячески соперничая друг с другом
в ловкости и силе, часто — до слез и драки. Однажды они подрались так бешено, что должны были вмешаться большие и
врагов разливали водою, как собак.
Без мужа мало ли беды, — не
видела проходу хотя бы и от этого самого писаря, а на духу приходилось признаваться, что и «
враг» не оставлял ее
в покое.
То он
видел перед собой силача Абунунцал-Хана, как он, придерживая рукою отрубленную, висящую щеку, с кинжалом
в руке бросился на
врага; то
видел слабого, бескровного старика Воронцова с его хитрым белым лицом и слышал его мягкий голос; то
видел сына Юсуфа, то жену Софиат, то бледное, с рыжей бородой и прищуренными глазами, лицо
врага своего Шамиля.
Передонов задумался. Случайно подвернулась на память Грушина, смутно припомнился недавний разговор с нею, когда он оборвал ее рассказ угрозою донести. Что это он погрозил доносом Грушиной, спуталось у него
в голове
в тусклое представление о доносе вообще. Он ли донесет, на него ли донесут — было неясно, и Передонов не хотел сделать усилия припомнить точно, — ясно было одно, что Грушина —
враг. И, что хуже всего, она
видела, куда он прятал Писарева. Надо будет перепрятать. Передонов сказал...
— Войдемте на лестницу, — сказал он. — Я тоже иду к Гезу. Я
видел, как вы ехали, и облегченно вздохнул. Можете мне не верить, если хотите. Побежал догонять вас. Страшное, гнусное дело, что говорить! Но нельзя было помешать ему. Если я
в чем виноват, то
в том, почему ему нельзя было помешать. Вы понимаете? Ну, все равно. Но я был на вашей стороне; это так. Впрочем, от вас зависит, знаться со мной или смотреть как на
врага.
День и ночь работаю как каторжный, рвусь, надседаюсь и горю как
в огне адском; но варварству предательств и злодейству не
вижу еще перемены, не устает злость и свирепство, а можно ли от домашнего
врага довольно охраниться, всё к измене, злодейству и к бунту на скопищах.
Можно было подумать, что старый брагинский дом охвачен огнем и Татьяна Власьевна спасала от разливавшегося пожара последние крохи. Она заставила и Нюшу все прибирать и прятать и боязливо заглядывала
в окна, точно боялась, что вот-вот наедут неизвестные
враги и разнесут брагинские достатки по перышку. Нюша
видела, что бабушка не
в своем уме, но ничего не возражала ей и машинально делала все, что та ее заставляла.
Марья Львовна (сходит с террасы). Я этого не
вижу в вашем друге, не
вижу, нет! Чего он хочет? Чего ищет? Где его ненависть? Его любовь? Его правда? Кто он: друг мой?
враг? Я этого не понимаю… (Быстро уходит за угол дачи.)
— Ну, вот
видишь, боярин, — сказал знаменитый гражданин нижегородский, — я не пророк, а предсказание мое сбылось. Сердце
в нас вещун, Юрий Дмитрич! Прощаясь с тобою
в Нижнем, я головой бы моей поручился, что
увижу тебя опять на поле ратном против общего
врага нашего, и не
в монашеской рясе, а с мечом
в руках. Когда ты прибыл к нам
в стан, то я напоминал тебе об этом, да ты что-то мне отвечал так чудно, боярин, что я вовсе не понял твоих речей.
— Прощай, боярин! — сказал Минин. — Дай бог тебе счастия! Не знаю отчего, а мне все сдается, что я
увижу тебя опять не
в монашеской рясе, а с мечом
в руках, и не
в святой обители, а на ратном поле против общих
врагов наших.
Она
видела там,
в темных домах, где боялись зажечь огонь, дабы не привлечь внимания
врагов, на улицах, полных тьмы, запаха трупов, подавленного шёпота людей, ожидающих смерти, — она
видела всё и всех; знакомое и родное стояло близко пред нею, молча ожидая ее решения, и она чувствовала себя матерью всем людям своего города.
Видели, как она на полпути остановилась и, сбросив с головы капюшон плаща, долго смотрела на город, а там,
в лагере
врагов, заметили ее, одну среди поля, и, не спеша, осторожно, к ней приближались черные, как она, фигуры.
Со стен
видели, как всё теснее сжималась петля
врагов, как мелькают вкруг огней их черные тени; было слышно ржание сытых лошадей, доносился звон оружия, громкий хохот, раздавались веселые песни людей, уверенных
в победе, — а что мучительнее слышать, чем смех и песни
врага?
Товарищи! мы выступаем завтра
Из Кракова. Я, Мнишек, у тебя
Остановлюсь
в Самборе на три дня.
Я знаю: твой гостеприимный замок
И пышностью блистает благородной,
И славится хозяйкой молодой. —
Прелестную Марину я надеюсь
Увидеть там. А вы, мои друзья,
Литва и Русь, вы, братские знамена
Поднявшие на общего
врага,
На моего коварного злодея,
Сыны славян, я скоро поведу
В желанный бой дружины ваши грозны. —
Но между вас я
вижу новы лица.