Неточные совпадения
Видишь: я ее люблю до
безумия… и я думаю, я надеюсь, она также меня любит…
— Конечно, эти единоборства —
безумие, — сказал Самгин строгим тоном. Он
видел, что чем более говорит Митрофанов, тем страшнее ему, он уже вспотел, прижал локти к бокам, стесненно шевелил кистями, и кисти напоминали о плавниках рыбы.
«Мизантропия, углубленная до
безумия. Нет, — каким должен быть вождь, Наполеон этих людей? Людей, которые
видят счастье жизни только в сытости?»
В карете гостиницы, вместе с двумя немыми, которые, спрятав головы в воротники шуб, явно не желали ничего
видеть и слышать, Самгин, сквозь стекло в двери кареты, смотрел во тьму, и она казалась материальной, весомой, леденящим испарением грязи города, крови, пролитой в нем сегодня, испарением жестокости и
безумия людей.
— Некий итальянец утверждает, что гениальность — одна из форм
безумия. Возможно. Вообще людей с преувеличенными способностями трудно признать нормальными людьми. Возьмем обжор, сладострастников и… мыслителей. Да, и мыслителей. Вполне допустимо, что чрезмерно развитый мозг есть такое же уродство, как расширенный желудок или непомерно большой фаллос. Тогда мы
увидим нечто общее между Гаргантюа, Дон-Жуаном и философом Иммануилом Кантом.
Может быть, в этих, столь ранних, порывах
безумия заключается именно эта жажда порядка и это искание истины, и кто ж виноват, что некоторые современные молодые люди
видят эту истину и этот порядок в таких глупеньких и смешных вещах, что не понимаешь даже, как могли они им поверить!
Мари
видела, что он любит ее в эти минуты до
безумия, до сумасшествия; она сама пылала к нему не меньшею страстью и готова была броситься к нему на шею и задушить его в своих объятиях; но по свойству ли русской женщины или по личной врожденной стыдливости своей, ничего этого не сделала и устремила только горящий нежностью взор на Вихрова и проговорила...
— Нет, — возразила Катрин, — нельзя выходить так, без оглядки, как мы выходим в первый раз, и я теперь тебе скажу всю правду: когда я еще девушкою до
безумия влюбилась в Ченцова, то однажды за ужином прямо намекнула ему, что люблю его, и он мне намекнул, что он это
видит, но что он боится меня, а я ему тогда сказала, что я не боюсь его…
Сусанна Николаевна ехала тоже под влиянием главного своего желания успокоить, сколько возможно, сестру и Лябьева; но к этому как-то болезненно и вместе радостно примешивалась мысль об Углакове; что этот бедный мальчик влюблен в нее до
безумия, Сусанна Николаевна, к ужасу своему, очень хорошо
видела.
Нет теперь человека, который бы не
видел не только бесполезности, но и нелепости собирания податей с трудового народа для обогащения праздных чиновников или бессмысленности наложения наказаний на развращенных и слабых людей в виде ссылок из одного места в другое или в виде заключения в тюрьмы, где они, живя в обеспечении и праздности, только еще больше развращаются и ослабевают, или не только уже бесполезности и нелепости, но прямо
безумия и жестокости военных приготовлений и войн, разоряющих и губящих народ и не имеющих никакого объяснения и оправдания, а между тем эти насилия продолжаются и даже поддерживаются теми самыми людьми, которые
видят их бесполезность, нелепость, жестокость и страдают от них.
Ежов бегал по комнате, как охваченный
безумием, бумага под ногами его шуршала, рвалась, летела клочьями. Он скрипел зубами, вертел головой, его руки болтались в воздухе, точно надломленные крылья птицы. Фома смотрел на него со странным, двойственным чувством: он и жалел Ежова, и приятно было ему
видеть, как он мучается.
Вижу в этой дикой работе нечто страшное, доведённое до
безумия. Воющее чудовище, опустошая недра земли, копает пропасть под собой и, зная, что когда-то провалится в неё, озлобленно визжит тысячью голосов...
А у него — лицо праздничное, весь он пьян и буен радостью;
вижу я
безумие речи его, но любуюсь стариком сквозь боль и тоску души, жадно слушаю речь его...
