Неточные совпадения
Ну, а кто нас соединил в этом добром хорошем чувстве, об котором мы теперь всегда, всю жизнь вспоминать будем и вспоминать намерены, кто как не Илюшечка, добрый
мальчик, милый
мальчик, дорогой для нас
мальчик на
веки веков!
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой и плачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался старец Иаков, узнав, что жив еще его милый
мальчик, и потянулся в Египет, бросив даже Отчизну, и умер в чужой земле, изрекши на
веки веков в завещании своем величайшее слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердце его во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяние мира, примиритель и спаситель его!
В зале стояли оба
мальчика Захаревских в новеньких чистеньких курточках, в чистом белье и гладко причесанные; но, несмотря на то, они все-таки как бы больше походили на кантонистов [Кантонисты — в XIX
веке дети, отданные на воспитание в военные казармы или военные поселения и обязанные служить в армии солдатами.], чем на дворянских детей.
Он долго внушал Шакиру нечто неясное и для самого себя; татарин сидел весь потный и хлопал
веками, сгоняя сон с глаз своих. А в кухне, за ужином, о постоялке неустанно говорила Наталья, тоже довольная и заинтересованная ею и
мальчиком.
Артем и я привели
мальчика в сознание, он медленно поднял длинные
веки веселых, умненьких глаз, вяло спросив...
Мне этот чудак вдруг «ужасно» полюбился. Как почти все
мальчики, я с чужими либо робел, либо важничал, а с этим я словно
век был знаком.
В комнате, прилегающей к чайному магазину купца Ершакова, за высокой конторкой сидел сам Ершаков, человек молодой, по моде одетый, но помятый и, видимо, поживший на своем
веку бурно. Судя по его размашистому почерку с завитушками, капулю и тонкому сигарному запаху, он был не чужд европейской цивилизации. Но от него еще больше повеяло культурой, когда из магазина вошел
мальчик и доложил...
Парень распряг лошадей и повел их на улицу прохаживать, а проезжий умылся, помолился на церковь, потом разостлал около повозки полость и сел с
мальчиком ужинать; ел он не спеша, степенно, и Дюдя, видавший на своем
веку много проезжих, узнал в нем по манерам человека делового, серьезного и знающего себе цену.
— Ох, дети, дети, сколько они доставляют и забот, и хлопот… С девочками беда, да и с
мальчиками не сладко… Вот я, благодарю Создателя, хоть и вырастила одного, троих Бог прибрал, не дал
веку, и всем он хорош, и почтителен, и любящий, и честный, не пьяница, не мот, не развратник, а все сердце за него ноет и ноет.