Неточные совпадения
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым
дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет,
верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Он сел, открыл на коленях у себя небольшой ручной чемодан, очень изящный, с уголками оксидированного серебра. В нем — несессер, в сумке
верхней его крышки —
дорогой портфель, в портфеле какие-то бумаги, а в одном из его отделений девять сторублевок, он сунул сторублевки во внутренний карман пиджака, а на их место положил 73 рубля. Все это он делал машинально, не оценивая: нужно или не нужно делать так? Делал и думал...
На
верхней ступеньке их останавливал офицер, солдаты преграждали
дорогу, скрещивая штыки, но они называли себя депутатами от заводов, и, зябко пожимая плечом, он уступал им
дорогу.
И Алеша с увлечением, видимо сам только что теперь внезапно попав на идею, припомнил, как в последнем свидании с Митей, вечером, у дерева, по
дороге к монастырю, Митя, ударяя себя в грудь, «в
верхнюю часть груди», несколько раз повторил ему, что у него есть средство восстановить свою честь, что средство это здесь, вот тут, на его груди… «Я подумал тогда, что он, ударяя себя в грудь, говорил о своем сердце, — продолжал Алеша, — о том, что в сердце своем мог бы отыскать силы, чтобы выйти из одного какого-то ужасного позора, который предстоял ему и о котором он даже мне не смел признаться.
Манзы сначала испугались, но потом, узнав, в чем дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к морю
дороги нет вовсе и что тропа, по которой прошел наш отряд, идет на реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу — долина семьи Чжу, где растет конопля.], входящую в бассейн
верхней Улахе.
Начальник острова пользуется на Сахалине огромною и даже страшною властью, но однажды, когда я ехал с ним из
Верхнего Армудана в Арково, встретившийся гиляк не постеснялся крикнуть нам повелительно: «Стой!» — и потом спрашивать, не встречалась ли нам по
дороге его белая собака.
На переезде Московско-Казанской железной
дороги была сорвана крыша с элеватора, штопором свернут гигантский железный столб семафора, и
верхний конец его воткнулся в землю.
Вот старик Базунов, его вели под руки сын и зять; без шапки, в неподпоясанной рубахе и чёрном чапане [Крестьянский
верхний кафтан — вост. азям; чапаном зовут и сермяжный, и синий, халатом или с борами, и даже полукафтанье — Ред.] поверх неё, он встал как-то сразу всем поперёк
дороги и хриплым голосом объявил на весь город...
Дашка, хорошо знавшая
дорогу в кабинет, принесла очки. Алексей Абрамович сел к свечке, зевнул, приподнял
верхнюю губу, что придало его носу очень почтенное выражение, прищурил глаза и начал с большим трудом, с каким-то тяжело книжным произношением читать...
— Для
дорогого гостя как не найти, — сказал приказчик. — Эй, Марфа! вынь-ка там из поставца, с
верхней полки, стклянку с романеею. Да смотри, — прибавил он потихоньку, — подай ту, что стоит направо: она уж почата.
Вода и льдины ходили уже поверх кустов ивняка, покрывающих дальний плоский берег; там кое-где показывались еще ветлы:
верхняя часть дуплистых стволов и приподнятые кверху голые сучья принимали издали вид черных безобразных голов, у которых от страха стали дыбом волосы; огромные глыбы льда, уносившие иногда на поверхности своей целый участок зимней
дороги, стремились с быстротою щепки, брошенной в поток; доски, стоги сена, зимовавшие на реке и которых не успели перевезти на берег, бревна, столетние деревья, оторванные от почвы и приподнятые льдинами так, что наружу выглядывали только косматые корни, появлялись беспрестанно между икрами [Льдинами.
Для разнообразия мелькнет в бурьяне белый череп или булыжник; вырастет на мгновение серая каменная баба или высохшая ветла с синей ракшей на
верхней ветке, перебежит
дорогу суслик, и — опять бегут мимо глаз бурьян, холмы, грачи…
Любопытные видали в замочную скважину:
дорогой варшавский ковер на полу этой комнаты; окно, задернутое зеленой тафтяной занавеской, большой черный крест с белым изображением распятого Спасителя и низенький налой красного дерева, с зеленою бархатною подушкой внизу и большою развернутою книгою на
верхней наклонной доске.
Проселочная
дорога была не что иное, как след, проложенный несколькими санями по снежным сугробам, при малейшем ветерке совершенно заметаемый
верхним снегом.
Топорами, пешнями и железными лопатами разрубили мерзлую плотину по обоим краям прошлогоднего вешняка, и едва своротили
верхний слой в аршин глубиною, как вода хлынула и, не нуждаясь более в человеческой помощи, так успешно принялась за дело, что в полчаса расчистила себе
дорогу до самого материка земли.
Она вырывается, оставив в руках сторожей свое
верхнее покрывало, и еще быстрее бежит назад прежней
дорогой.
— Да чуть ли еще не с норовом, — подхватил цыган, глядя пегашке в зубы, — ишь, верхний-то ряд вперед выпучился… а ты семьдесят рублев просишь… нет, ты скажи нам цену по душе; нынче, брат, не то время, — корм коня
дороже… по душе скажи…
Остановившись на
верхней ступени, едва наклоняла голову величавая Манефа и приказала конюху Дементию поднести мужичкам «посошок» [Последняя заздравная чарка вина на прощанье.] в путь-дорогу, а мать Назарету послала на луг за околицей оделять баб, девок и ребятишек пряниками, орехами и другими сластями.
В глубине желтел двухэтажный дом, с террасами, каменный, давно не крашенный.
Верхний этаж стоял на зиму заколоченный, да и теперь — с закрытыми ставнями. Позади — вправо и влево — шли службы, обставляя обширный двор с выездом на проселочную
дорогу. На горизонте синели леса.
В селе Райбуже, как раз против церкви, стоит двухэтажный дом на каменном фундаменте и с железной крышей. В нижнем этаже живет со своей семьей сам хозяин, Филипп Иванов Катин, по прозванию Дюдя, а в
верхнем, где летом бывает очень жарко, а зимою очень холодно, останавливаются проезжие чиновники, купцы и помещики. Дюдя арендует участки, держит на большой
дороге кабак, торгует и дегтем, и мёдом, и скотом, и сороками, и у него уж набралось тысяч восемь, которые лежат в городе в банке.
Достигнув болот и лесов пелымских, рассеяв толпы вогуличей и взяв пленников, Ермак старался узнать от них о пути с берегов
верхней Тавды через Каменный пояс в Пермь, чтобы открыть новое сообщение с Россией, менее опасное или трудное, но не мог проложить этой
дороги в пустынях, грязных и топких летом, а зимой засыпанных глубокими снегами.
Для таких-то
дорогих гостей и были предназначены богато украшенные горницы второго этажа. Жилые обыденные горницы помещались в
верхнем этаже и были более скромным убранством, хотя блестели чистотой и отличались всеми удобствами житейскими.