Неточные совпадения
Обед стоял на столе; она
подошла, понюхала хлеб и сыр и, убедившись, что запах всего съестного ей противен, велела подавать коляску и вышла. Дом уже бросал тень чрез всю улицу, и был ясный, еще теплый на солнце
вечер. И провожавшая ее с вещами Аннушка, и Петр, клавший вещи в коляску, и кучер, очевидно недовольный, — все были противны ей и раздражали ее своими словами и движениями.
Около семи часов
вечера я гулял на бульваре. Грушницкий, увидав меня издали,
подошел ко мне: какой-то смешной восторг блистал в его глазах. Он крепко пожал мне руку и сказал трагическим голосом...
В тот же день, но уже
вечером, часу в седьмом, Раскольников
подходил к квартире матери и сестры своей, — к той самой квартире в доме Бакалеева, где устроил их Разумихин.
И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, так же ни слова не говоря,
подошла к Сонечкиной постельке и весь
вечер в ногах у ней на коленках простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе, обнявшись… обе… обе… да-с… а я… лежал пьяненькой-с.
Однажды, под
вечер, уже совсем почти выздоровевший Раскольников заснул; проснувшись, он нечаянно
подошел к окну и вдруг увидел вдали, у госпитальных ворот, Соню.
Вечером он все-таки не очень охотно шагал к Дронову, — смущала возможность встречи с Тагильским. Он не мог забыть, что, увидав Тагильского у Дронова, постыдно испугался чего-то и несколько отвратительных секунд соображал:
подойти к Тагильскому или не нужно? Но Тагильский сам
подошел, кругленький, щеголевато одетый, с добродушной усмешкой на красной роже.
Говорила она неохотно, как жена, которой скучно беседовать с мужем. В этот
вечер она казалась старше лет на пять. Окутанная шалью, туго обтянувшей ее плечи, зябко скорчившись в кресле, она, чувствовал Клим, была где-то далеко от него. Но это не мешало ему думать, что вот девушка некрасива, чужда, а все-таки хочется
подойти к ней, положить голову на колени ей и еще раз испытать то необыкновенное, что он уже испытал однажды. В его памяти звучали слова Ромео и крик дяди Хрисанфа...
В начале
вечера с такой же усмешечкой Иноков
подошел к нему и спросил...
Подошел и я — и не понимаю, почему мне этот молодой человек тоже как бы понравился; может быть, слишком ярким нарушением общепринятых и оказенившихся приличий, — словом, я не разглядел дурака; однако с ним сошелся тогда же на ты и, выходя из вагона, узнал от него, что он
вечером, часу в девятом, придет на Тверской бульвар.
А между тем наступал опять
вечер с нитями огней по холмам, с отражением холмов в воде, с фосфорическим блеском моря, с треском кузнечиков и криком гребцов «Оссильян, оссильян!» Но это уж мало заняло нас: мы привыкли, ознакомились с местностью, и оттого шканцы и ют тотчас опустели, как только буфетчики, Янцен и Витул, зазвенели стаканами, а вестовые, с фуражками в руках,
подходили то к одному, то к другому с приглашением «Чай кушать».
Вечером зажгли огни под деревьями; матросы группами теснились около них; в палатке пили чай, оттуда слышались пение, крики. В песчаный берег яростно бил бурун: иногда
подойдешь близко, заговоришься, вал хлестнет по ногам и бахромой рассыплется по песку. Вдали светлел от луны океан, точно ртуть, а в заливе, между скал, лежал густой мрак.
Вечером стали
подходить к Сингапуру. Любопытно взглянуть на эту кучу толпящихся на маленьком клочке разноцветных и разноязычных народов, среди которых американец Вилькс насчитывает до двадцати одних азиатских племен.
Мы
подходили к островам около
вечера.
Следовало бы, — и он даже обдумывал это еще вчера
вечером, — несмотря ни на какие идеи, единственно из простой вежливости (так как уж здесь такие обычаи),
подойти и благословиться у старца, по крайней мере хоть благословиться, если уж не целовать руку.
Действительно, к воротам дома подъехала принадлежавшая госпоже Хохлаковой карета. Штабс-капитан, ждавший все утро доктора, сломя голову бросился к воротам встречать его. Маменька подобралась и напустила на себя важности. Алеша
подошел к Илюше и стал оправлять ему подушку. Ниночка, из своих кресел, с беспокойством следила за тем, как он оправляет постельку. Мальчики торопливо стали прощаться, некоторые из них пообещались зайти
вечером. Коля крикнул Перезвона, и тот соскочил с постели.
Подошел я к ней уже несколько спустя, тоже на
вечере, заговорил, еле поглядела, презрительные губки сложила, а, думаю, подожди, отмщу!
Целый день мы работали не покладая рук, даже не останавливаясь на обед, и все же прошли не больше 10 км. Бурелом, наледи, кочковатые болота, провалы между камней, занесенные снегом, создавали такие препятствия, что за 8 часов пути нам удалось сделать только 4,5 км, что составляет в среднем 560 м/ч. К
вечеру мы
подошли к гребню Сихотэ-Алиня. Барометр показывал 700 м.
