Неточные совпадения
Но пастух на все
вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов,
взять его с собою и в таком виде приехали в другой угол выгона.
Достигнув успеха и твердого положения в жизни, он давно забыл об этом чувстве; но привычка чувства
взяла свое, и страх за свою трусость и теперь оказался так силен, что Алексей Александрович долго и со всех сторон обдумывал и ласкал мыслью
вопрос о дуэли, хотя и вперед знал, что он ни в каком случае не будет драться.
Он с улыбкой сел против нее,
взял пульс и опять стал делать скучные
вопросы. Она отвечала ему и вдруг, рассердившись, встала.
«Я искал ответа на мой
вопрос. А ответа на мой
вопрос не могла мне дать мысль, — она несоизмерима с
вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моем знании того, что хорошо и что дурно. А знание это я не приобрел ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ни откуда не мог
взять его».
Простившись с дамами и обещав пробыть завтра еще целый день, с тем чтобы вместе ехать верхом осматривать интересный провал в казенном лесу, Левин перед сном зашел в кабинет хозяина, чтобы
взять книги о рабочем
вопросе, которые Свияжский предложил ему.
В это время Степан Аркадьич, со шляпой на боку, блестя лицом и глазами, веселым победителем входил в сад. Но, подойдя к теще, он с грустным, виноватым лицом отвечал на ее
вопросы о здоровье Долли. Поговорив тихо и уныло с тещей, он выпрямил грудь и
взял под руку Левина.
Сообразив, должно быть, по некоторым, весьма, впрочем, резким, данным, что преувеличенно-строгою осанкой здесь, в этой «морской каюте», ровно ничего не
возьмешь, вошедший господин несколько смягчился и вежливо, хотя и не без строгости, произнес, обращаясь к Зосимову и отчеканивая каждый слог своего
вопроса...
— Вы сами же вызывали сейчас на откровенность, а на первый же
вопрос и отказываетесь отвечать, — заметил Свидригайлов с улыбкой. — Вам все кажется, что у меня какие-то цели, а потому и глядите на меня подозрительно. Что ж, это совершенно понятно в вашем положении. Но как я ни желаю сойтись с вами, я все-таки не
возьму на себя труда разуверять вас в противном. Ей-богу, игра не стоит свеч, да и говорить-то с вами я ни о чем таком особенном не намеревался.
— Ну, вот это
вопрос! По пунктам вам и отвечу: во-первых,
взять вас так прямо под арест мне невыгодно.
Я прервал его речь
вопросом: сколько у меня всего-на-все денег? «Будет с тебя, — отвечал он с довольным видом. — Мошенники как там ни шарили, а я все-таки успел утаить». И с этим словом он вынул из кармана длинный вязаный кошелек, полный серебра. «Ну, Савельич, — сказал я ему, — отдай же мне теперь половину; а остальное
возьми себе. Я еду в Белогорскую крепость».
Этим
вопросом он хотел только напомнить о своем серьезном отношении к школе, но мать и Варавка почему-то поспешили согласиться, что ехать ему нельзя. Варавка даже,
взяв его за подбородок, хвалебно сказал...
Взяв газету, он прилег на диван. Передовая статья газеты «Наше слово» крупным, но сбитым шрифтом, со множеством знаков
вопроса и восклицания, сердито кричала о людях, у которых «нет чувства ответственности пред страной, пред историей».
Пошли. В столовой Туробоев жестом фокусника снял со стола бутылку вина, но Спивак
взяла ее из руки Туробоева и поставила на пол. Клима внезапно ожег злой
вопрос: почему жизнь швыряет ему под ноги таких женщин, как продажная Маргарита или Нехаева? Он вошел в комнату брата последним и через несколько минут прервал спокойную беседу Кутузова и Туробоева, торопливо говоря то, что ему давно хотелось сказать...
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал. В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли доктор и что сказал.
Вопросы ее следовали один за другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за собою дверь, тогда она,
взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Тут его как бы
взяли в плен знакомые и незнакомые люди, засыпали деловитыми
вопросами, подходили с венками депутации городской думы, служащих Варавки, еще какие-то депутаты.
— Тебя, конечно, — ответила Варвара, как будто она давно ожидала именно этого
вопроса.
Взяв из его руки папиросу, она закурила и прилегла в позе одалиски с какой-то картины, опираясь локтем о его колено, пуская в потолок струйки дыма. В этой позе она сказала фразу, не раз читанную Самгиным в романах, — фразу, которую он нередко слышал со сцены театра...
Вспомнил, как, положив руку на грудь ее, он был обескуражен ее спокойным и смешным
вопросом: «Что вас там интересует?» Вспомнил, как в другой раз она сама неожиданно
взяла его руку и, посмотрев на ладонь, сказала...
Но лишь только он затрепещет от любви, тотчас же, как камень, сваливается на него тяжелая мысль: как быть, что делать, как приступить к
вопросу о свадьбе, где
взять денег, чем потом жить?..
