Неточные совпадения
— А Пуцилло-Маляхинский?.. Поверьте, что я не умру, пока не сломлю его. Я систематически доконаю его, я буду следить по его пятам, как тень… Когда эта компания распадется, тогда, пожалуй, я не отвечаю за себя: мне будет нечего больше делать, как только протянуть ноги. Я это замечал:
больной человек, измученный, кажется, места в нем живого нет, а все скрипит да еще работает за десятерых, воз
везет. А как отняли у него дело — и свалился, как сгнивший столб.
Судьи, надеявшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни единого приветливого слова. Он в тот же день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру ему стало легче,
больной пришел в память. На другой день
повезли его в Кистеневку, почти уже ему не принадлежащую.
[Нас — психически
больного Н. С. Бобрищева-Пушкина, который думал, что его
везут под конвоем двух казаков в крепость.
Доктор велел поставить Михаилу припарки, но сказал, что необходима операция, и
больного нужно сегодня же
везти в больницу.
Именно так было поступлено и со мной,
больным, почти умирающим. Вместо того, чтобы
везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам не чаял доехать,
повезли меня в Финляндию. Дача — на берегу озера, которое во время ветра невыносимо гудит, а в прочее время разливает окрест приятную сырость. Домик маленький, но веселенький, мебель сносная, но о зеркале и в помине нет. Поэтому утром я наливаю в рукомойник воды и причесываюсь над ним. Простору довольно, и большой сад для прогулок.
Бережно
повез Степан Михайлович свою, всегда горячо любимую,
больную сестру, возбуждавшую теперь еще большую его нежность и глубокое сострадание.
— Не могу,
больную жену в Ессентуки
везу.
На третий день праздника приехал доктор, поговорил с
больною и, прописав ей малиновый сироп с какой-то невинной примесью, сказал Анне Михайловне, что в этом климате Даше остается жить очень недолго и что как последнее средство продлить ее дни, он советует немедленно
повезти ее на юг, в Италию, в Ниццу.
Чем нас подарите?» Одно и то же, одно и то же, и мне кажется, что это внимание знакомых, похвалы, восхищение — все это обман, меня обманывают, как
больного, и я иногда боюсь, что вот-вот подкрадутся ко мне сзади, схватят и
повезут, как Поприщина, в сумасшедший дом.
Брат Николая Федоровича, Павел Фермор, о котором неоднократно приходилось упоминать в этой эпопее, не мог сопровождать
больного в Штетин. Он нужен был по службе в петергофском лагере, а Николай Федорович был поручен смотрению своего товарища, по фамилии Степанова, которому вместе с
больным были поручены и деньги на его расходы и подробная инструкция, как
больного везти, оберегая его от всяких опасностей в пути. Он же должен был и устроить Николая Фермора в Берлине, согласно воле и приказанию императора.
Тогда Павел Федорович Фермор взял экипаж, посадил туда
больного брата и
повез его в «пустыню» к Сергию.
Он не нашел никого. Он бегал уже целый час. Все доктора, адресы которых узнавал он у дворников, наведываясь, не живет ли хоть какой-нибудь доктор в доме, уже уехали, кто по службе, кто по своим делам. Был один, который принимал пациентов. Он долго и подробно расспрашивал слугу, доложившего, что пришел Нефедевич: от кого, кто и как, по какой надобности и как даже будет приметами ранний посетитель? — и заключил тем, что нельзя, дела много и ехать не может, а что такого рода
больных нужно в больницу
везти.
(Бежит в цветник и
везет тележку с
больным.)
Тенеромо приводит рассказ одного студента, как он с товарищами встречал на харьковском вокзале
больного Льва Николаевича, когда его
везли в Крым. Софья Андреевна поручила рассказчику принести для Льва Николаевича из буфета чашку кофе.
Тот понял и сейчас же распорядился, чтобы была подана коляска. Глафиру Васильевну вывели, усадили среди подушек, укутали ей ноги пледом и
повезли, куда попало, по освещенной луной Москве. Рядом с нею сидела горничная из гостиницы, а на передней лавочке — Горданов. Они ездили долго, пока
больная почувствовала усталость и позыв ко сну; тогда они вернулись, и Глафира тотчас же легла в постель. Девушка легла у нее в ногах на диванчике.
Дождавшись утра, он взял у соседа лошадь и
повез Марфу в больницу. Тут
больных было немного, и потому пришлось ему ждать недолго, часа три. К его великому удовольствию, в этот раз принимал
больных не доктор, который сам был болен, а фельдшер Максим Николаич, старик, про которого все в городе говорили, что хотя он и пьющий и дерется, но понимает больше, чем доктор.
— Гражданин Ханов! Этого
больного нужно оставить, его нельзя
везти.
Больного повезла она меня зимой, почти калеку, с особым аппаратом для моей правой ноги.
Токарь Григорий Петров, издавна известный за великолепного мастера и в то же время за самого непутевого мужика во всей Галчинской волости,
везет свою
больную старуху в земскую больницу.
Оказывается, и вчерашнего приказания эвакуировать раненых они тоже не исполнили, а всю ночь оперировали. У одного солдата, раненного в голову, осколок височной кости повернулся ребром и врезался в мозг;
больной рвался, бился, сломал под собою носилки. Ему сделали трепанацию, вынули осколок, —
больной сразу успокоился; может быть, был спасен. Если бы он попал к нам, его с врезавшимся в мозг осколком
повезли бы в тряской повозке на Фушунскую ветку, кость врезывалась бы в мозг все глубже…
Через пять дней его, уже совершенно
больного,
повезли в Яссы.
Первые дни он хотя с трудом, но выносил дорогу. Потом это ему сделалось не по силам, и он принужден был остановиться в деревне, невдалеке от Вильны. Лежа на лавке в крестьянской избе, он стонал в голос, перемежая стоны молитвами и жалея, что не умер в Италии. Однако припадки болезни мало-помалу стихли,
больного опять положили в карету и
повезли дальше.