Потом и все его тело потеряло равновесие, и он, неожиданно и крепко прижатый спиной к холодному брезенту,
увидел над собой красное, потное лицо Ребера с растрепанными, свалявшимися усами, с оскаленными зубами, с глазами, искаженными
безумием и злобой…
Бурно кипит грязь, сочная, жирная, липкая, и в ней варятся человечьи души, — стонут, почти рыдают.
Видеть это
безумие так мучительно, что хочется с разбегу удариться головой о стену. Но вместо этого, закрыв глаза, сам начинаешь петь похабную песню, да еще громче других, — до смерти жалко человека, и ведь не всегда приятно чувствовать себя лучше других.
Иван (возбуждаясь, с пафосом). Это ты привила моим детям дух противоречия, ты научила их не уважать меня… и даже мать довела почти до
безумия… несомненно — ты! Теперь всё ясно, я
вижу всюду твою мстительную руку…
Евгения Николаевна(пожимая плечами). Блажен, кто верует, тепло тому на свете! Господи, как мы иногда, женщины, в этом случае бываем слепы: муж мой, с которым я прожила всего три года, который, как сама ты
видела, любил меня до
безумия; но при всем том, когда он умер, я имела неудовольствие узнать, что моя хорошенькая горничная была в некоторые минуты предметом его страсти.
Евгения Николаевна. В том, что будто бы ты ничего не
видела и не понимала, что Мирович в тебя влюблен до
безумия!
Тут я имел случай
видеть, как с самого дня рождения прививают
безумие.
Кто не
видит ясные признаки
безумия в средних веках — тот вовсе незнаком с психиатрией.
С другой стороны, трудно было бы, не считая природу за осуществленное
безумие,
видеть лишь отверженное племя, лишь громадную ложь, лишь случайный сбор существ, человеческих только по порокам — в народе, разраставшемся в течение десяти столетий, упорно хранившем свою национальность, сплотившемся в огромное государство, вмешивающемся в историю гораздо более, может быть, чем бы следовало.
Хоть и
видели злые люди Божье знамение, но и тут свята мужа не могли познать, не честью согнали его со источника и много над ним в
безумии своем глумилися.
Взор тускнел и мутился, у нее начинался припадок какого-то
безумия, после которого, по мнению окружающих, она могла
видеть прошлое, настоящее и будущее каждого человека.
Итак, которые удостоились
увидеть зараз всеми вместе чувствами, как одним из многих чувств, сие всеблагое, которое и единое есть и многое, поелику есть всеблагое, те, говорю, поелику познали и каждодневно познают разными чувствами единого чувства разные вместе блага, как единое, не сознают во всем сказанном никакого различия, но созерцание называют ведением, и ведение созерцанием, слух зрением, и зрение слухом» (Слова преп. Симеона Нового Богослова. I, 475).], хотя бы и оккультного, «мудрости века сего» [«Ибо мудрость мира сего есть
безумие пред Богом» (1 Кор. 3:19).].
В
безумии несчастных, подверженных падучей болезни, Божьи люди
видели «златые сосуды благодати», верили, что в них святой дух пребывает, «ходит» в них и хождение свое припадками изъявляет.
Отца Наташа
видит мало и редко… Сам Андрей не знает, как держать себя с дочкой-барышней… Смущается, будто робеет даже. Но Наташа любит отца. Любит его открытое лицо нестареющего красавца, его мозолистые руки, его зычный голос. Любит Наташа до
безумия птицей лететь в быстрой тройке, управляемой отцом, по покрытым снегом полям Восходного… Рядом француженка m-lle Arlette, живая, молоденькая, веселая, как ребенок… Впереди отец… Стоит на передке тройки, гикает, свищет на быстрых, как ветер, коней.
И понятно, каким чуждым, — может быть, даже смешным, — должен был казаться древнему эллину этот новый бог, в основу служения себе полагавший именно
безумие, и
безумие это признававший священным. Как Пенфей в еврипидовых «Вакханках», гомеровский грек должен был
видеть «великий позор для эллинов» в загоравшемся пожаре вакхических неистовствований. Но время было уже не то. И, как Тиресий Пенфею, это новое время могло бы ответить негодующему гомеровскому эллину...