Когда мы
подходили к биваку, был уже полный
вечер.
Поздно
вечером я
подошел к костру. На дровах сидел Дерсу и задумчиво глядел на огонь. Я спросил его, о чем он думает.
Вечером я
подошел к огню и увидел старика, беседующего с Дерсу.
Приближалась осень. Листва на деревьях уже стала опадать на землю. Днем она шуршит под ногами, а
вечером от росы опять становится мягкой. Это позволяет охотнику
подойти к зверю очень близко.
Меня эта картина очень заинтересовала. Я
подошел ближе и стал наблюдать. На колоднике лежали сухие грибки, корешки и орехи. Та к как ни грибов, ни кедровых орехов в лесу еще не было, то, очевидно, бурундук вытащил их из своей норки. Но зачем? Тогда я вспомнил рассказы Дерсу о том, что бурундук делает большие запасы продовольствия, которых ему хватает иногда на 2 года. Чтобы продукты не испортились, он время от времени выносит их наружу и сушит, а к
вечеру уносит обратно в свою норку.
Между тем
подошел и
вечер.
На третий день к
вечеру мы
подошли к хребту Да-дянь-шань, который идет здесь в меридиональном направлении и имеет высоту в среднем около 700 м.
После того как раковины просохли, китайцы осторожно ножами отделили жемчужины от створок и убрали их в маленькие кожаные мешочки. Пока я был у тазов и смотрел, как китайцы ловят жемчуг, незаметно
подошел вечер. В нашей фанзе зажгли огонь.
Когда он оканчивал урок, Марья Алексевна
подошла к нему и сказала, что завтра у них маленький
вечер — день рожденья дочери, и что она просит его пожаловать.
Раз пять или шесть Лопухов был на своем новом уроке, прежде чем Верочка и он увидели друг друга. Он сидел с Федею в одном конце квартиры, она в другом конце, в своей комнате. Но дело
подходило к экзаменам в академии; он перенес уроки с утра на
вечер, потому что по утрам ему нужно заниматься, и когда пришел
вечером, то застал все семейство за чаем.
Однажды
вечером,
подходя к винограднику, где жили Гагины, я нашел калитку запертою. Недолго думавши добрался я до одного обрушенного места в ограде, уже прежде замеченного мною, и перескочил через нее. Недалеко от этого места, в стороне от дорожки, находилась небольшая беседка из акаций; я поравнялся с нею и уже прошел было мимо… вдруг меня поразил голос Аси, с жаром и сквозь слезы произносивший следующие слова...
— Какой
вечер! — сказал я. — И как мне не хочется идти. Она
подошла к окну.
Утром рано
подходит офицер и всех мужчин забрал, и вашего папеньку тоже, оставил одних женщин да раненого Павла Ивановича, и повел их тушить окольные домы, так до самого
вечера пробыли мы одни; сидим и плачем, да и только.
В три часа Арсений Потапыч опять на своем посту. Рабочие и на этот раз упередили его, так что ему остается только признать, что заведенная им дисциплина принесла надлежащий плод. Он ходит взад и вперед по разбросанному сену и удостоверяется, что оно уже достаточно провяло и завтра, пожалуй, можно будет приступить к уборке.
Подходит к косцам, с удовольствием видит, что к концу
вечера и луг будет совсем выкошен.
Сентябрь уже
подходил к половине; главная масса полевых работ отошла; девушки по
вечерам собирались в девичьей и сумерничали; вообще весь дом исподволь переходил на зимнее положение.
Ей кажется, что
вечер тянется несносно долго. Несколько раз она не выдерживает,
подходит к дочери и шепчет: «Не пора ли?» Но сестрица так весела и притом так мило при всех отвечает: «Ах, маменька!» — что нечего и думать о скором отъезде.
Под конец
вечера послышалось на дворе побрякивание бубенцов. Это за Линдгорстами приехали лошади. Младшая стала просить у матери, чтобы еще остаться. Та не соглашалась, но когда
подошла Лена и, протянув руки на плечо матери, сказала, ласкаясь: «Мамочка… Так хорошо!» — та сразу уступила и уехала с мальчиком, обещая прислать лошадь через полчаса.
Было это уже весной,
подходили экзамены, наши
вечера и танцы прекратились, потом мы уехали на каникулы в деревню. А когда опять
подошла осень и мы стали встречаться, я увидел, что наша непрочная «взаимная симпатия» оказалась односторонней. Задатки этой драмы были даны вперед. Мы были одногодки. Я перешел в пятый класс и оставался по — прежнему «мальчишкой», а она стала красивым подростком пятнадцати лет, и на нее стали обращать внимание ученики старших классов и даже взрослые кавалеры.
Подошла осень. Выпал первый снег. Моя мать и сестренка были у Линдгорстов и завязали знакомство. Ждали ответного посещения. Матери условились, что это будет запросто,
вечером.
