Неточные совпадения
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только
дочь их. Когда князь
с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и
взял ее за руку. Он теперь овладел
собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
— Да-с, — прибавил купец, — у Афанасия Васильевича при всех почтенных качествах непросветительности много. Если купец почтенный, так уж он не купец, он некоторым образом есть уже негоциант. Я уж тогда должен
себе взять и ложу в театре, и
дочь уж я за простого полковника — нет-с, не выдам: я за генерала, иначе я ее не выдам. Что мне полковник? Обед мне уж должен кондитер поставлять, а не то что кухарка…
Плюшкин приласкал обоих внуков и, посадивши их к
себе одного на правое колено, а другого на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали на лошадях, кулич и халат
взял, но
дочери решительно ничего не дал;
с тем и уехала Александра Степановна.
— А где немцы сору
возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук
с плеч отца переходит на сына, а
с сына опять на отца. На жене и
дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под
себя ноги, как гусыни… Где им сору
взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да
с пивом и выпьют!
Злой холоп!
Окончишь ли допрос нелепый?
Повремени: дай лечь мне в гроб,
Тогда ступай
себе с Мазепой
Мое наследие считать
Окровавленными перстами,
Мои подвалы разрывать,
Рубить и жечь сады
с домами.
С собой возьмите дочь мою;
Она сама вам всё расскажет,
Сама все клады вам укажет;
Но ради господа молю,
Теперь оставь меня в покое.
— Без грозы не обойдется, я сильно тревожусь, но, может быть, по своей доброте, простит меня. Позволяю
себе вам открыть, что я люблю обеих девиц, как родных
дочерей, — прибавил он нежно, — обеих на коленях качал, грамоте вместе
с Татьяной Марковной обучал; это — как моя семья. Не измените мне, — шепнул он, — скажу конфиденциально, что и Вере Васильевне в одинаковой мере я
взял смелость изготовить в свое время, при ее замужестве, равный этому подарок, который, смею думать, она благосклонно примет…
Об этих Дыроватых камнях у туземцев есть такое сказание. Одни люди жили на реке Нахтоху, а другие — на реке Шооми. Последние
взяли себе жен
с реки Нахтоху, но, согласно обычаю, сами им в обмен
дочерей своих не дали. Нахтохуские удэгейцы отправились на Шооми и, воспользовавшись отсутствием мужчин, силой забрали столько девушек, сколько им было нужно.
В другой раз Анфуса Гавриловна отвела бы душеньку и побранила бы и
дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона —
дочери досадить, Харитину —
с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора —
себя изводить. Болело материнское сердце день и ночь, а
взять не
с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная. Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
— К самому сердцу пришлась она мне, горюшка, — плакала Таисья, качая головой. — Точно вот она моя родная
дочь… Все терпела, все скрывалась я, Анфиса Егоровна, а вот теперь прорвало… Кабы можно, так на
себя бы, кажется,
взяла весь Аграфенин грех!.. Видела, как этот проклятущий Кирилл зенки-то свои прятал: у, волк! Съедят они там девку в скитах
с своею-то Енафой!..
Это известие взволновало мать Енафу, хотя она и старалась не выдавать
себя. В самом деле, неспроста поволоклась Фаина такую рань… Нужно было и самим торопиться. Впрочем, сборы были недолгие: собрать котомки,
взять палки в руки — и все тут. Раньше мать Енафа выходила на могилку о. Спиридония
с своими
дочерьми да иноком Кириллом, а теперь захватила
с собой и Аглаиду. Нужно было пройти пешком верст пятьдесят.
— Нет-с, я найду не по красоте, а по своей основательности-с… Он что найдет? он горечь какую-нибудь найдет! а я желаю за
себя купеческую
дочь взять, чтоб за ней, по крайности, тысяча серебра числилась…
— Я вашей
дочери колотить не стану, за это я вам ручаюсь, потому что у меня у самой есть сын — ребенок, которого я попрошу
взять с собой.
А тут еще статья особенная подошла: у дяди, значит, у Селифона,
дочь у его была, Матреной звали, красивая девка из
себя, вот она
возьми да
с Федькой и сживись…
— Вот тут зато и вышла целая история. Да, я ужасно жалела, что я
взяла туда
с собою моих
дочерей. Тут он снял свой зонтик; она закричала: «ах!», он закричал: «ах!», он затрясся и задрожал; она упала, а этот ее зверь, этот проклятый гернгутер-то,
взял ее в охапку, выбежал
с нею на двор и уехал. Каково, я тебя спрашиваю, это перенесть madame Риперт? Согласен ли ты, что ведь это можно назвать происшествием?
