В одно ясное, холодное утро (из тех, какими богата наша русская осень) Иван Петрович Берестов выехал прогуляться верхом, на всякий случай
взяв с собою пары три борзых, стремянного и нескольких дворовых мальчишек с трещотками.
Во-первых, бежал из ставропигиального Симонова монастыря сам игумен Нефитес (в другом месте документа назван Феофилом), позванный в синод «по некоторому делу», а во-вторых, в «киевской катедре иеромонах Гедеон, подмовивши с собою послушника монастыря Катедровского Василья Борзовского и
взявши с собою пару монастырских лошадей с хомутом, полушорком и сани со всею упряжью, тако ж и квитанции, которые надлежали до шафарской конкуленции и городничества позабравши, безвестно бежали».
Неточные совпадения
— Мёдом-с, — липовый мёд, соты! — тыкая пальцем в стол, говорил Кожемякин, упорно рассматривая самовар, окутанный
паром. И неожиданно для
себя предложил: — Вы бы медку-то
взяли, — для сына?
Тит Титыч. Не твое дело. Я мальчишкой из деревни привезен, на все четыре стороны без копейки пущен; а вот нажил
себе капитал и других устроил. Хороший человек нигде не пропадет, а дурного и не жаль. Слушай ты, Андрей, вели заложить
пару вороных в коляску, оденься хорошенько,
возьми мать
с собой да поезжай к учителю, проси, чтоб дочь отдал за тебя. Он человек хороший.
В шестом часу вечера Кузьма Васильевич выбрился тщательно и, послав за знакомым цирюльником, велел хорошенько напомадить и завить
себе хохол, что тот и исполнил
с особенным рвением, не жалея казенной бумаги на папильотки; потом Кузьма Васильевич надел новый,
с иголочки, мундир,
взял в правую руку
пару новых замшевых перчаток и, побрызгав на
себя лоделаваном, вышел из дому.
Привез
с того берега перевозный пароход толпу народа, притащил за
собой и
паром с возами. Только что сошел
с них народ, Петр Степаныч туда чуть не бегом. Тройку
с тарантасом, что
взял он на вольной почте, первую на
паром поставили. Когда смеркаться стало, он уже ехал в лесах.
Так они и не справились до появления Кузьмичева, что случилось часа через полтора, когда красная полоса заката совсем побледнела и пошел девятый час. Сорвать пароход
с места
паром не удалось помощнику и старшему судорабочему, а завозить якорь принимались они до двух раз так же неудачно. На все это глядел Теркин и повторял при
себя: «Помощника этого я к
себе не
возьму ни под каким видом, да и Андрей-то Фомич слишком уж
с прохладцей капитанствует».
Потом две
пары французов подошли к преступникам и
взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших
с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и пока принесли мешки, молча смотрели вокруг
себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один всё крестился, другой чесал спину и делал губами движение подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.