На следующий
вечер старший брат, проходя через темную гостиную, вдруг закричал и со всех ног кинулся в кабинет отца. В гостиной он увидел высокую белую фигуру, как та «душа», о которой рассказывал капитан. Отец велел нам идти за ним… Мы
подошли к порогу и заглянули в гостиную. Слабый отблеск света падал на пол и терялся в темноте. У левой стены стояло что-то высокое, белое, действительно похожее на фигуру.
С утра до
вечера он, в рыжей кожаной куртке, в серых клетчатых штанах, весь измазанный какими-то красками, неприятно пахучий, встрепанный и неловкий, плавил свинец, паял какие-то медные штучки, что-то взвешивал на маленьких весах, мычал, обжигал пальцы и торопливо дул на них,
подходил, спотыкаясь, к чертежам на стене и, протерев очки, нюхал чертежи, почти касаясь бумаги тонким и прямым, странно белым носом.
Журавли медленно подвигались прямо на меня, а мои дрожки продолжали ездить взад и вперед до тех пор, пока вся журавлиная стая не
подошла ко мне очень близко. Наконец, я выстрелил: три журавля остались на месте, а четвертый, тяжело раненный, пошел на отлет книзу и упал, версты за полторы, в глухой и болотистой уреме, при соединении реки Боклы с Насягаем. Я искал его вплоть до
вечера и, наконец, нашел с помощью собаки, но уже мертвого.
Когда наконец они повернули с двух разных тротуаров в Гороховую и стали
подходить к дому Рогожина, у князя стали опять подсекаться ноги, так что почти трудно было уж и идти. Было уже около десяти часов
вечера. Окна на половине старушки стояли, как и давеча, отпертые, у Рогожина запертые, и в сумерках как бы еще заметнее становились на них белые спущенные сторы. Князь
подошел к дому с противоположного тротуара; Рогожин же с своего тротуара ступил на крыльцо и махал ему рукой. Князь перешел к нему на крыльцо.
Она любила кататься на рысаках, в карты готова была играть с утра до
вечера и всегда, бывало, закрывала рукой записанный на нее копеечный выигрыш, когда муж
подходил к игорному столу: а все свое приданое, все деньги отдала ему в безответное распоряжение.
Когда кончили вершить зарод, Макар и Федор ушли копнить поспевшее к
вечеру сено, а за ними поплелись бабы. Тит спустился с зарода, обругал Пашку, который неладно покрывал верхушку зарода свежими березовыми ветками, и
подошел к дожидавшим старичкам.
Прошли святки, и время уже
подходило к масленице. Был опять
вечер.
Вечером, бабы и мужики, дворовые и задельные,
подошли поблагодарить Павла и хотели было поцеловать у него руку, но он до этого их не допустил и перецеловался со всеми в губы.
Действительно, с тех пор как умерла моя мать, а суровое лицо отца стало еще угрюмее, меня очень редко видели дома. В поздние летние
вечера я прокрадывался по саду, как молодой волчонок, избегая встречи с отцом, отворял посредством особых приспособлений свое окно, полузакрытое густою зеленью сирени, и тихо ложился в постель. Если маленькая сестренка еще не спала в своей качалке в соседней комнате, я
подходил к ней, и мы тихо ласкали друг друга и играли, стараясь не разбудить ворчливую старую няньку.
Намеднись,
вечером, была я у Марьи Петровны; ну, конечно, декольте;
подходит это Трясучкин, будто разговаривает, а самого его так и подергивает, и глаза такие масляные-премасляные, словно косые.
Но в этот
вечер Медиокритский, видя, что Годнева все сидит и ни с кем не танцует, вообразил, что это именно ему приличная дама, и, вознамерившись с нею протанцевать,
подошел к Настеньке, расшаркался и пригласил ее на кадриль.
Я наконец не вытерпел,
подошел к нему и спросил, намерен ли он уделить мне сколько-нибудь времени в этот
вечер?
Часто, глядя на нее, когда она, улыбающаяся, румяная от зимнего холоду, счастливая сознанием своей красоты, возвращалась с визитов и, сняв шляпу,
подходила осмотреться в зеркало, или, шумя пышным бальным открытым платьем, стыдясь и вместе гордясь перед слугами, проходила в карету, или дома, когда у нас бывали маленькие
вечера, в закрытом шелковом платье и каких-то тонких кружевах около нежной шеи, сияла на все стороны однообразной, но красивой улыбкой, — я думал, глядя на нее: что бы сказали те, которые восхищались ей, ежели б видели ее такою, как я видел ее, когда она, по
вечерам оставаясь дома, после двенадцати часов дожидаясь мужа из клуба, в каком-нибудь капоте, с нечесаными волосами, как тень ходила по слабо освещенным комнатам.
Но громадная сила — напряженная воля, а сильнее ее на свете только лишь случай. Как-то
вечером, в часы отдыха, юнкера сбились кучкой, человек в десять, между двумя соседними постелями. Левис-оф-Менар рассказывал наизусть содержание какого-то переводного французского романа не то Габорио, не то Понсон дю Террайля. Вяло, без особого внимания
подошел туда Александров и стал лениво прислушиваться.