— Где ты пропадал? Где
взял ружье? — засыпала мать
вопросами. — Что ж молчишь?
Ужас! Она не додумалась до конца, а торопливо оделась, наняла извозчика и поехала к мужниной родне, не в Пасху и Рождество, на семейный обед, а утром рано, с заботой, с необычайной речью и
вопросом, что делать, и
взять у них денег.
Она села в угол и молчала, избегая его взглядов и не отвечая на
вопросы. В исходе десятого она
взяла рабочую корзинку, зонтик и сделала ему знак идти за собой.
Бабушка отпускала Марфеньку за Волгу, к будущей родне, против обыкновения молчаливо, с некоторой печалью. Она не обременяла ее наставлениями, не вдавалась в мелочные предостережения, даже на
вопросы Марфеньки, что
взять с собой, какие платья, вещи — рассеянно отвечала: «Что тебе вздумается». И велела Василисе и девушке Наталье, которую посылала с ней, снарядить и уложить, что нужно.
На
вопрос, «о чем бабушка с Верой молчат и отчего первая ее ни разу не побранила, что значило — не любит», Татьяна Марковна
взяла ее за обе щеки и задумчиво, со вздохом, поцеловала в лоб. Это только больше опечалило Марфеньку.
Татьяна Павловна на
вопросы мои даже и не отвечала: «Нечего тебе, а вот послезавтра отвезу тебя в пансион; приготовься, тетради свои
возьми, книжки приведи в порядок, да приучайся сам в сундучке укладывать, не белоручкой расти вам, сударь», да то-то, да это-то, уж барабанили же вы мне, Татьяна Павловна, в эти три дня!
— Конечно, я должен бы был тут сохранить секрет… Мы как-то странно разговариваем с вами, слишком секретно, — опять улыбнулся он. — Андрей Петрович, впрочем, не заказывал мне секрета. Но вы — сын его, и так как я знаю ваши к нему чувства, то на этот раз даже, кажется, хорошо сделаю, если вас предупрежу. Вообразите, он приходил ко мне с
вопросом: «Если на случай, на днях, очень скоро, ему бы потребовалось драться на дуэли, то согласился ль бы я
взять роль его секунданта?» Я, разумеется, вполне отказал ему.
В бумаге заключалось согласие горочью принять письмо. Только было, на
вопрос адмирала, я разинул рот отвечать, как губернатор
взял другую бумагу, таким же порядком прочел ее; тот же старик, секретарь,
взял и передал ее, с теми же церемониями, Кичибе. В этой второй бумаге сказано было, что «письмо будет принято, но что скорого ответа на него быть не может».
Он прежде всего предложил мне сигару гаванской свертки, потом на мой
вопрос отвечал, что сигары не готовы: «Дня через четыре приготовим». — «Я через день еду», — заметил я. Он пожал плечами. «
Возьмите в магазине, какие найдете, — прибавил он, — или обратитесь к инспектору».
«Good bye!» — прощались мы печально на крыльце с старухой Вельч, с Каролиной. Ричард, Алиса, корявый слуга и малаец-повар — все вышли проводить и
взять обычную дань с путешественников — по нескольку шиллингов. Дорогой встретили доктора, верхом, с женой, и на
вопрос его, совсем ли мы уезжаем: «Нет», — обманул я его, чтоб не выговаривать еще раз «good bye», которое звучит не веселей нашего «прощай».
И потому для уяснения этого
вопроса он
взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vіnеt, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись.
На
вопрос мой, откуда
взял столько денег, он с точностью ответил, что
взял их сейчас пред тем от вас и что вы ссудили его суммою в три тысячи, чтоб ехать будто бы на золотые прииски…
— Я гораздо добрее, чем вы думаете, господа, я вам сообщу почему, и дам этот намек, хотя вы того и не стоите. Потому, господа, умалчиваю, что тут для меня позор. В ответе на
вопрос: откуда
взял эти деньги, заключен для меня такой позор, с которым не могло бы сравняться даже и убийство, и ограбление отца, если б я его убил и ограбил. Вот почему не могу говорить. От позора не могу. Что вы это, господа, записывать хотите?
Задают подсудимому
вопрос: «Ну, а где вы изволили
взять материал для вашей ладонки, кто вам сшил ее?» — «Сам зашил».
На
вопрос прокурора: где же бы он
взял остальные две тысячи триста, чтоб отдать завтра пану, коли сам утверждает, что у него было всего только полторы тысячи, а между тем заверял пана своим честным словом, Митя твердо ответил, что хотел предложить «полячишке» назавтра не деньги, а формальный акт на права свои по имению Чермашне, те самые права, которые предлагал Самсонову и Хохлаковой.
Ипполит Кириллыч остался очень доволен этим показанием. Из дальнейших
вопросов выяснилось тоже, что Грушеньке было известно, откуда эти деньги и что
взял их-де Дмитрий Федорович от Катерины Ивановны.
