Неточные совпадения
Большая размотала платок, закрывавший всю голову маленькой, расстегнула на ней салоп, и когда ливрейный лакей получил эти
вещи под сохранение и снял с нее меховые ботинки, из закутанной особы вышла чудесная двенадцатилетняя
девочка в коротеньком открытом кисейном платьице, белых панталончиках и крошечных черных башмачках.
Он знал ее девочкой-подростком небогатого аристократического семейства, знал, что она вышла за делавшего карьеру человека, про которого он слыхал нехорошие
вещи, главное, слышал про его бессердечность к тем сотням и тысячам политических, мучать которых составляло его специальную обязанность, и Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело то, что для того, чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность законною тем, что обращался к ним с просьбами о том, чтобы они немного, хотя бы по отношению известных лиц, воздержались от своих обычных и вероятно незаметных им самим жестокостей.
Доктор ежедневно проводил с
девочками по нескольку часов, причем, конечно, присутствовала мисс Дудль в качестве аргуса. Доктор пользовался моментом, когда Дидя почему-нибудь не выходила из своей комнаты, и говорил Устеньке ужасные
вещи.
Я сплю хорошо. Выносите мои
вещи, Яша. Пора. (Ане.)
Девочка моя, скоро мы увидимся… Я уезжаю в Париж, буду жить там на те деньги, которые прислала твоя ярославская бабушка на покупку имения — да здравствует бабушка! — а денег этих хватит ненадолго.
Члены же женского пола одинаково бесправны, будь то бабка, мать или грудная
девочка; они третируются, как домашние животные, как
вещь, которую можно выбросить вон, продать, толкнуть ногой, как собаку.
— Я. Это странно, не правда ли? А между тем оно так… Ну-с, вот я и влюбился тогда в одну очень миленькую
девочку… Да что вы на меня так глядите? Я бы мог сказать вам о себе
вещь гораздо более удивительную.
Тузенбах. Да, ничего себе, только жена, теща и две
девочки. Притом женат во второй раз. Он делает визиты и везде говорит, что у него жена и две
девочки. И здесь скажет. Жена какая-то полоумная, с длинной девической косой, говорит одни высокопарные
вещи, философствует и часто покушается на самоубийство, очевидно, чтобы насолить мужу. Я бы давно ушел от такой, но он терпит и только жалуется.
Но и француженка не удовлетворила пытливую
девочку: ей надо было знать корень и причину всего, надо было серьезно разобрать и понять каждую
вещь, а у Матильды Яковлевны все было, разумеется, легко, мило, поверхностно и — пусто.
Фон Ранкен. О, это очень приятно! Я крайне люблю, чтобы мне в это время пели. Вы не знаете этого романса… впрочем, о романсах потом. А сперва о некоторых очень, очень интимных
вещах. Вы позволите? Я буду очень осторожен, моя милая
девочка, и ни в каком случае… Вы говорите по-французски?
Фон Ранкен. Кушать хочется? Сейчас, сейчас покушаем,
девочка. Там будут такие вкусные, вкусненькие
вещи… Омары, например… Не так ли, Оля? Но, быть может, вы бы спели мне что-нибудь в ожидании вашей матушки?
Может быть, и высокое мрачное здание, и бело-зеленые
девочки — только сон,
вещий сон прежней вольной, свободной Нины Израэл?
Избранницам завидовали все, так как мечтою каждой
девочки, не только стрижки, но и «старшей», было провести хоть часик в роскошной квартире баронессы, где было столько сказочно-прекрасных
вещей, где целый день звучал рояль и подавались на обед такие царски-изысканные блюда!
—
Девочка моя!
Девочка! Как могла ты сделать это! Поправь же скорее дело, искупи свою вину, моя Васса. Верни унесенную тобою
вещь!
На следующий день мама с возмущением заговорила со мною об угрозе, которую я применил к
девочкам в нашей ссоре за дом. Рассказывая про Зыбино, сестры рассказали маме и про это. А папа целый месяц меня совсем не замечал и, наконец, однажды вечером жестоко меня отчитал. Какая пошлость, какая грязь! Этакие
вещи сметь сказать почти уже взрослым девушкам!
— Это умно, это я одобряю… Твое богатство останется твоим родственникам по прямой линии… Это в порядке
вещей. Один из этих родственников я, Петр, и если Таня выйдет за Семена, тебе не надо будет более заботиться об этой
девочке; ты можешь, конечно, ее наградить деньгами… Семен же будет вести твое дело…
Обе
девочки, княжна Людмила и Таня, любили прикладываться глазами к этим чистым прогалинам оконных стекол и любоваться меблировкой апартаментов, хотя лучшие
вещи, как-то: бронза и штофная мебель были под чехлами, но, быть может, именно потому они казались детскому воображению еще красивее. Одним словом, дом в Луговом приобрел в их глазах почти сказочную таинственность.
В убогой комнате сидела худая, изможденная швея, ковырявшая что-то иглою. Она уставилась в работу красными от бессонницы и труда глазами и от времени до времени смотрела на лежавшую рядом на убогой постели худенькую белокурую
девочку.
Девочка была бледная, с посиневшими губами, с широко раскрытыми глазами. Бедняжку била лихорадка, и она зябко куталась в голубое стеганое одеяло, единственную роскошную
вещь, находившуюся в комнате. Все остальное было ветхо, убого и говорило о страшной нужде.
Тетка переменяет вид и заводит песни веселые и уносящие душу стремлениями к дому — она сообщает, как за сестру
девочки жених из торговцев сватается и как всему этому легко бы статься, но только у невесты платья с спаньей нет. А как «спанье» шьется — это
девочка знает. Не важная бы
вещь учредить «спанье» — да не на что. Самого незначительного дела не достает, а через это можно упустить большое счастье!
Она заходит к хозяевам «только взять узелок». Она «как потерянная», но для объяснения этого состояния слишком много причин, за которыми не рассмотреть настоящей. Другие
вещи, составляющие богатство
девочки, ей дозволяют оставить: «все тебе сбережем».