Неточные совпадения
Всем Хитровым рынком заправляли двое городовых — Рудников и Лохматкин. Только их пудовых кулаков действительно боялась «шпана», а «деловые ребята» были с обоими представителями власти в дружбе и,
вернувшись с каторги или бежав из тюрьмы, первым делом шли
к ним на поклон. Тот и другой знали в лицо всех преступников, приглядевшись
к ним за четверть века своей несменяемой
службы. Да и никак не скроешься от них: все равно свои донесут, что в такую-то квартиру
вернулся такой-то.
Ивану пошел всего двадцатый год, когда этот неожиданный удар — мы говорим о браке княжны, не об ее смерти — над ним разразился; он не захотел остаться в теткином доме, где он из богатого наследника внезапно превратился в приживальщика; в Петербурге общество, в котором он вырос, перед ним закрылось;
к службе с низких чинов, трудной и темной, он чувствовал отвращение (все это происходило в самом начале царствования императора Александра); пришлось ему, поневоле,
вернуться в деревню,
к отцу.
Герой мой очень хорошо понимал, что в жизни вообще а в
службе в особенности, очень много мерзавцев и что для противодействия им мало одной энергии, но надобно еще и суметь это сделать, а также и то, что для человека, задавшего себе эту задачу, это труд и подвиг великий; а потому,
вернувшись со следствия об опекунских деяниях Клыкова, он решился прежде всего заехать
к прокурору и посоветоваться с ним. Тот встретил его с какой-то полуулыбкой.
— Великий государь, — ответил Кольцо, собирая все свое присутствие духа, — не заслужил я еще тогда твоей великой милости. Совестно мне было тебе на глаза показаться; а когда князь Никита Романыч повел
к тебе товарищей, я
вернулся опять на Волгу,
к Ермаку Тимофеичу, не приведет ли бог какую новую
службу тебе сослужить!
После этой дружеской беседы, которая кончилась только в полночь, Лаптев стал бывать у Ярцева почти каждый день. Его тянуло
к нему. Обыкновенно он приходил перед вечером, ложился и ждал его прихода терпеливо, не ощущая ни малейшей скуки. Ярцев,
вернувшись со
службы и пообедав, садился за работу, но Лаптев задавал ему какой-нибудь вопрос, начинался разговор, было уже не до работы, а в полночь приятели расставались, очень довольные друг другом.
Другой со
службы вернулся, тоже долго не думал: родну-те сестру прежней жены
к себе.
Вернувшись в Елизаветград, я на вечере у полковника Мельцера узнал, что Романовы дали слово Соловьеву отдать за него дочь ‹…›…никакая школа жизни не может сравниться с военного
службой, требующей одновременно строжайшей дисциплины, величайшей гибкости и твердости хорошего стального клинка в сношениях с равными и привычку
к мгновенному достижению цели кратчайшим путем.
Великий царь! За малую ты
службуЧрез меру мне сегодня воздаешь!
Дозволь мне, царь,
вернуться к войску. Там,
Быть может, мне твою удастся милость
И вправду заслужить!
Раз вечером, после вечерней
службы в Новой-Каменке, — а мельница от села верстах этак в полуторах, не более, — мельник
вернулся к себе что-то не очень в духе.
— Что так пугает тебя в этой мысли? Ведь ты только пойдешь за матерью, которая безгранично тебя любит и с той минуты будет жить исключительно тобой. Ты часто жаловался мне, что ненавидишь военную
службу,
к которой тебя принуждают, что с ума сходишь от тоски по свободе; если ты
вернешься к отцу, выбора уже не будет: отец неумолимо будет держать тебя в оковах; он не освободил бы тебя, даже если бы знал, что ты умрешь от горя.
— Домчу я тебя, моя краля ненаглядная, в Тамбов,
к брату, там ты погостишь, паспорт тебе оборудую… А сам
вернусь да попрошусь у графа на
службу в Питер, я хотя ему и слуга, но не хам, как ты меня вечер обозвала, потому я из духовенства, а брат у меня в Тамбове повытчиком в суде служит — чиновник заправский… Поселю я тебя в Питере в отдаленности, никто тебя под чужим именем не разыщет…
Иван Осипович,
вернувшись к месту своего служения, весь отдался своим обязанностям, и хотя и прежде не был человеком очень общительным, но с роковой поездки в Зиновьево уже совершенно удалился от общества и даже со своими товарищами по
службе сохранил только деловые отношения.
На другой день, 13 декабря, проведя все утро в делах
службы, он
вернулся домой и начал записывать разговор, который имел накануне с Николаем Павловичем. Присоединив
к этому, так сказать, протоколу, копию своего письма
к великому князю, он вложил оба эти документа в пакет, запечатал его и отправился
к графу Коновницыну.