В сотый раз повторяю —
вопросов множество, но я
взял одних деток, потому что тут неотразимо ясно то, что мне надо сказать.
Взяв палочку в правую руку и прекратив пение, он вдруг обращался к кому-то в пространство с
вопросом и слушал, слушал напряженно, но ответа не было.
Недавно еще, проезжая через местечко ***, вспомнил я о моем приятеле; я узнал, что станция, над которой он начальствовал, уже уничтожена. На
вопрос мой: «Жив ли старый смотритель?» — никто не мог дать мне удовлетворительного ответа. Я решился посетить знакомую сторону,
взял вольных лошадей и пустился в село Н.
Он до того разлюбезничался, что рассказал мне все свои семейные дела, даже семилетнюю болезнь жены. После завтрака он с гордым удовольствием
взял с вазы, стоявшей на столе, письмо и дал мне прочесть «стихотворение» его сына, удостоенное публичного чтения на экзамене в кадетском корпусе. Одолжив меня такими знаками несомненного доверия, он ловко перешел к
вопросу, косвенно поставленному, о моем деле. На этот раз я долею удовлетворил городничего.
Покуда они разговаривали, между стариками завязался
вопрос о приданом. Калерия Степановна находилась в большом затруднении. У Милочки даже белья сносного не было, да и подвенечное платье сшить было не на что. А платье нужно шелковое, дорогое — самое простое приличие этого требует. Она не раз намекала Валентину Осиповичу, что бывают случаи, когда женихи и т. д., но жених никаких намеков решительно не понимал. Наконец старики Бурмакины
взяли на себя объясниться с ним.
Мышников теперь даже старался не показываться на публике и с горя проводил все время у Прасковьи Ивановны. Он за последние годы сильно растолстел и тянул вместе с ней мадеру. За бутылкой вина он каждый день обсуждал
вопрос, откуда Галактион мог
взять деньги. Все богатые люди наперечет. Стабровский выучен и не даст, а больше не у кого. Не припрятал ли старик Луковников? Да нет, — не такой человек.
После святок мать отвела меня и Сашу, сына дяди Михаила, в школу. Отец Саши женился, мачеха с первых же дней невзлюбила пасынка, стала бить его, и, по настоянию бабушки, дед
взял Сашу к себе. В школу мы ходили с месяц времени, из всего, что мне было преподано в ней, я помню только, что на
вопрос: «Как твоя фамилия?» — нельзя ответить просто: «Пешков», — а надобно сказать: «Моя фамилия — Пешков». А также нельзя сказать учителю: «Ты, брат, не кричи, я тебя не боюсь…»
Да и какая наука
возьмет на себя смелость решать эти
вопросы?
Вопрос: кто же
возьмет кусок?
О, он, конечно, не мог говорить тогда этими словами и высказать свой
вопрос; он мучился глухо и немо; но теперь ему казалось, что он всё это говорил и тогда; все эти самые слова, и что про эту «мушку» Ипполит
взял у него самого, из его тогдашних слов и слез.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим
вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт
возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
«
Вопросы» читаю с истинным удовольствием, но еще не кончил, потому что Евгений
взял и говорит, что я могу после него прочесть.
Когда, окончив пьесу, Любочка подошла к нему с
вопросом: «Хорошо ли?», он молча
взял ее за голову и стал целовать в лоб и глаза с такою нежностию, какой я никогда не видывал от него.
Наконец и они приехали. Феденька, как соскочил с телеги, прежде всего обратился к Пашеньке с
вопросом:"Ну, что, а слюняй твой где?"Петеньку же
взял за голову и сряду три раза на ней показал, как следует ковырять масло. Но как ни спешил Сенечка, однако все-таки опоздал пятью минутами против младших братьев, и Марья Петровна, в радостной суете, даже не заметила его приезда. Без шума подъехал он к крыльцу, слез с перекладной, осыпал ямщика укоризнами и даже пригрозил отправить к становому.
— Надеюсь, что мы сойдемся с вами, Авдей Никитич, — закончил свои переговоры Прейн, — хотя, конечно, за будущее трудно ручаться… Вы будете нашим юрисконсультом и поработаете на пользу русской промышленности, поскольку она соприкасается с юридическими
вопросами. Ну,
взять хоть эту же уставную грамоту, отношения к земству, тарифные
вопросы и так далее.
Она встала и, не умываясь, не молясь богу, начала прибирать комнату. В кухне на глаза ей попалась палка с куском кумача, она неприязненно
взяла ее в руки и хотела сунуть под печку, но, вздохнув, сняла с нее обрывок знамени, тщательно сложила красный лоскут и спрятала его в карман, а палку переломила о колено и бросила на шесток. Потом вымыла окна и пол холодной водой, поставила самовар, оделась. Села в кухне у окна, и снова перед нею встал
вопрос...