Неточные совпадения
Она вырвалась от него и
вернулась в девичью. Он слышал, как захлопнулся крючок. Вслед за этим всё затихло, красный глаз
в окне исчез, остался один туман и возня на
реке.
Оскар Филипыч, как мы уже знаем, любил удить рыбу и сейчас только
вернулся с Аллой откуда-то с облюбованного местечка на
реке Узловке, так что не успел еще снять с себя своего летнего парусинового пальто и держал
в руках широкополую соломенную шляпу.
Наконец хромой таза
вернулся, и мы стали готовиться к переправе. Это было не так просто и легко, как казалось с берега. Течение
в реке было весьма быстрое, перевозчик-таза каждый раз поднимался вверх по воде метров на 300 и затем уже пускался к противоположному берегу, упираясь изо всех сил шестом
в дно
реки, и все же течением его сносило к самому устью.
Хей-ба-тоу хотел еще один раз сходить на
реку Самаргу и
вернуться обратно. Чжан-Бао уговорил его сопровождать нас вдоль берега моря. Решено было, что завтра удэгейцы доставят наши вещи к устью Кусуна и с вечера перегрузят их
в лодку Хей-ба-тоу.
Он
вернулся и сообщил, что
в устье
реки бьется много рыбы.
Вечером после ужина мы держали совет. Решено было, что завтра я, Дерсу и китаец-охотник отправимся вверх по Тютихе, перевалим через Сихотэ-Алинь и назад
вернемся по
реке Лянчихезе. На это путешествие нужно было употребить 3 суток. Стрелки и казаки с лошадьми останутся
в фанзе и будут ожидать нашего возвращения.
Мы посоветовались и решили оставить тропу и пойти целиной. Взобравшись на первую попавшуюся сопку, мы стали осматриваться. Впереди,
в 4 км от нас, виднелся залив Пластун; влево — высокий горный хребет, за которым, вероятно, должна быть
река Синанца; сзади — озеро Долгое, справа — цепь размытых холмов, за ними — море. Не заметив ничего подозрительного, я хотел было опять
вернуться на тропу, но гольд посоветовал спуститься к ключику, текущему к северу, и дойти по нему до
реки Тхетибе.
Расспросив китайцев о дорогах, я наметил себе маршрут вверх по
реке Тадушу, через хребет Сихотэ-Алинь,
в бассейн
реки Ли-Фудзина и оттуда на
реку Ното. Затем я полагал по этой последней опять подняться до Сихотэ-Алиня и попытаться выйти на
реку Тютихе. Если бы это мне не удалось, то я мог бы
вернуться на Тадушу, где и дождаться прихода Г.И. Гранатмана.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались на месте. Это означало, что он
вернется.
В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел к
реке. На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел на земле и смотрел
в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Катались на лодках по Днепру, варили на той стороне
реки,
в густом горько-пахучем лозняке, полевую кашу, купались мужчины и женщины поочередно —
в быстрой теплой воде, пили домашнюю запеканку, пели звучные малороссийские песни и
вернулись в город только поздним вечером, когда темная бегучая широкая
река так жутко и весело плескалась о борта их лодок, играя отражениями звезд, серебряными зыбкими дорожками от электрических фонарей и кланяющимися огнями баканов.
— Не говорят. И едва ли думают. Его нет. Он вчера
в полдень уехал на
реку и еще не
вернулся. Я спрашивал о нем…
Румянец живо заиграл тогда на щеках парня, и лицо его, за минуту веселое, отразило душевную тревогу. Он торопливо
вернулся в избу, оделся и, не сказав слова домашним, поспешно направился к
реке, за которой немолчно раздавались песни и крики косарей, покрывавших луга. Время подходило к Петровкам, и покос был
в полном разгаре.
Он направился к ручью. Почти против того места, где ручей впадал
в реку, из воды выглядывала верхушка огромной плетеной корзины, куда Глеб прятал живую рыбу. Пока выбирал он из этого самодельного садка рыбу, приемыш успел
вернуться с ведром.
Когда Егорушка
вернулся к
реке, на берегу дымил небольшой костер. Это подводчики варили себе обед.
В дыму стоял Степка и большой зазубренной ложкой мешал
в котле. Несколько
в стороне, c красными от дыма глазами, сидели Кирюха и Вася и чистили рыбу. Перед ними лежал покрытый илом и водорослями бредень, на котором блестела рыба и ползали раки.