Вячеслав Иванов, русский исследователь «эллинской религии страдающего бога»,
видит в дионисическом безумии-экстазе характернейшую и почетнейшую особенность человека. Человек, по его мнению, прежде всего — animal ecstaticum. «Когда животное сошло с ума, — оно стало человеком». Навряд ли это так. Животное способно сходить с ума, впадать в несомненно дионисическое
безумие, — и от этого еще не становится человеком.
— Ради Создателя, Василий Иваныч, простите вы ей! Это она в
безумии. Истерика! Вы не знаете, вы — мужчина. Надо с мое
видеть. Ведь она истеричка, это несомненно… Прежде у нее этого не было. Нажила… Не оставляйте ее там взаперти. Пошлите Степаниду… Я и сама бы… да это еще больше ее расстроит. Наверно, с ней галлюцинации бывают в таких припадках.
Вы притворяетесь людьми, но под перчатками я
вижу когти, под шляпою — приплюснутый череп зверя; за вашей умной речью я слышу потаенное
безумие, бряцающее ржавыми цепями.
Я побежал вместе с толпою, чтобы еще раз встретиться с ним глазами, и это удалось мне, когда они входили уже в дом. Он вошел последним, пропуская мимо себя товарищей, и еще раз взглянул на меня. И тут я
увидел в его черных, больших, без зрачка глазах такую муку, такую бездну ужаса и
безумия, как будто я заглянул в самую несчастную душу на свете.
Когда после двух сражений наступает затишье и враги далеко, вдруг, темною ночью, раздается одинокий испуганный выстрел. И все вскакивают, и все стреляют в темноту, и стреляют долго, целыми часами в безмолвную, безответную темноту. Кого
видят они там? Кто, страшный, являет им свой молчаливый образ, дышащий ужасом и
безумием? Ты знаешь, брат, и я знаю, а люди еще не знают, но уже чувствуют они и спрашивают, бледнея: отчего так много сумасшедших — ведь прежде никогда не было так много сумасшедших?
И я невольно поднимаюсь с камня и, шатаясь, смотрю в его глаза — и
вижу в них бездну ужаса и
безумия.
И то, что он сказал, я счел немного мрачной шуткой — это было участью всех тех, кто в
безумии своем становится близок
безумию войны и предостерегал нас. Я счел это шуткой — как будто забыл я в этот момент, плескаясь в горячей воде, все то, что
видел я там.
Он не может не
видеть и того, что, при допущении такого же понимания жизни и в других людях и существах, жизнь всего мира, вместо прежде представлявшихся
безумия и жестокости, становится тем высшим разумным благом, которого только может желать человек, — вместо прежней бессмысленности и бесцельности, получает для него разумный смысл: целью жизни мира представляется такому человеку бесконечное просветление и единение существ мира, к которому идет жизнь и в котором сначала люди, а потом и все существа, более и более подчиняясь закону разума, будут понимать (то, что дано понимать теперь одному человеку), что благо жизни достигается не стремлением каждого существа к своему личному благу, а стремлением, согласно с законом разума, каждого существа к благу всех других.
Что, если действительно княжна сошла с ума от испытанного потрясения? Тогда все кончено. Он не
видел сегодня ее глаз. Веки ее были опущены. О, сколько бы он дал, чтобы сейчас посмотреть ей в глаза. Ужели эти дивные глаза омрачились? Ужели в них он прочтет вместо ласки и привета —
безумие?
— Дайте мне кончить. Этот бедный мальчик был влюблен без ума, истратил на нее в короткое время баснословную сумму. Его родные отреклись от него,
видя, что не могут остановить его
безумия. Когда от его денег не оставалось ничего, прелестная баронесса дала ему отставку. Нищий, оставленный всеми, несчастный пустил себе пулю в лоб.
Барон не узнал его: в
безумии отчаяния мог ли он помнить что-нибудь, пояснить себе что-нибудь? Он
видел в нем только спасителя жены, своего ангела-хранителя, и готов был нести его на своих руках в спальню страдалицы.
Стыдом это в моих глазах все это дело покрыло, и не захотел я этого крестителя
видеть и слышать о нем, а повернул назад к городу с решимостью сесть в своем монастыре за книги, без коих монаху в праздномыслии — смертная гибель, а в промежутках времени смирно стричь ставленников, да дьячих с мужьями мирить; но за святое дело, которое всвяте совершать нельзя кое-как, лучше совсем не трогаться — «не давать
безумия богу».