Дождик шел уже ливнем и стекал с крыш, журча, в кадушку; молния реже освещала двор и дом. Нехлюдов
вернулся в горницу, разделся и лег в постель не без опасения о клопах, присутствие которых заставляли подозревать оторванные грязные бумажки стен.
Архиерей ничего не сказал,
вернулся в горницу, взял там дружку от того же подсвечника, подал разбойнику и говорит: «Зачем же ты, дружок, только один подсвечник взял? Ведь я тебе оба подарил».
Неточные совпадения
Арслан-Хан, маленький человечек с черными усами, весь бледный и дрожащий, сошел с лошади, злобно поглядел на Хаджи-Мурата и ушел с Иваном Матвеевичем
в горницу. Хаджи-Мурат же
вернулся к лошадям, тяжело дыша и улыбаясь.
Коковкина
вернулась в это время домой, заслышала необычайный шум и вошла
в Сашину
горницу.
В недоумении она стала на пороге и качала головою.
В брагинском доме было тихо, но это была самая напряженная, неестественная тишина. «Сам» ходил по дому как ночь темная; ни от кого приступу к нему не было, кроме Татьяны Власьевны. Они запирались
в горнице Гордея Евстратыча и подолгу беседовали о чем-то. Потом Гордей Евстратыч ездил
в Полдневскую один, а как оттуда
вернулся, взял с собой Михалка, несколько лопат и кайл и опять уехал. Это были первые разведки жилки.
Вернувшись домой, Гордей Евстратыч, после обычного
в таких случаях чаепития, позвал Татьяну Власьевну за собой
в горницу. Старуха по лицу сына заметила, что случилось что-то важное, но что именно — она никак не могла разгадать.
Пью чай, потом взбираюсь на гору из пуховиков и подушек… Просыпаюсь, спрашиваю про лодку — не
вернулась еще.
В горнице, чтоб не было холодно, бабы затопили печь и кстати, заодно, пекут хлеб.
Горница нагрелась, и хлеб уж испекся, а лодки всё еще нет.
Было уже далеко за полночь, когда Григорий Лукьянович
вернулся в свои хоромы после прослушанной им вместе с царем и остальною «братиею» церковной службы. Все домашние его давно уже спали. Он прошел прямо
в свою опочивальню особым ходом, выходящим
в сад. Ключи как от этой двери, так и от дверей, соединявших эти
горницы с остальными хоромами, были постоянно
в его кармане.
Вернувшись в свою
горницу, он сел за стол и глубоко задумался. «Ну как не осилить и Ермаку болести-то?.. Умрет она, — неслось
в его голове, и при этой роковой мысли холодный пот выступил на его лбу. Да неужели Господь посетит таким несчастием! Смилуйся, Боже мой, смилуйся!»
Яков Потапович
вернулся в свою
горницу.
Когда слуги удалились, князь Василий подошел к обоим дверям, ведшим
в смежные
горницы, тщательно притворил их и,
вернувшись на место, обратился к брату...