После этого послышался крик, какого еще никогда не слыхали
в Уклееве, и не верилось, что небольшое, слабое существо, как Липа, может кричать так. И на дворе вдруг стало тихо. Аксинья прошла
в дом, молча, со своей прежней наивной улыбкой… Глухой всё ходил по двору, держа
в охапке белье, потом стал развешивать его опять, молча, не спеша. И пока не
вернулась кухарка с
реки, никто не решался войти
в кухню и взглянуть, что там.
Ямщикам тоже трудно, но ямщики давно
вернулись по домам и отдыхают,
в ожидании редкого проезжающего, порой даже до следующей почты, а почтальон опять трясется
в седле, или качается на бурной волне огромной
реки, или коченеет, забившись меж кожаными баулами
в санях.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис
в воздухе над зеркальной гладью
реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от кона, но сейчас же
вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
Поплыли казаки дальше. Выплыли
в широкую, быструю
реку Иртыш. По Иртышу-реке проплыли день, подплыли к городку хорошему и остановились. Пошли казаки
в городок. Только стали подходить, начали
в них татары стрелы пускать и поранили трех казаков. Послал Ермак переводчика сказать татарам, чтобы сдали город, а то всех перебьют. Переводчик пошел,
вернулся и говорит: «Тут живет Кучумов слуга Атик Мурза Качара. У него силы много, и он говорит, что не сдаст городка».
В Дубровине мне дают лошадей, и я еду дальше. Но
в 45 верстах от Томска мне опять говорят, что ехать нельзя, что
река Томь затопила луга и дороги. Опять надо плыть на лодке. И тут та же история, что
в Красном Яру: лодка уплыла на ту сторону, но не может
вернуться, так как дует сильный ветер и по
реке ходят высокие валы… Будем ждать!
Дня через два орочи
вернулись благополучно и привезли аптеку, свежего хлеба и целый ящик с овощами. 20 сентября мы распрощались с
рекой Мафаца и, пользуясь легким попутным ветром, направились к бухте Андрея,
в которую впадает
река Копи.
Я взял его под руку и привел к дому Бутунгари. Когда Гусев успокоился, я снова вышел на берег
реки и долго сидел на опрокинутой вверх дном лодке. Сырость, проникшая под складки одежды, давала себя чувствовать. Я
вернулся домой и лег на кан, но сон бежал от моих глаз. Меня беспокоило душевное состояние Гусева. Я решил как следует одеть его
в Императорской гавани и на пароходе отправить во Владивосток.
Первые русские скупщики пушнины появились на
реке Самарге
в 1900 году. Их было три человека; они прибыли из Хабаровска через Сихотэ-Алинь. Один из них
в пути отморозил себе ноги. Двое
вернулись назад, а больного оставили
в юрте удэхейца Бага. Этот русский болел около двух месяцев и умер. Удэхейцы были
в большом затруднении, как его хоронить и
в какой загробный мир отвести его душу, чтобы она не мешала людям. По-видимому, это им удалось, потому что дух погибшего лоца не проявил себя ничем.
— Трудно ответить на этот вопрос! Вся русская администрация Инкоу живёт
в настоящее время
в Харбине
в вагонах, готовая
вернуться тотчас по взятии Инкоу обратно, но во-первых, наши военные операции отодвинулись теперь дальше на север между Хайченом и Айсазаном, а во-вторых, японцы, конечно, постараются удержать за собою Инкоу, сделав из него базу для доставления продовольствия… Недаром они проводят дорогу от Гайджоу к морю… Устье
реки Ляохе для них драгоценно…
В заключение коронационных пиров и торжеств, дан был против Кремля, на берегу Москвы-реки, блистательный, по тогдашнему времени, фейерверк,
в котором первое место занимала аллегория, изображавшая Россию с ее победами и ее славой. Для народа это было совершенно невиданное зрелище, как и устроенный на улицах Москвы
в дни коронации уличный маскарад с грандиозным шествием, к подробному описанию которого мы еще
вернемся.
Он взял затем еще городок Ташангкан и наконец, достигнув
реки Ишим, где начинаются голые степи, и распределив дань
в этом новом своем завоевании, Ермак Тимофеевич
вернулся в Искор с огромной добычей.
Но Господь помог, и храбрецы, прогнав неприятеля и порвав цепи, спустились вплоть до устья
реки Тавды, где простояли недолго, решая вопрос, не
вернуться ли им назад, поднявшись по Тоболу
в землю вогуличей.
Он действительно ждал и продолжал движение вперед по
реке Тавде до пелымского князька Патлыка, но, к своему удовольствию узнав о невозможности перебраться за Камень
в Россию,
вернулся в зимовье Карачинское, обложив население вместо ясака доставкой хлеба.