Неточные совпадения
В отношении к начальству он
повел себя еще
умнее.
— И! нет, какой характер! Не глупа, училась хорошо, читает много книг и приодеться любит. Поп-то не бедный: своя земля есть. Михайло Иваныч, помещик, любит его, — у него там полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю; лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп
умный, из молодых — только уж очень по-светски
ведет себя: привык там в помещичьем кругу. Даже французские книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы к рясе…
И вот, убедясь в этом, он видит, что надо идти по указанию
умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и
вести людей уже сознательно к смерти и разрушению, и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их
ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали
себя счастливыми.
Телемак, да
повести г-жи Жанлис, да несколько ливрезонов нашего
умного журнала Revue Etrangere, — книги все не очень заманчивые, — взял их, а сам, разумеется, был страшный охотник читать, да и сказал
себе: не раскрою ни одной русской книги, пока не стану свободно читать по — французски; ну, и стал свободно читать.
— Законы? Это значит — обычаи, — веселее и охотнее говорил старик, поблескивая
умными, колючими глазами. — Живут люди, живут и согласятся: вот этак — лучше всего, это мы и возьмем
себе за обычай, поставим правилом, законом! Примерно: ребятишки, собираясь играть, уговариваются, как игру
вести, в каком порядке. Ну, вот уговор этот и есть — закон!
— Нет, так… Я уж ему ответила.
Умнее матери хочет быть… Однако это еще бабушка надвое сказала… да! А впрочем, и я хороша; тебя прошу не говорить об нем, а сама твержу:"Коронат да Коронат!"Будем-ка лучше об
себе говорить. Вот я сперва закуску
велю подать, а потом и поговорим; да и наши, того гляди, подъедут. И преприятно денек вместе проведем!
Без сомнения, скоропостижная смерть Куролесова
повела бы за
собой уголовное следствие, если б в Парашине не было в конторе очень молодого писца, которого звали также Михаилом Максимовичем и который только недавно был привезен из Чурасова. Этот молодой человек, необыкновенно
умный и ловкий, уладил всё дело.
Не хотят верить тому, чему он верит, — значит, и ему не верят, считают
себя умнее его; рассудите, к чему же это
поведет?
Сосипатра. Ну, так
ведите себя скромно и сидите, как
умные дети сидят.
— Да — какое дело-то? — допытывался Артамонов старший, но ни бойкий брат, ни
умный племянник не могли толково рассказать ему, из-за чего внезапно вспыхнула эта война. Ему было приятно наблюдать смятение всезнающих, самоуверенных людей, особенно смешным казался брат, он
вёл себя так непонятно, что можно было думать: эта нежданная война задевала, прежде всех, именно его, Алексея Артамонова, мешая ему делать что-то очень важное.
Артист из драматического театра, большой, давно признанный талант, изящный,
умный и скромный человек и отличный чтец, учивший Ольгу Ивановну читать; певец из оперы, добродушный толстяк, со вздохом уверявший Ольгу Ивановну, что она губит
себя: если бы она не ленилась и взяла
себя в руки, то из нее вышла бы замечательная певица; затем несколько художников и во главе их жанрист, анималист и пейзажист Рябовский, очень красивый белокурый молодой человек, лет двадцати пяти, имевший успех на выставках и продавший свою последнюю картину за пятьсот рублей; он поправлял Ольге Ивановне ее этюды и говорил, что из нее, быть может, выйдет толк; затем виолончелист, у которого инструмент плакал и который откровенно сознавался, что из всех знакомых ему женщин умеет аккомпанировать одна только Ольга Ивановна; затем литератор, молодой, но уже известный, писавший
повести, пьесы и рассказы.
Жить такою привольною жизнью могли не все медведи, а только некоторые, особенно
умные и кроткие, и то не во всю их жизнь, а пока они не начинали обнаруживать своих зверских, неудобных в общежитии наклонностей то есть пока они
вели себя смирно и не трогали ни кур, ни гусей, ни телят, ни человека.
Неннла Макарьевна холодно посмотрела на своего мужа. Сергей Сергеич с некоторым замешательством поиграл часовой цепочкой, взял со стола свою английскую, с широкими полями шляпу и отправился на хозяйство. Его собака робко и смиренно побежала вслед за ним. Как животное
умное, она чувствовала, что и сам хозяин ее не слишком властный человек в доме, и
вела себя скромно и осторожно.
Я не знаю ни одного животного, которое бы так глупо, бестолково и беспощадно
вело себя в толпе, как человек. Ей-богу, лошади — и те куда
умнее, на что уж глупые животные!
— А ты не вдруг… Лучше помаленьку, — грубо ответил Корней. — Ты,
умная голова, то разумей, что я Корней и что на всякий спех у меня свой смех. А ты бы вот меня к
себе в дом
повел, да хорошеньку фатеру отвел, да чайком бы угостил, да винца бы поднес, а потом бы уж и спрашивал, по какому делу, откуда и от кого я прибыл к тебе.
Ни разу не начала она с ним говорить о своей душе, на чем держится ее жизнь, есть ли у нее какой-нибудь «закон» — глупый или
умный, к какому исходу
вести житейскую ладью, во что выработать
себя — в женщину ли с правилами и упованиями или просто в бабенку, не знающую ничего, кроме своей утехи: будь то связь, кутеж, франтовство или другая какая блажь.
— Да, надо, а то совсем будет плохо… Этот полковник Прыжов… хорошо
себя ведет, я его за это люблю… Вы ведь знаете: когда мужчина, который может считать
себя видным… ну, и в таком полку служит, начнет за кем-нибудь ухаживать и увидит, что надеяться ему трудно… на успех, он сейчас же разозлится и не может даже продолжать знакомства… А m-r Прыжов — гораздо добрее или
умнее, как хотите… Мы с ним и теперь большие друзья.
— Полноте, — ответил он с
умной и хорошей улыбкой. — Правда, вы меня заставили говорить о
себе. Я этого не жалую, и не к тому я
вел речь. В свете было бы очень приятно жить многим, особенно женщинам молодым и… (он помолчал) свободным, как вы, например. Вы когда-нибудь читали Ревизора…
И он поехал убивать для чего-то африканцев, и так хорошо их убивал и был такой хитрый и
умный, что, приехав во Францию,
велел всем
себе повиноваться.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя
себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, чтò он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с
умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимою привычкой
вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно...