Неточные совпадения
Накануне того дня и через семь лет после того, как Эгль, собиратель песен, рассказал девочке на берегу
моря сказку о корабле
с Алыми Парусами, Ассоль в одно из своих еженедельных посещений игрушечной лавки
вернулась домой расстроенная,
с печальным лицом.
Хей-ба-тоу хотел еще один раз сходить на реку Самаргу и
вернуться обратно. Чжан-Бао уговорил его сопровождать нас вдоль берега
моря. Решено было, что завтра удэгейцы доставят наши вещи к устью Кусуна и
с вечера перегрузят их в лодку Хей-ба-тоу.
Утром 8 августа мы оставили Фудзин — это ужасное место. От фанзы Иолайза мы
вернулись сначала к горам Сяень-Лаза, а оттуда пошли прямо на север по небольшой речке Поугоу, что в переводе на русский язык значит «козья долина». Проводить нас немного вызвался 1 пожилой таз. Он все время шел
с Дерсу и что-то рассказывал ему вполголоса. Впоследствии я узнал, что они были старые знакомые и таз собирался тайно переселиться
с Фудзина куда-нибудь на побережье
моря.
Утром было холодно и в постели, и в комнате, и на дворе. Когда я вышел наружу, шел холодный дождь и сильный ветер гнул деревья,
море ревело, а дождевые капли при особенно жестоких порывах ветра били в лицо и стучали по крышам, как мелкая дробь. «Владивосток» и «Байкал», в самом деле, не совладали со штормом,
вернулись и теперь стояли на рейде, и их покрывала мгла. Я прогулялся по улицам, по берегу около пристани; трава была мокрая,
с деревьев текло.
Через несколько минут я и г. Б. были уже знакомы; вместе потом мы съехали на берег, и я обедал у него. Из разговора
с ним я узнал, между прочим, что он только что
вернулся на «Владивостоке»
с берега Охотского
моря, из так называемой Тарайки, где каторжные строят теперь дорогу.
Он наконец подплыл к берегу, но прежде чем одеться, схватил на руки Арто и,
вернувшись с ним в
море, бросил его далеко в воду. Собака тотчас же поплыла назад, выставив наружу только одну морду со всплывшими наверх ушами, громко и обиженно фыркая. Выскочив на сушу, она затряслась всем телом, и тучи брызг полетели на старика и на Сергея.
Гляжу, а это тот самый матрос, которого наказать хотели… Оказывается, все-таки Фофан простил его по болезни… Поцеловал я его, вышел на палубу; ночь темная, волны гудят, свищут,
море злое, да все-таки лучше расстрела… Нырнул на счастье, да и очутился на необитаемом острове… Потом ушел в Японию
с ихними рыбаками, а через два года на «Палладу» попал, потом в Китай и в Россию
вернулся.
Вера Сергеевна
с молодым Стугиным
вернулись с террасы, и всем вздумалось пройтись к
морю.
Трое суток без сна, без еды и питья, днем и ночью, и опять днем и ночью, и еще сутки в крошечной скорлупке, среди обезумевшего
моря — и вокруг ни берега, ни паруса, ни маячного огня, ни пароходного дыма! А
вернулся Ваня Андруцаки домой — и точно забыл обо всем, точно ничего
с ним и не было, точно он съездил на мальпосте [Мальпост — почтовая карета.] в Севастополь и купил там десяток папирос.
Матросы приняли это известие
с восторгом. Всем им давно уже хотелось
вернуться на родину:
море с его опасностями не особенно по душе сухопутному русскому человеку.
Мы спустились вниз к
морю, погуляли по песку, потом, когда
с моря повеяло вечерней сыростью,
вернулись наверх. Все время разговор шел обо мне и о прошлом. Гуляли мы до тех пор, пока в окнах дач не стали гаснуть отражения вечерней зари.
Мы только к рассвету
вернулись домой… Восходящее солнце заливало бледным пурпуром отдаленные высоты, и они купались в этом розовом
море самых нежнейших оттенков.
С соседней крыши минарета мулла кричал свою утреннюю молитву… Полусонную снял меня
с седла Михако и отнес к Барбале — старой грузинке, жившей в доме отца уже много лет.
Он растерянно повернулся, вышел на балкон. Над
морем стоял месяц, широко окруженный зловещим зеленовато-синим кольцом. По чистому небу были рассеяны маленькие, плотные и толстые тучки, как будто черные комки. Ордынцев постоял,
вернулся в комнату, сел на диван. За дверью было тихо. Он
с тревогою думал: что она делает? И не знал, что предпринять. И чуждыми, глупо-ненужными казались ему сложенные на столе папки
с его работами.
Его любимое создание — севастопольский флот, на который князь возлагал все свои надежды, при первом выходе в
море подвергся страшной буре, которая унесла один линейный корабль в Константинопольский пролив, где турки взяли его со всем экипажем; остальные корабли и суда были так повреждены, что
с трудом
вернулись в Севастополь. Эскадру Войновича, как некогда знаменитую армаду Филиппа II Испанского, истребили не враги, а бури.
Я не могу писать от страшных мыслей. Вдруг
с вами что-нибудь случится или уже случилось… ведь я ничего не знаю, где вы, кто возле вас, как вы едете.
Море, оно такое страшное. Земля тоже страшная, и поезда ходят так быстро. Один, без меня. А вдруг, когда вы получите письмо и захотите
вернуться и уже будете ехать, произойдет крушение… Нет, это невыносимо думать, я не хочу!