Я
с удовольствием вспоминаю тогдашнее мое знакомство
с этим добрым и талантливым человеком; он как-то очень полюбил меня, и когда, уезжая из Москвы в августе, я заехал проститься, месяца два перед этим не видавшись
с ним, он очень неприятно был изумлен и очень сожалел о моем отъезде, и сказал мне: «Ну, Сергей Тимофеич, если это уже так решено, то я вам открою секрет: я готовлю московской публике сюрприз, хочу
взять себе в бенефис „Эдипа в Афинах“; сам сыграю Эдипа, сын — Полиника, а
дочь — Антигону.
Тит Титыч. Не твое дело. Я мальчишкой из деревни привезен, на все четыре стороны без копейки пущен; а вот нажил
себе капитал и других устроил. Хороший человек нигде не пропадет, а дурного и не жаль. Слушай ты, Андрей, вели заложить пару вороных в коляску, оденься хорошенько,
возьми мать
с собой да поезжай к учителю, проси, чтоб
дочь отдал за тебя. Он человек хороший.
— Ничего, — отвечал Патап Максимыч. — Клокчет
себе.
Дочерей взяли из обители, так
с ними больше возится.
Послал барин за бедным мужиком и велел делить. Бедный мужик
взял одного гуся — дал барину
с барыней и говорит: «Вот вас трое
с гусем»; одного дал сыновьям: «И вас, говорит, трое»; одного дал
дочерям: «И вас трое»; а
себе взял двух гусей: «Вот, говорит, и нас трое
с гусями, — все поровну».
Шестнадцати лет еще не было Дуне, когда воротилась она из обители, а досужие свахи то́тчас одна за другой стали подъезжать к Марку Данилычу — дом богатый, невеста одна
дочь у отца, — кому не охота Дунюшку в жены
себе взять. Сунулись было свахи
с купеческими сыновьями из того городка, где жили Смолокуровы, но всем отказ, как шест, был готов. Сына городского головы сватали — и тому тот же ответ.
Взял бы он
себе две-три десятинки, построил бы скромный хуторок, поселился бы в нем
с одною из сочувствующих ему
дочерей, Марьей или Александрой Львовной; развел бы огород, пчельник, обрабатывал бы поле.
Дрожащею рукою он написал сначала письмо к родителям жены, живущим в Серпухове. Он писал старикам, что честный ученый мастер не желает жить
с распутной женщиной, что родители свиньи и
дочери их свиньи, что Швей желает плевать на кого угодно… В заключение он требовал, чтобы старики
взяли к
себе свою
дочь вместе
с ее рыжим мерзавцем, которого он не убил только потому, что не желает марать рук.
— Вот, Таичка, деньги за пенсионную книжку, — сказала Елена Дмитриевна и
с некоторой гордостью подала
дочери деньги, — это были единственные минуты за месяц, когда она чувствовала
себя полковницей, у которой полон двор послушной и влюбленной челяди. И до сих пор Таисия каждый раз благодарила и даже целовала руку, хотя и сухо, по привычке; но теперь — все так же молча, не меняя выражения каменного лица,
взяла и бросила деньги на пол.
— Связался черт
с младенцем… — судили и рядили они. — Цыганское отродье узаконил… девчонку… Уж рубил бы дерево по
себе,
взял бы вдовицу какую честную… а то на-поди,
с приемной
дочерью обвенчался. Басурман, уж подлинно басурман… Не даст ему Бог счастья!..
Мамаев (тихо Резинкиной). Смотри у меня, язык на привязи. (Громко.) А, красноперый уж здесь! Вон, вон; да кстати,
возьми с собой и
дочь мою… Неугомонная! видно,
с нею не сладишь. Груня, поцелуйся
с ним… я тебе приказываю, поцелуй жениха своего. (Груня и Резинкин колеблются.) Ну, сватья, прикажи уж и сыну своему… вишь, как его напугала, не смеет без твоего капитанского приказа.
Четырнадцатилетнюю Тони
взяла к
себе старушка, аристократка, узнавшая о бедном положении многочисленного семейства Лориных, и увезла ее
с собой в Петербург. Она дала слово заменить ей мать и тем охотнее исполнила это слово, что скоро полюбила свою названую
дочь за ее прекрасные душевные качества.
Выдавая
себя за моряка, и, будучи по профессии моряком, я вскоре сошелся
с кружком морских офицеров и судовладельцев и через их посредство поступил на службу в общество «Кавказ и Меркурий» помощником капитана парохода «Эльбрус», а три месяца спустя женился на
дочери одного крупного рыбника Платонова, за которой
взял приданого полтораста тысяч.
— А уж черт бы вас
взял с вашими письмами!.. — отвечает грубительски
дочь. — Знаем мы вас: «веди
себя честно, да пришли нам чаю и сахару, и кофию, да денег побольше». Честные вы! честные! честные!